Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман) - Френч Джон - Страница 17

— Он не понимает своего места в высшем замысле… — выплюнула одна фигура.

— Преклонение не значит ровным счетом ничего, — ответила другая.

— Так говорят лишь те, перед кем не преклоняются.

— Его неведение — услада большая, чем возможность принятия им правды.

— Он опасен.

— Он слаб, неудачи следуют за ним по пятам.

— Не потому ли, что ему предопределено проиграть?

— В этом вопросе нет ничего предопределенного.

— Ты уверен?

— Это вопрос парадокса.

— Лесть — не мудрость.

— В мудрости нет правды.

— Он послужил нам, — оборвал гомон голос.

Бесы познаний на верхних ярусах Библиотеки замерли в нерешительности, когда на чертоги опустилась тишина. Прежде здесь никогда не бывало тихо.

Толпа демонов в ужасе пала ниц.

Сущность над ними, частью которой они являлись, но в то же время были совершенно от нее отдельны, шевельнулась в одеяниях из света и молний. Смертные в своем неведении называли ее богом, но она не была божеством. Она была превыше богов и молитв. Магия и судьба свивались вокруг нее, словно туман вокруг башни. На коже сущности открылись бесчисленные рты. Языки облизнули губы. Блеснули клыки. Защелкали клювы. Вдалеке, в бесконечности парадокса, что тянулась от Крепости, молчание Изменяющего Пути заставило демонов в страхе бежать. Высшие демоны и принцы Двора Изменений ждали. Они ощутили, как переворачиваются судьбы и лопаются нити бытия, когда бог магии и лжи — который был богом лишь благодаря краже — задумался о судьбе единственного смертного.

«Он послужил, и послужил хорошо, — промолвил бог. Каждый рот произносил те же слова, но используя другой язык и интонацию. — Он заработал награду, которой заслуживает, но к которой никогда не стремился. Он получит ее».

При этом заявлении по Двору Изменений прокатилась дрожь. На полках и ярусах Библиотеки синие демоны зашипели друг на друга из-за спин своих вожаков.

Бог — который был богом лишь с точки зрения смертных — шевельнулся и заговорил снова.

— Приведите Вора Лиц.

Высшие демоны переглянулись между собой, пытаясь придумать, как исполнить либо извратить приказ повелителя. Все они знали сущность, вызванную Изменяющим Пути, но никто понятия не имел, где она находится и как привести ее сюда. Такой была ее натура — быть непостижимой.

— Я здесь, — раздался голос, и толпа демонов расступилась вокруг одного из членов собрания.

Он ухмыльнулся им освежеванным лицом стервятника, а затем оно исчезло. В воздухе перед ними зависло новое существо. Его тело было закутано в мягкие синие шелка, а вместо лица под капюшоном зиял черный провал. Прочие демоны зашипели на него, но он медленно склонил голову, словно птица, опускающая клюв в неподвижную воду. Как и все они, он обладал множеством имен и титулов, но среди смертных, терзаемых знанием о его существовании, был известен как Перевертыш, и только бог — который был выше богов — знал его истинное имя.

«Ты отправишься к Ариману, — приказал Изменяющий Пути. — Пройдешь по тонким стезям. Своим присутствием ты не должен повлиять на его планы. Ты должен прибыть лишь под конец. Не раньше. Не позже».

Перевертыш низко поклонился.

— А когда я достигну его?

«Он отдаст все, что может, и станцует до последнего. Передай ему мой дар в качестве платы за службу. Когда все закончится, я отпущу его. — По Двору пробежало удивленное бормотание — ни одну пешку Великой Игры никогда не освобождали от оков. Даже в смерти души обманутых и обреченных служили Великому Заговорщику. Но бог говорил единым голосом. — Передай ему от меня дар забвения. Когда все закончится, Ариман станет прахом. Он станет ничем. Вот мой дар, из моих рук в твои, из твоих в его».

— Будет исполнено, — сказал Перевертыш богу.

