Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман) - Френч Джон - Страница 16

Даже часть подобного имени психике смертного могла нанести непоправимые повреждения. Даже непроизнесенное, оно разлагало материю, что его содержала. Если записать его в книге, бумага сгорит и обратится в живую кричащую плоть. Если отлить в металле, он проржавеет, расплавится, примет форму и скроется в тенях. Если выгравировать на кубке, стекло разобьется, и его кусочки станут облаками острых осколков, жаждущих крови. Произнести подобное имя, воспользовавшись им для призыва, сковывания или освобождения демона, означало сотворить нечто ужасное и экстраординарное. Ктесий занимался именно этим. Его разум хранил тысячи истинных имен демонов — от жалких созданий до высших демонов из недосягаемых кругов Разрухи. Сама его душа служила гримуаром, а разум был рукой, что переворачивала страницы.

— Иди, — сказал Ктесий себе и ощутил, как слова сухостью отдаются у него во рту. Он облизнул губы, моргнул и втянул воздух. — Иди. Сила в разуме, а не в теле, поэтому вставай, грязный кусок дерьма.

Слова чуть не заставили его рассмеяться, но вместо этого он закашлялся, густая жидкость поднялась из горла.

Колдун встал, мантия, скрывавшая нижнюю часть его тела, прилипла к коже, пропитавшись свежим потом. Он закрыл глаза в последний раз. К краям его мыслей цеплялись крошечные призрачные образы демонических фрагментов, к которым он прикасался. Их следовало вычистить, пока он не покинул границы свечного света.

Он приготовил свою волю, но вдруг замер, в мысли внезапно закралось дикое веселье. Ктесий почувствовал, как дернулись уголки губ. Это будет бессмысленно — акт бравады, который, кроме него самого, никто больше не увидит. И подобные вещи не отличались безопасностью.

Колдун ухмыльнулся и хлопнул в ладоши, а затем поднял их над головой. Его воля хлынула наружу, унося с собой остаточные явления медитации.

Воздух наполнился галактикой образов. Он увидел скалящиеся пасти трехглавой гончей, огромную бычью голову с глазами ночи, двухмерное переплетение медных зубов и расплавленных глаз, копошащуюся массу рук и ртов, обрубок тела из внутренностей и изжеванного жира. Они все текли и текли, огромный сферический взрыв кошмара. Ктесий наблюдал, как, пролетев мимо, бесчисленные образы истончаются, достигая края свечного света.

Его улыбка померкла, когда свечи потускнели, а затем одна за другой погасли.

Колдун кивнул и направился к двери и тому, что ждало за ней.

— Этого хватит, — сказал он себе. — Надеюсь, этого хватит.

VII

Синхрония

Космический скиталец не имел названия до тех пор, пока Берущий Клятвы не дал его. Возможно, первый корабль, положивший начало всей агломерации, и обладал таковым, но имя затерялось во времени и изменениях. Затянутый и брошенный сквозь варп штормовыми волнами, этот первый потерянный корабль столкнулся с другим остовом, и они стали одним целым. Спустя время имматериум изрыгнул спаявшиеся суда в холодные объятия космоса. В массу обломков врезались астероиды и кометный лед, увеличивая ее в размерах. Затем варп потянулся в реальность и засосал свое порождение обратно. С ним срастались все новые мертвые суда. Ядро его сотворения исчезло — и остался лишь огромный шар мусора. Наконец его подхватило течение и выбросило в одном из мертвых морей внутри Ока Ужаса. Там он и пребывал, пока Берущий Клятвы не ступил на его палубы. Он дал ему много чего, в том числе его первое и единственное название. «Монолит» — вот как он назвал его, и благодаря его дарам космический скиталец изменился вновь.

С расстояния «Монолит» выглядел как обезображенная луна с рваными краями. Если присмотреться — так, чтобы можно было разглядеть огни кораблей вокруг, — он походил на огромное морское существо в окружении косяка рыб-мусорщиков. Для глаз, что взирали на скиталец через обзорные экраны судов, он был иззубренным утесом, скрывавшим за собой звезды. Его поверхность испещряли каньоны, достаточно широкие, чтобы поглотить целый боевой крейсер. Из него, будто сломанные мечи, торчали корабельные носы. В километровых углублениях на шкуре исполина образовались карманы радужного газа, а вокруг горных гряд сокрушенных корпусов сияли поля огоньков.

