Не оставляющий следов: Обретение (СИ) - Воробьева Елена Юрьевна - Страница 50

Столица Танджевура действительно переместилась в империю из каких-то иных времен и пространств. Если кварталы Бахара казались изысканно-старинными, то в узких переулках Хариндара воистину таилась бездна седых веков. Сложенные из истертых каменных блоков стены, чуждые глазу громоздкие конструкции жилищ, огромные деревья, взрывающие узловатыми корнями растрескавшуюся мостовую, производили мрачноватое впечатление. Не улучшали его тучи насекомых, вопли животных и толкотня людей, зловоние гнилых фруктов и испражнений... Но порыв влажного ветра вплетал в эту какофонию запахов тонкий аромат благовоний, а ажурные кованые решетки ворот порой приоткрывали вид на роскошные цветущие деревья и подстриженные кусты, многократно отражающиеся в бассейнах и фонтанах. Величественные формы и изощренная архитектура храмов Вечносущего Неба, увенчанных колесом виджраты радовали даже искушенный взор знатока. То тут, то там в толпе мелькали яркие, отделанные золотом покрывала, скрывающие гибкие фигуры чернооких красавиц, сопровождаемых молодцеватой охраной. Крепкие вояки грозно хмурили брови и пинками прогоняли с дороги нищих, тянущих свои грязные руки к воплощениям молодости и красоты. К центру столицы торжественно проследовала пышная процессия важного чиновника: тут тебе и слон, и богато украшенная попона на нем, и опахала, и свита, видом не менее надменная, чем лик господина с двумя подбородками, на виске которого я с удивлением обнаружил синий ромб младшей ветви своей семьи... Надо же! Видимо, благодаря щедрости природы этого благословенного края даже вечно тощие канцелярские крысы-Иса могут приобретать потрясающий воображение объем.

На пересечении улиц два бедно одетых юноши аккомпанировали костлявому пожилому певцу. Флейта и бубен на их татуировках слабо соотносились со струнным ситаром и барабаном-мридангом в руках, но играли они превосходно. Певец виртуозно владел голосом, хотя сила его осталась далеко в прошлом. В стоящей рядом чаше тускло блестело лишь несколько медяков. Музыкантов то и дело толкали деловито снующие горожане. Гул толпы почти заглушал слова песни.

...Парами пчелы, любимый с любимой,

В каждом цветке наслаждаются медом.

Самок щекочут олени рогами;

Лаской разнежены, жмурятся самки.

Лотосом пахли прохладные воды.

Хобот наполнив пахучею влагой,

Ею слона обдавала слониха;

Лотосом птицы кормили друг друга...[20]

Я невольно покраснел и гордо задрал подбородок, скрывая смущение, за что был одарен ехидной ухмылкой Учителя Доо. Мысли мои он читает, что ли?

Наш путь проходил через небольшую площадь, до краев заполненную народом. В самом центре пыль ее древних плит орошала кровью пара забияк, сцепившиеся в схватке не на жизнь, а на смерть. Народ криками поддерживал своих фаворитов, самые ушлые принимали ставки на победителя. Какая-то ветхая старушка в первых рядах воинственно подбадривала одного из драчунов и пыталась пнуть другого, но трое вооруженных до зубов стражников в сияющих панцирях и плащах цвета марийон-нуар жестко придерживали ее за локотки и не пускали в драку. Охраняли, так сказать, порядок на вверенной им территории. Можно подумать, бабулька хоть для кого-то представляла опасность! Пронырливые лоточники бойко расторговывались лепешками с острой бобовой начинкой. Мы решили задержаться и перекусить уличной едой, рискнув здоровьем.

Через десять-пятнадцать минут, в самый разгар драки, толпа раздалась под напором еще троих стражей. Эти были одеты в старую кожаную броню, пропыленные и изрядно уставшие. Тем не менее, за считанные секунды скрутили драчунов и под разочарованные вопли зевак потащили их в кутузку. Перед уходом старший патруля погрозил кулаком старушке, визгливо призывающей гнев богов на его голову, и плюнул под ноги франтоватым коллегам.