Их разумы безмолвно собрались вместе. Ариман наблюдал и ощущал, как вокруг его мыслей свиваются ауры присутствия Круга. В физическом мире рядом с ним стояли только Игнис и Ктесий. Гаумата, Киу и Гильгамош находились в центре собственных ритуальных кругов на кораблях, отделенных от него сотнями километрами пустынного космоса. Звезды за корпусами флота были далекими яркими пятнышками, а двигатели каждого судна пылали, словно кратеры медленно пробуждающихся вулканов. Для Азека его братья были достаточно близко, чтобы он мог прикоснуться к ним слабейшей мыслью.

Члены Круга представляли собой конструкции символизма. Ктесий походил на сферу покрытых патиной бронзовых чешуек, каждая из которых была исписана тайными знаками и то и дело изменяла свое местоположение. Игнис — каркас из белых линий, непрерывно обрушивающийся и расширяющийся. Гаумата — ветвящееся скопление огней, Киу — проблеск заостренных краев и радужных цветов, а Гильгамош — подрагивающая складка черных крыльев. Ариман не знал, как для их разумов выглядит он сам, как и того, ощущали и видели ли они друг друга так же, как он их.

Между ними протянулись щупальца мыслей и эмоций. Ариман воспринимал и чувствовал их разумы. Все держали себя в руках, все были наготове, но в каждом таилась также и неуверенность. Они были паломниками, ступавшими на путь, конца которого не видели. И все же они были здесь, с ним, из-за него.

+Время пришло,+ — послал он.

Мысли и силы Круга сплавились воедино. Вокруг башен на спине каждого корабля флота вспыхнул свет. В реакторах начала нарастать энергия. Матросы на нижних палубах рухнули на колени, когда зарокотали варп-двигатели.

+Сильван+, — позвал Ариман и ощутил дрожь отторжения, когда сознание навигатора ответило ему.

Они проделывали это множество раз, их разумы и корабли были скованы волей, путь перед ними — освещен их умами. Но сейчас все было по-другому. Если и имелся последний шанс повернуть назад, то только сейчас.

Ариман, окутанный разумами братьев, позволил мгновению пройти. Затем он сформулировал единственное слово-приказ и послал:

+Сейчас+.

«Монолит» обволокли неоновые черви. Астрей ощутил, как в сотне жертвенных кругов на палубу закапала кровь. Поле обломков вокруг агломерации вздрогнуло. Куски остовов и облака пыли заскользили наружу, замерли, а затем ринулись назад. В уши Астрея ударили крики, эхом отдающиеся от тысяч километров искореженных камней и металла. Его разум все удалялся от тела, кружась в объявшей «Монолит» энергии. Он видел его издалека, изнутри, из крошечного черного ядра в его сердце.

Агломерация затрещала. Она стала полосой рваного света, линией, проведенной по космосу, словно бритвенный порез. Стала пылинкой, что летела по ветру с бессчетным множеством других. И он был частью ее. Он создал это. Внутри Астрея поднимался вопль, накрывая его, подпитывая его, пока тысячи смертных ведьм рвали свои души на куски и отправляли разумы в небытие.

По агломерации замолотили обломки. На поверхности «Монолита» возникли сотканные из света и слизи тела, которые заскребли по камню и металлу когтями и зубами. Они щебетали и хохотали, злорадно и ожидающе ухая, пока хор призывал больше и больше.

Тело Астрея было далеко, но чувства находились повсюду: в железных стенах, во ртах кричащих рабов, в пропахшем аммиаком и солью воздухе, в глотках стад мутантов, что ревели от ужаса и обожания.

Демоны начали выталкивать агломерацию из реальности, словно волна, вымывающая камень из песка. Из стен засочились кровь и расплавленное серебро. Закованные в цепи рабы взорвались, когда их органы начали неконтролируемо разрастаться и прорывать кожу. Цвета слились в калейдоскоп, звуки — в единый крик, похожий на воронье карканье в неподвижном и сухом воздухе.

А затем с воплем внезапного безмолвия демоны вырвали агломерацию из бытия и метнули ее в глубины забвения.

Над «Словом Гермеса» разверзлась буря. О щиты заскрежетали когти света. Над ним поднялись стены кричащих лиц, растягиваясь на невозможную высоту. Военный корабль упорно шел вперед, увлекаемый необузданными течениями.