Берущий Клятвы смотрел, как меньшие корабли скользят к поверхности «Монолита». Из скитальца выдвинулись мостки и захватили суда, подтягивая ближе к себе, будто мать — своих детей. Каждый был длиной в километры и содержал внутри десятки тысяч существ. Большинство из них были креатурами из миров в глубинах Ока. Стада мутантов и ковены сектантов уже сражались друг с другом в недрах разбитых, изломанных кораблей ради его благоволения. Это была армия сумасшедших и увечных, и многие сами явились к нему без какого-либо зова. Они слетелись, будто стервятники на запах смерти.

Разум Берущего Клятвы дотянулся до изменчивых течений варпа. Помощники стояли позади него, словно почетный караул, как будто им требовалось находиться тут в этот самый момент. Он всегда полагал, что Тысяча Сынов испытывали потребность в ритуализации и сигнификации. Ничто не могло просто быть — каждое их действие следовало окрасить исключительностью.

+Ариман почувствует, что мы идем+, — послал Калитиедиес.

Берущий Клятвы даже не стал оглядываться на помощников.

+Возможно, но какая разница?+ — отозвался Зуркос.

+Внезапность — это преимущество. Тот, кто без нужды отбрасывает преимущество — глупец+, — послал Калитиедиес.

+Собранные нами силы…+

+Ты забываешь, с чем мы имеем дело. — Калитиедиес покачал головой, оборвав послание Зуркоса. — Ты забываешь, с кем мы имеем дело. Ариман и Изгнанники, которых он собрал вокруг себя. В одиночку он достаточно опасен. С другими же…+

+Нас всегда было мало, — перебил Зуркос, — а Амон рассеял или сломил тех, кто не захотел присоединиться к нему. После этого нас стало еще меньше+.

+С определенной точки зрения, Амон до сих пор в варпе, — послал Берущий Клятвы. Его мысленный голос был тихим, но заглушил речь прочих разумов. — Сейчас он там, ищет вас и других Изгнанников, создает свое Братство Праха и готовится к войне, которая никогда не начнется. — Он посмотрел на Мемунима в новых доспехах, безмолвно стоявшего за спинами братьев. — Вот еще одна причина, по которой Ариман не видит того, чем мы занимаемся. Он искал вас, но обнаружил только то, что вас нет. Он счел, что это дело рук Амона. Когда-то давно Ариман слышал о силах, стекающихся к лорду колдунов, но подумал, что речь идет об Амоне. Теперь он верит, что те времена позади. Мы скрыты в тени Амона+.

+Ты сказал, что это лишь одна причина, по которой он нас не видит, — послал Мемуним обвитую холодком мысль. — Каковы же другие?+

Берущий Клятвы умолк, чувствуя, как в тишине растет напряжение.

+Идите, — импульсом отпустил он помощников. — Течения движутся и варп шепчет. Время почти настало+.

Крепость, в которой они собрались, не существовала на самом деле и находилась вне границ понимания. Если бы разум смертного воспринял их — собравшихся созданий, чертоги и сущность в их сердце, перед которой все они склонялись, — то впал бы в безумие раньше, чем начал описывать то, что видел и слышал. Если бы такой смертный прожил достаточно долго и нашел в себе силы говорить, то смог бы рассказать о Библиотеке, о существах с перьями и крыльями и о громадной колонне из ртов и света. Если бы этот человек говорил, то все его слова и крики оказались бы ложью, ибо ни один смертный не мог узреть Двор Изменений и Изменяющего Пути. Но в Царстве Хаоса ложь была сродни правде.

— Он должен продолжать! — прошипел кто-то из толпы.

Оперение задрожало, вразнобой защелкали клювы. По чертогам посыпались розово-синие искры. Паутина ярусов изменилась. Синие фигуры с воплями и криками бросились врассыпную, когда столпы из бумаги задрожали и обрушились. Листы неоткрытых знаний взорвались и посыпались вверх и вниз, обращаясь в пепел или складываясь в птиц. Придворная толпа не обратила внимания на охватившую Библиотеку панику. Это могло предвещать гибель миров либо провал давно претворявшегося в жизнь плана, но было незначительным по сравнению с текущим обсуждением.