Дом смерти (ЛП) - Пинбороу Сара - Страница 15

Я смотрю на липнущие к ногам водоросли.

— Не получится. С приливом тут наверняка полно воды. Все смоет в море.

Стены влажные и покрыты морской слизью, но нам удается найти пару больших и почти сухих камней. Мы сидим, едим бутерброды и смотрим на воду.

— Красиво, правда? — с набитым ртом спрашивает Клара.

— Правда.

Она смотрит на меня со счастливой улыбкой. Кусок бутерброда, который я с трудом проглатываю, липнет к глотке. Я говорил вовсе не о пляже и о не море. Длинные густые волосы тугими рыжими локонами обрамляют ее лицо. Ветер успел хорошенько их потрепать, и теперь в темноте они немножко похожи на дреды. Щеки разрумянились, глаза горят. Живые, яркие глаза. Как я раньше не замечал, какая она красивая?

— Ты похожа на русалку, — ни с того ни с сего выдаю я, — которая по ночам выходит на берег посидеть в этой пещере и подумать, каково это — быть человеком. А потом начинается прилив и уносит ее обратно к родному народу на дне моря.

Понятия не имею, откуда взялись эти слова. И почему я не смог вовремя заткнуться? Она же меня на смех поднимет! Но ничего такого не происходит. Несколько секунд Клара молча смотрит на меня, а потом снова принимается за бутерброд.

— Хорошо сказал, — говорит она, когда с едой покончено, и снова смотрит туда, где усыпанное звездами небо касается нашептывающего тайны моря. — Волшебно. Хотела бы я быть русалкой.

— Нам пора возвращаться.

— Нужно снова сюда наведаться.

— Обязательно.

Мы идем по пляжу обратно к проходу в скалах. На грот я не оглядываюсь. Нет нужды.

Выйдя на дорогу, мы останавливаемся, чтобы стряхнуть песок с одежды и обуви. Ни к чему давать всевидящим медсестрам повод для подозрений. Отряхнув друг другу спины, мы идем к дому. Ночь медленно, но уверенно приближается к рассвету, и мы стараемся запомнить все, чего не видели раньше. Остров явно не большой — максимум километра два в радиусе. Домов не видно. Может, где-то и есть один-другой, но вряд ли. Кто бы стал здесь жить? Тут же делать нечего.

— Смотри, — тихо говорит Клара.

Сначала я ничего не вижу, а потом замечаю полоску света между покрытым травой бугром и вершиной утеса.

— Нам надо возвращаться.

— Всего на минутку! — Она бежит на обрыв, я следом. — Там наверняка причаливают катера. — За обрывом действительно виднеются какой-то дом и широкий причал, врезающийся в берег. — Только посмотри — оттуда дорога ведет прямо наверх. — Подъем здесь более пологий, чем в других местах. От причала до того места, где мы стоим, ведет гладкая утрамбованная грунтовка. — Как думаешь, в этом доме кто-то живет? Какой-нибудь привратник, например?

Клара так говорит, словно мы живем в каком-то сказочном замке, а не в Доме смерти.

— Может быть. Должен же кто-то указывать путь к берегу, — выдумываю я на ходу. О лодках я ничегошеньки не знаю.

— Надо узнать, когда в следующий раз доставят продукты. — Она уже не улыбается. Глаза задумчиво сощурены. — Мы могли бы сбежать на лодке. Уедем туда, где нас никто не знает, и доживем остаток дней, как захотим.

Я не знаю, что ответить. В голове слишком много мыслей. Но пока над нами висит тень дома, одна все-таки звучит яснее остальных: какие бы планы мы ни строили, для начала надо дожить до следующей доставки продуктов.

— Пойдем, — говорю я и тяну ее за руку, как ребенка.

Не хочу, чтобы нас поймали. Не хочу играть в «Орел или решка» с Кларой.

Спину пригревало солнце, а кожа зудела от высохшей соли. Снова и снова они забегали в море и с криками и воплями выбегали обратно на берег. Вода была такой холодной, что смех так и рвался из груди. Мама даже пару раз выругалась, бросаясь в волны вслед за Тоби, лишь бы поскорее пережить шок, а потом, визжа, выскакивала на песок, отчего он смеялся до слез.

