Дива - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 61

— Иван-царевич, серый волк!

По условиям проведения охоты Костыль не обязы­вался сказки на лабазе рассказывать и всяческие похот­ливые желания удовлетворять. Попытался ей это втол­ковать, а она опять ему пощёчину!

— Иван-царевич, серый волк!

Он бы и рассказал про Ивана-царевича, что-то такое в детстве читал, а что не помнил, но наплёл бы, всё равно она не понимает, но от волнения забыл, про что сказка. Охотовед стоически выдержал второй натиск, аккурат­но, как учили на инструктаже, от себя принцессу отстра­нил и хотел надеть на неё свою куртку. Но своенравная и распущенная, она попыталась раздеть Недоеденного, причём весьма грубо, только пуговицы полетели! И ко­мандовать стала!

Чуть ли не час Костыль сопротивлялся как мог, а прин­цесса вошла в раж и едва лабаз не разнесла — столь­ко в ней страсти накипело! Надо было каким-то обра­зом выходить из сложного положения, и тогда он сделал вид, будто медведь к лабазу крадётся. И начал это знака­ми принцессе показывать, карабин свой взял и случай­но стволом занавеску отвернул...

А там матёрый волчище по овсу вышагивает! При­чём в шапке Деда Мороза и очень похож на Ивана-царе­вича! Замороченному от поведения принцессы Костылю сначала и в голову не пришло, что это оборотень. Тут он догадался, как отбояриться от надоедливой клиентки, пе­реключить её внимание. Он выстрелил навскидку и не­много поспешил — зверь подпрыгнул, ощерился, шапка слетела, сбитая пулей. Со второго выстрела он бы свалил волка, но принцесса увидела матёрого зверя, вдруг вце­пилась в охотоведа и тоже оскалилась, зарычала, а по­том стала кусаться. Сначала ещё «Вау!» кричала, потом и такой звук пропал — завыла по-волчьи!

При этом Костыль показал укусы на руках и плечах, оставленные явно собачьими или волчьими зубами — ни­как уж не человеческими. Применить силу против Её Вы­сочества он никак не мог, поэтому пытался лишь увер­нуться, а принцесса рычала и всё ещё грызла его. И вдруг на глазах начала покрываться серой шерстью! Снача­ла вырос такой пушистый воротник вокруг шеи, потом по плечам и рукам поползло, а принцесса будто и не за­мечает этого, норовит зажать Костыля в угол и укусить.

Недоеденный слышал много баек про оборотней, но сам никогда их не встречал и потому в существование не верил, а тут увидел воочию, как эта красивая, знойная женщина преображается в волчицу. Он кое-как вырвался из её лап, отшатнулся и убежал бы, но не позволило осоз­нание, что он проводит охоту и обязан обеспечить безо­пасность клиента, в каком бы образе тот ни находился.

Какое-то время лицо оставалось похожим на чело­веческое, но потом нижняя и верхняя челюсти вытяну­лись, нос приплюснулся, превратился в чёрный пятак с норками, и всё превратилось в звериную морду. В по­следнюю очередь выросли уши и сразу же прижались к голове — характерный признак крайней агрессии. Ко­стыль уже прикидывал, чем бы её сострунить, лихора­дочно вспоминал какие-нибудь заговоры и обереги от не­чистой силы, но верёвок не нашёл и молитв не вспомнил, зато на глаза попало солдатское одеяло. Он изловчил­ся, набросил на голову зверю, однако спутать и обездвижить его не успел. Волчица сделала хватку, вырвала клок крепчайшей суконной ткани и высунула голову в проре­ху. И показалось, надменно усмехнулась!

В это время матёрый на поле издал призывный звук, вол­чица заскулила, выглянула в бойницу и вдруг сиганула с пя­тиметровой высоты! Потрясённый Костыль хотел прыгнуть следом за ней, однако вспомнил про разбитую ступню, совла­дал с собой и уже через полминуты спустился с лабаза. В это время волки уже были на краю поля, возле леса, и охотовед, несмотря на хромоту, побежал догонять. Несколько раз он настигал их, но стрелять в оборотней опасался, да и темнеть начало. И всё-таки Костыль преследовал эту пару до самого утра, загнал на старый выруб и оставил в покое, чтоб отле­жались, пока егеря обтягивают флажками.

Охотовед всё это рассказал и сел на обочину, спустив ноги в грязную и глубокую колею.

Поверил один простодушный генерал Гриша.

— Олесь, это невероятно!

Остальные взирали на Костыля как на блаженного.

— Ну что уставились? — спросил тот. — Немедленно возьмите семь километров флажков на базе. Обнесите территорию старых вырубов. Я их там оставил! Наверня­ка отлёживаются в буреломнике. Сейчас если спугнуть — уйдут в Дорийское болото, и с концами! И егерей сюда!

