Плоды манцинеллы - Сугробов Максим Львович - Страница 49

— Хороший получился монолог. Содержательный и интересный.

— Считаешь? — Тэйе размашисто кивнула. — Ну ладно… Хотя по мне — ничего особенного. Обычное детство.

— Не для меня.

— В смысле?

Девушка тяжело вздохнула, сделала очередной маленький глоток согревающей жидкости, мечтательно посмотрела куда-то вдаль и… Начала свою историю.

Она рассказала о месте, в котором родилась и выросла. Нант. На самом западе Франции, недалеко от побережья Атлантического океана. Тихий город, идеально подходящий для размеренной жизни, насыщенный искусством и старой архитектурой.

— Но детство я провела в дороге, — улыбнулась Тэйе.

Клод Серрма перевозил грузы. Ближние или дальние дистанции, соседние города или отдаленные точки Европейского союза — без разницы, любая работа была в радость. Он даже пропустил рождение дочери, вернувшись домой лишь через неделю после того, как Тэйе появилась на свет.

— Он зарабатывал деньги, причем весьма неплохие, насколько я помню. Но мама, — ее имя Энди так и не узнает, — считала, что этого недостаточно.

Девочка запомнит ругань. Не точные воспоминания, а так, мутные всполохи давних событий, что упрямо осядут в памяти, рисуя образ родителей в серых тонах. Сознательная жизнь Тэйе начнется уже после ухода матери.

— Я не знаю, — она удивленно вскинула брови. — Отец никогда не говорил мне о ней. Почему ушла, после чего… Но мне достаточно того, что даже лицо ее не запомнилось.

Мать не навещала дочь. Не писала писем, не дарила подарков. Девочка осталась с отцом и именно он, отец, подарил ей счастье и лучшие годы жизни. Сразу после ухода матери, папа забрал Тэйе с собой. Посадил девочку на заднее сиденье огромного Мана и отправился в путь. За новым рассветом.

— Он мог оставить меня с нянькой, но решил иначе, — она кивнула своим мыслям. — И правильно. Если бы папа уехал, я бы и вовсе росла без родителей.

Она повидала десятки стран. Чехия, Словения, Болгария, Германия, Греция… Вся Европа пронеслась под колесами грузовика за несколько славных лет. Девочка не пошла в школу, как подобает обычным детям, не получила свой первый скан НСГМ, как уже было принято в обществе. Тэйе росла на сиденье Мана, каждый день встречая как первый — новые лица, невиданные места, незнакомые языки.

— Я любила дорогу, — вспоминая, сказала она. — Все еще помню этот запах небольших городков и мелких закусочных, — девушка шумно втянула воздух. — Мясо, специи и дым. Вот чем пахло.

Тэйе с любопытством изучала мир. Девочка выхватывала чужие фразы, традиции, привычки. В Англии пили терпкий чай, в Баварии горькое пиво, в Италии пьянящее вино. В Испании она познакомилась с острой кухней, на востоке Европы вкусила мясные блюда Сербов, на севере — сыры и колбасы. С самого детства Тэйе впитывала черты десятков национальностей, она изучала языки в процессе живого общения и познавала грамоту различных стран из множества книжек. Тогда и пришла любовь к чтению.

— Все подряд, как я уже говорила. Сначала рекламные брошюрки, потом желтые журналы. А после них… Понеслось, — смеясь, протянула она. — Книги, книги, книги. На разных языках, для разных целей…

Хаксли и Маркес, Набоков и Мартин, Брэдбери и Кафка. Тэйе не могла читать сказки — они казались ей фальшивыми, набитыми ложью и дуростью глупых людей. В сказках всегда был счастливый конец: если мама уходила, то оправданно, с целью, если мама уходила, то чтобы вернуться. Уже в девять лет девочка поняла, что в жизни все иначе.

— А потом, — печально произнесла она. — Потом все изменилось.

В 2033 году, когда Тэйе исполнилось двенадцать, очередное изобретение какого-то ясного ума поразило мировой рынок. Умный автомобиль. Но не простой автомобиль — перевозчик грузов. Точный, быстрый и надежный. И доступный, как зубная щетка.

— Отец еще какое-то время держался в строю за счет старых связей и отношений. Но потом и они испарились.