Ему было тринадцать. Наверное, в таком возрасте уже не радуются отпуску в компании родителей, но школа осталась в другой эре, а те две недели на море были бесподобными. Долгие дни на залитом солнцем пляже, поездки в аквапарк, на ярмарки и в цирк, тонны сахарной ваты, мороженого и пакетиков с жареной рыбой и картошкой, бесконечные прогулки по мощеным улочкам с магазинами, в которых полно сувениров и украшений ручной работы, и кафешками, где подают чай со сгущенкой и слойки с мясом. В домике, который они снимали, были джакузи и целая полка с дисками. Каждый вечер они играли в карты или сидели вместе на диване и смотрели фильмы, пока не засыпали прямо перед телевизором.

Иногда в детстве Тоби хотелось, чтобы у него был брат. Или даже сестра. Они бы играли вместе… Но те дни давно прошли. Он не мог себе представить, чтобы в их семье был кто-то еще. Чтобы папа так же ерошил чьи-то волосы, как ерошил у него на макушке. Чтобы мама еще кому-то улыбалась с такой любовью, что у нее морщился нос. Они были его родителями. И только его. И Тоби был счастлив, что они у него есть. Они любили его, а он любил их. Конечно, со временем он перестанет так явно демонстрировать эту любовь — он уже чувствовал зов «крутости» и желания тусоваться с друзьями, а не с родителями. Но в то лето взросление откладывалось на неопределенное будущее, а побыть с мамой и папой казалось самым настоящим на свете счастьем.

Сегодня был последний день. Папа лежал в шезлонге и читал какой-то старый шпионский триллер, а Тоби с мамой бродили по пляжу, выискивая красивые ракушки, которые потом заберут домой.

— Тоби, смотри! — позвала мама.

Он как раз ходил по отмели, снова и снова радуясь тому, как набегающие волны вымывают из-под ног песок. Смотрел на отблески солнечных лучей на воде и ни о чем не думал, как это бывает, когда вокруг тепло и ни на небе, ни в мыслях не сгущаются тучи.

— Иди сюда! Я кое-что нашла!

В руку Тоби легло что-то черное и кожистое на ощупь. Продолговатая штуковина с четырьмя длинными мягкими зубцами с обеих сторон.

— Что это такое? — спросил он, стирая с гладкой поверхности песок.

— «Русалочий кошелёк». Говорят, русалки иногда забывают их на берегу, когда возвращаются в воду. Вроде как сумочку забыть в гостях. А моряки специально их ищут, на удачу.

— Нет на свете никаких русалок, — саркастично заметил Тоби.

— С чего ты взял?

— Да все об этом знают!

Ему было тринадцать. Поздно верить в сказочное волшебство, Деда Мороза и Зубную фею. Может быть, где-то в глубине души он еще верил в страшного полтергейста, но только по ночам, когда не мог уснуть.

— А что это на самом деле? — спросил он.

У мамы поникли плечи, как будто ветер перестал надувать ее паруса, потому что сын уже вырос.

— Яйцевая капсула. Рыбы откладывают туда икру, а потом появляются мальки, которые могут плавать самостоятельно. Но мне больше нравится версия про русалок.

Несколько секунд Тоби смотрел на то, что лежало в его руке. Мама поднялась на ноги и пошла по берегу.

— Мам! — крикнул он.

— Что?

— А давай положим его туда, где ты нашла. Вдруг русалка вернется и будет искать свой кошелек.

Мамино лицо озарилось улыбкой, от которой она выглядела, как подросток, а не женщина в преклонном возрасте за тридцать. И Тоби был счастлив. У него самая лучшая мама на свете, и если она хочет, он поверит в какое угодно волшебство.

— Предлагаю взять папу и съесть по мороженому. Я еще точно не все попробовала, — предложила мама, закапывая «русалочий кошелёк» во влажный песок. — Это же наш последний день. Можем наедаться до отвала! Идет?

— Идет.

Идеальный финал идеального отпуска.

Следующей ночью мы опять перебираемся через стену. Вернувшись, ставим на место скамейку и уже собираемся залезть в дом через кухонное окно, как вдруг находим птицу. Она лежит у больших черных урн для мусора сбоку от запертых ворот. Под странным углом к телу вытянуто крыло, в основании которого зияет рана. Но птица все еще дышит, тельце под перьями теплое. Клара берет ее в руки, и несколько секунд мы молча стоим, не зная, что дальше делать. В конце концов я снимаю толстовку. Очень осторожно мы заворачиваем в нее птицу.