При этом обвёл всех сумасшедшим взором.

Теперь, кажется, поверил и Мидак, но выразилось это в странной форме: от рассказа, как принцесса оборачи­валась волчицей, его затошнило. Но возможно, и оттого, что перебрал в трапезной с королём.

— Немедленно арестуйте, — между позывами при­казал он. — Это конец!.. Это международный скандал...

— Надеюсь, она жива? — вполне мирно спросил Фефелов.

— Андреич, — фамильярно протянул Костыль. — Ты чем слушал? Эта тварь обернулась волчицей! И убежала с ар­тистом, который тоже оборотень! Я даже стрелял по нему...

— И что нам теперь делать? — участливо и по-отече­ски мягко спросил тот. — Как поймать её и вернуть в ис­ходное состояние? Принцессу мы брали в человеческом облике.

— Говорю же, офлажить территорию красными флаж­ками. Далеко днём не уйдут, залягут.

— Не пойму, — признался полковник. — Ты прикиды­ваешься или в самом деле свихнулся? Может, нас за ду­раков держишь? Сказки про оборотней рассказываешь?

И в это время Костыль увидел Зарубина.

— Игорь! Как хорошо, что ты здесь. Ты один поймёшь меня. Потому что самый разумный среди всех этих поло­умных! Скажи им, пусть везут флажки. Они хоть и оборот­ни, но волки! Убеди ты этих отморозков! И своего шефа!

— Следи за базаром, — заметил полковник. — Где принцесса? И хватит придуриваться! Что ты с ней сделал?

Костыль на его реплики внимания не обратил, взи­рал тоскливо и со страдальческой гримасой.

— По секрету тебе скажу, — продолжал он говорить За­рубину. — Я и сам оборотень. Только не волк, не хищник... Мне так надоел этот охотовед! С потрохами бы сожрал!

— Какой охотовед? — осторожно спросил Зарубин.

— Костыль! Которого вы зовёте Недоеденный.

— А ты кто?

— Я? — он вдруг потупился и закокетничал, как деви­ца. — Я ещё не знаю, кто... Но со мной что-то происходит. Например, очень хочется, чтобы мне подарили цветы.

Фефелов при этом присутствовал, отнёсся к бреду с пониманием и пообещал Костылю подарить букет. Ког­да его увели в мясной склад, шеф наконец-то будто бы за­метил своего командированного подчинённого.

— К вам будет разговор особый. — Отвёл в сторону и произнёс он официальным тоном: — Задания не выпол­нили, самоустранились от поисков принцессы... Где вы находились почти сутки после её пропажи?

— В логове йети, — сухо сказал Зарубин.

— Где-где?..

— Токсикоманил в Дорийском болоте. Там раз в не­сколько лет цветёт осенью особый сорт шаманского ба­гульника.

— И что? — уже язвительно и грубо заметил шеф. — Нанюхался?

Зарубин подхватил его тон.

— Шаманил.

— Знаю, где вы шаманили, Игорь Сергеевич... Вы всё это время проспали в уютной избушке, что стоит в укром­ном урочище близ Пижменского Городка. И пили там пар­ное молоко.

— Да, я там спал, — признался он. — Пил молоко. И видел чудесные сны.

Лицо генерал-полковника стало непроницаемым, а гла­за скрыли блестящие линзы очков.

— Оргвыводы будут позже. А сейчас — в строй! На про­чёсывание местности.

Развернулся и пошёл к вертолёту.

Кухналёв с Мидаком опять выстроили цепь, постави­ли задачу искать принцессу либо следы её, но возможно, и тело. Измученные милиционеры с егерями двинулись вперёд, захватывая лишь узкую полосу в бескрайнем лесу. Шли с частыми остановками, проверяя ветровальные на­громождения павших деревьев и свежевскопанную ка­банами землю. Делали, казалось бы, бесполезную рабо­ту, но в результате обнаружили в коряжнике замшелые человеческие кости, растасканные зверьками, и корзи­ну с ножиком: явно заблудилась и погибла какая-нибудь бабуля, ушедшая за грибами. А скоро нашли живыми, но спящими возле потухшего костра четверых заблудив­шихся милиционеров. Затем выбрели на обломки самолё­та Ан-2, разбившегося ещё в советские времена, не най­денного и не сданного в металлолом. На месте падения поломанный лес успел вырасти заново, а скелеты пило­тов, источенные грызунами, превратились в кучки пепла, накрытого заскорузлой кожей лётных курток. Егеря сразу же воспряли: тонны три цветмета не шутка!