Какой смысл платить деньги перевозчику, когда его работу может выполнить механизм, не требующий постоянной платы? Какой смысл в поддержании отношений с человеком, отношения с которым и вовсе не нужны?

Новость об умном автомобиле Тэйе восприняла с радостью и неподдельным интересом. Ведь это значило, что теперь они с папой могут сидеть на заднем сиденье, играть в карты или читать книжки, пока машина сама выполняет работу. Вот только отец помрачнел и сделался раздражительным…

— Денег у нас хватало, скопилось как-то. Мы особо не тратили — ни в поездках, ни во время редких перерывов. Но старый добрый папа изменился до неузнаваемости.

Клод любил дочь, любил больше жизни. Но в этой самой жизни он знал лишь одно дело — крутить руль. И, когда ремесло перевозчика сделалось ненужным, впал в мощнейшую депрессию. Он просиживал целые дни перед телевизором, без разбора покупая товары и услуги из цветастых реклам, косил газон, лениво и отрешенно, пытался поддерживать контакт с Тэйе, но безуспешно. Отец отдалялся от дочери, но сам этого не замечал. А если и замечал, то не решался что-либо исправить.

— Было жутко, когда я осознала свое положение, — она взглянула на Энди поверх кружки. — Мне было тринадцать, почти четырнадцать, и в Нанте я знала только отца. Другие дети казались мне существами из иного мира. Все, что я имела — сотни прочитанных книжек. Но кому было до этого дело? — Тэйе виновато кивнула. — Верно. Никому.

Девочка резко оказалась изгоем. Бессчетное количество раз она пыталась завладеть вниманием отца, но тот либо отмахивался, либо уныло кивал на ее просьбы, предлагая вернуться к чтению книжек. А юный разум сделал вывод — раз самый близкий человек, единственный и важный, проявляет такое безразличие, то чего стоит ожидать от тех, кто и имени ее не знает…

— Хреново было, — подытожила она. — Очень хреново. Где-то до 39-го.

Почти пять лет девочка провела в одиночестве: дома, на улицах города, в полюбившемся парке недалеко от Нантского университета, где так приятно и уютно читалось под сенью древнего, могучего дуба. Присутствие отца не ощущалось вовсе. Иногда он, правда, мелькал в ее жизни — в те особенные дни, когда депрессия, что переросла в озлобленность и безразличие, ослабляла хватку. Тогда он, как бывало раньше, нежно будил дочь, готовил ей завтрак и предлагал куда-нибудь поехать. Не по работе, не за грузом, нет — просто сесть в машину и медленно покатиться вперед, выбрав любую из Европейских дорог. В первый из таких разов маленькая Тэйе чуть не лопнула от счастья. Ведь папа вернулся. Они готовились к путешествию, весь вечер выбирали маршрут, вспоминая, как когда-то уже ездили по этим дорогам. Они улыбались друг другу, а сердце девочки трепетало, когда сильные руки заключали ее в крепкие объятия.

Но за разговорами ничего не последовало. На следующий день Клод вновь предложил дочери вернуться к книжкам.

— И такое случалось частенько. Так паршиво было каждый раз… Уже после третьего я начала злиться, считала его обманщиком, — она печально посмотрела на Энди. — И сейчас мне за это стыдно.

Пасмурной осенью 2039 года, в самом начале сентября, Тэйе нашла новую книжку. В мягком переплете, потрепанную, как гроссбух старика, с блеклыми пометками на полях и частыми пояснениями от переводчика — сборник рассказов русских писателей. Девушка погрузилась в чтение, привычно расположившись на лавочке возле дуба. Она дошла до нового автора, прочитала повесть под чарующим названием «Гранатовый браслет» и, улетев мыслями куда-то далеко, в прошлое прочитанной истории, задумчиво следила за медленным движением облаков.

— Привет.

Тэйе оглянулась. Рядом с ней, в стороне от дорожки, сидел парень. Он расположился прямо на траве, подогнув ноги в позе лотоса, и внимательно изучал девушку.

— Что читаешь?

— Книгу.

— Это я вижу, — незнакомец прищурился. — Выглядит древней. Что это?

— Рассказы.

— Хорошие?

Тэйе покрутила книжку в руках, аккуратно провела пальцем по переплету, сгладила отогнутый верхний уголок, который тут же упрямо высунулся вперед, и ответила: