Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород (СИ) - Ли В. Б. - Страница 2

— Смотри, смотри, Желислав, уже дышит! И веки дрожат!

— Не тычь пальцем, Тихомир, а то в придачу еще и глаза ему проткнешь. Мало ли, что едва голову не разбил!

— Но я же не нарочно! Варяжко сам вдруг встал и не защитился, а я уже не мог остановить меч. Перуном клянусь!

Мезенцев медленно, стараясь не разбудить унявшуюся боль, открыл глаза и увидел склонившихся над ним двух парней — один постарше, лет двадцати, а второй совсем юный, наверное, нет и шестнадцати. Смутила неокрепший разум одежда на них, вернее, какая-то сбруя, как в фильмах о древних воинах — на голове железный шлем с острым верхом и кольчужной сеткой, закрывающей шею, на теле кольчуга с коротким рукавом и стеганой рубахой под ней из грубой ткани. Мысли еще не совсем пришедшего в себя Мезенцева заметались — кто эти ряженные под старину парни и что вообще здесь происходит? Беглого взгляда вокруг хватило понять — он в совершенно незнакомом месте.

— Варяжко, Варяжко, ты как? — услышал обращенный к нему вопрос младшего с заметной ноткой беспокойства.

— Почему Варяжко? — подумалось Валерию Николаевичу, но ответил тому, непроизвольно подстраиваясь под говор парней: — Вроде в порядке. Только что случилось и где я?

— Как где, в княжеском дворе, конечно! Мы же с тобой бились тупыми мечами, ты вдруг встал, как вкопанный — я и попал в шелом невзначай. Напугал меня — лежишь бездыханный, даже не шевельнешься, вот и позвал на подмогу Желислава.

— Погоди, Тихомир, — остановил зачастившего юнца старший, а потом сказал Мезенцеву, всматриваясь тому в глаза: — Погляди-ка на меня, Варяжко, что-то у тебя не все ладно!

— Что же со мной произошло — задавал себе вопрос искатель приключений, — и как же я здесь оказался?

Ответить не мог, так и с недоумением смотрел на старшего парня. Тот после недолгого размышления выдал свое заключение: — Да, Варяжко, видно, не обошлось с твоей головой без урона от крепкого удара. Ты хоть помнишь — кто ты и кем доводишься нам?

Желислав попал со своей догадкой в самую суть — Мезенцев не имел никакого представления об этом Варежко, также, как и о том — какое тот имеет отношение к нему самому. Не стал высказывать свои мысли вслух, произнес только два слова: — Не помню.

Старший покачал головой, после сказал сочувственно: — Ладно, Варежко, пойдем в гридницу. Отлежишься, может быть, и полегчает. Да окажет тебе благость Купала, вернет тебе память, просветлит разум!

Услышанное и увиденное вокруг — люди в старинных одеждах, причудливые строения как в музеях-усадьбах или на картинах о далеком прошлом, убеждало Мезенцева о невероятном. Каким-то фантастическим образом он перенесся из тайги в совершенно неизвестный мир, притом, похоже, в какую-то древность. Если, конечно, все происходящее — не бред свихнувшегося ума или не тщательно воссозданная, до мельчайших деталей, ролевая сцена почитателей старины. Окончательно перебороло упирающийся в неверии разум собственное отражение в бочке с водой — к ней заботливо, держа под руку, подвел его умыться Тихомир. Увидел не привычное лицо зрелого мужчины, как в зеркале по утрам, а юнца, ровесника стоящего рядом парнишки.

Стоял, вцепившись руками в края бочки, долгую минуту разглядывал свое новое лицо. Даже поводил головой, лишний раз убеждаясь, что отражение его. Получается, что он теперь не Валерий Николаевич Мезенцев, отставной офицер возрастом за пятьдесят, а какой-то Варяжко, о котором ничего не знает. О своем прошлом, похоже, нельзя никому проговориться — если он попал в древность, то неизвестно, как окружающие люди воспримут вселение его сознания в тело юноши. Могут и заморить, пытаясь изгнать беса или еще кого-то! О прежнем теле, что случилось с ним в оставшемся по ту сторону света мире, старался не думать — вряд ли он там выжил. Больше жалел о жене, даже загрустил по ней, о детях и внуках.

Какой-то растерянности Мезенцев не испытывал — первое ошеломление прошло, уже более хладнокровно думал о том, что же ему предпринять. Сдаваться на милость нынешним обстоятельствам он не собирался, какие бы трудности не ожидали впереди. Так прежде переносил все выпавшие на его долю невзгоды, а сейчас тем более — речь может пойти даже о выживании в неизвестном мире. Разглядел обстоятельнее себя — на нем такая же кольчуга и поддоспешная рубаха, что и у парней, сапоги из мягкой кожи без каблуков, широкий поясной ремень с ножнами, тоже из кожи. Новое тело не давало повода жалеть о прежнем — по-юношески стройное, но уже сейчас крепко сбитое, только ростом поменьше, жилистые руки с выступающими прожилками вен и мозолистыми ладонями. Правда, после перенесенного потрясения — в самом буквальном смысле, еще слабое.

Мезенцев или Варяжко, кем он исподволь стал считать себя, брел на неверных ногах под руку с Тихомиром через просторный двор — размером почти с футбольное поле, к высокому бревенчатому строению — хоромам, как подсказывала память, в два яруса и надстройкой — теремом. Поднялся не без труда на высокое крыльцо, украшенное резьбой по дереву, вместе с поводырем вошел в сени — большую горницу, в которую сквозь два узких окна с решетками и мелкими стеклами лился скудный свет. Сразу за входом увидел двух воинов постарше, с мечами на поясе. — Вы куда, отроки? — встал перед ними один из стражей, — в трапезную еще не время.

Княжеский двор с хоромами

— Мы не в трапезную, Микула, — поторопился объяснить Тихомир, — я невзначай зашиб мечом Варяжко. Желислав велел отвести дружка в гридницу отлежаться — сейчас его ноги не держат, да и с головой неладно.

Тот посмотрел на Мезенцева внимательно — наверное, его не совсем здоровый вид вызвал жалость, произнес сочувственно: — Ладно, идите. Что же ты, Варяжко, так опростоволосился? Намедни сам князь тебя хвалил — добрый будешь гридень, а тут от меча не уберегся!

— Или ты подлым ударом его подловил, Тихомир? — спросил с осуждающей ноткой, обернувшись к сопровождающему.

Отрок поспешил снять с себя подозрение в неблаговидном поступке: — Ни в жисть, Микула! У нас все по честному проходило, только он вдруг встал, а я не успел остановить меч, ударил по шелому.

Из сеней вышли в узкий, расходящийся в обе стороны, коридор, повернули направо — налево, как обмолвился Тихомир, вход в трапезную. Проходили мимо дверей в светлицы, где жила княжеская челядь, почти в самом конце коридора вошли в просторную комнату с поддерживающими свод столбами и лавками вдоль стен. На ближней стене висели щиты и мечи, в стойках по углам разместили копья, секиры, боевые топоры на длинной ручке. Прошли к одной из лавок, Тихомир споро расстелил на ней дерюжку, взятой из нижнего комода, помог еще снять амуницию, сложил ее рядом. С чувством исполненного долга, облегченно вздохнув, проговорил: — Ладно, Варежко, отдыхай. Я тебе позже принесу обед, ты сам никуда не ходи. Если по малой нужде — сходишь в ту бадью, по большой уже надо во двор. Все, я побежал — Желислав спуску мне даст, особенно из-за тебя.

Наконец-то Мезенцев-Варяжко остался один, мог спокойно поразмыслить об увиденном и услышанном. Не сомневался, что каким-то неведомым путем его занесло в Древнюю Русь, еще языческую — судя по упоминаемым богам и вырезанным из дерева статуям во дворе, хотя и видел надвратную башню с крестом. Историю Руси в своем мире знал не сказать, что хорошо, да и в этом она может идти по другому, но постарался вспомнить, хотя бы по крохам, известные ему факты и события. О князьях, правивших в то время — от Олега до Владимира, могуществе Руси, ее врагах, междоусобице, насильном крещении в православие. Нужна была информация об этом мире — что же в нем происходит, насколько близко к тому, что ему ведомо. А дальше видно будет, как ему самому поступить.

К тому времени, когда пришел с обещанным обедом Тихомир, чувствовал себя терпимо — перестала болеть голова, только кружилась, если он напрягался. Да и вставал уже легче, ходил по огромной палате — похоже, что гридница все же не привычная ему казарма, а больше для сбора воинов — дружинников. Придержал дружка — ему показалось, что между отроками приятельские отношения, судя по заботе о пострадавшем товарище, — когда тот хотел уйти, задавал вопросы, не прерывая обеда. Может быть, они показались ему странными, но отвечал обстоятельно, по-видимому, памятуя о злосчастном ударе в голову.