– Бравые молодцы в плащиках – это вояки Куккья, – неодобрительно поджав губы, пояснил пожилой продавец воды. – Толку от них совсем чуть. Так, для красоты – Куккья же. Ежели кто и работает здесь, то вот, как и всегда, отставники Тулипало. Платят им совсем гроши, а работа собачья. Пока щеголи дань с торговцев собирают, эти за ворами да бандитами охотятся. Ну и режут их, не без того. Мало сейчас хороших стражников... Непорядок в Хариндаре, как есть непорядок.

Мы пересекли еще пару проспектов, необычно широких для тесно застроенного города. Учитель Доо остановился у глухих тяжелых ворот, украшенных сложной чеканкой. Они мало чем отличались от входов в соседние дома, дарящих ощущение спокойного достатка. На стук вышел слуга и гостеприимно распахнул перед нами створки.

– Гость в дом, радость в дом! – навстречу спешил величественный старец, потряхивая седой гривой волос, укрощенной искусным цирюльником.

Сухое смуглое тело обернуто в кусок великолепного полотна, туго обвившего бедра. Широкий шарф на груди уложен изящными складками. Большие зеленые глаза, тонкие, немного нервные черты лица, на виске татуировки розы и резца... Томительно пахло сандалом и мускусом

– Да хранят тебя все боги земли и неба, почтенный Шандис Васа Куккья, – мой спутник вежливо поклонился. Я последовал его примеру.

– Подобно пылающему огню в ночи приходишь, Странник Доо, – склонил голову и прижал ладони ко лбу. – Все будет так, как тебе по сердцу. Все будет так, как тебе угодно. Все будет так, как тебе желанно.

Слуги проводили нас в гостевые комнаты, объединенные просторным общим залом. Моя спальня представляла собой небольшое помещение с огромной нарочито грубо вытесанной кроватью, застланной толстым шерстяным покрывалом. Массивный комод, густо украшенный резьбой, низкий столик, на котором стояли традиционная чаша с фруктами и кувшин с водой. Красиво, но чуждо. У нас в Бахаре даже солидныя мебель выглядит изящнее. Огромное окно забрано алебастровой решеткой. Сквозь ее причудливые узоры с трудом протискивались лучи заходящего солнца.

Мне помогли распаковать дорожный мешок, доставили чистую одежду и унесли походную, пообещав привести ее в порядок. В спальне была еще одна дверь, за которой скрывалось помещение с крохотным бассейном и отхожим местом, деликатно отгороженным ширмой. На каменной скамье выстроились в ряд плошка с жидким мылом, брусок пемзы, сандаловые палочки для чистки зубов, стопка мягкой хлопковой ткани. Едва ли что-то еще могло доставить большее наслаждение. Я с удовольствием перенял привычку южан мыться два раза в сутки, в дороге этого очень не хватало. Вода охладила разгоряченное тело, смыла пот и пыль, успокоила волнение. Впервые переступил порог чужого дома и боялся оскорбить хозяев незнанием принятого у них уклада.

Вскоре за нами пришли. Через слоновьи ворота, с улицы, прошли в сад с фонтаном и закованным в гранит водоемом, важными павлинами, расхаживающими между гибискусом и жасмином, разноцветными попугаями в клетках. Сию, маскируясь в траве, крался познакомиться с птичками поближе. В беседке из белоснежного мрамора Шандис Васа Куккья ждал торжественно шествующего по дорожке Учителя Доо, облаченного, как и я, в широкую длинную рубаху, украшенную по вороту и подолу затейливой вышивкой. Закатное солнце подмешивало к спокойным краскам сумерек свою непревзойденную киноварь, распуская ее по зеркальной глади Манитулоо, блистающей сквозь листья деревьев и завитки металлической ограды сада.

Почетного гостя усадили на медный табурет с восемью гнутыми, словно вывернутыми ножками. На шелковом сиденье лежала простая травяная подстилка с разлохмаченными краями. Двое слуг принесли бронзовый тазик и высокий глиняный кувшин. Омыли сначала левую ногу Учителя Доо, затем, после какого-то бормотания, правую. Далее подали воду для омовения рук, уже в серебряном тазике. На поверхности плавали лепестки цветов и неочищенные зерна ячменя. У нас дома таким иногда угощали коней. Учитель сложил ладони пальцами вверх, часть воды вылили на них, а оставшуюся демонстративно выплеснули. Шею окутали гирляндой из мелких синих цветков.

Сам хозяин с поклоном поднес чеканную золотую чашу. Учитель Доо перемешал содержимое большим и безымянным пальцем и торжественно проговорил: