Щорс - Герасимов Евгений Николаевич - Страница 8

Щорс говорил тихо, не повышая голоса, но в его словах чувствовалась такая искренняя убежденность, что все, казалось, видели перед глазами эти уже сформированные, стоящие под ружьем, готовые к бою роты, батальоны, полки, дивизии Рабоче-крестьянской Красной армии.

Щорс простился с бойцами, пожал каждому руку. Отряд был распущен. Лесными тропами, обходя немецкие посты, партизаны пробирались назад на Украину, в родные села и хутора северной Черниговщины. Казимир Табельчук, больной туберкулезом легких, раненый Иван Кваско и еще несколько оставшихся в живых друзей Щорса вернулись в Сновск. Они рассказывали всем, что ездили искать работу. Им поверили, так как на Украине сейчас же после оккупации началась безработица.

В Советской России Щорс оставил только несколько коммунистов, которых решено было послать на созданные в Москве курсы красных командиров.

Вместе с ними Щорс выехал из Унечи в Москву, вызванный для доклада к Ленину. В пути, беседуя со своими соратниками, он развивал планы формирования из разрозненных отрядов украинских партизан частей регулярной Красной армии.

Прошло два месяца: май, июнь 1918 года. Наступает пора уборки. Но крестьяне всюду отказываются убирать помещичьи поля. Помещики при помощи оккупантов пытаются ввести барщину. Управляющий тальниковским имением княгини Ольги Долгоруковой сообщает в звенигородскую немецкую комендатуру:

«На работу крестьяне с. Рассоховатки совсем не вышли, а в с. Новосельцы вышло небольшое число людей… Покорнейше просим принять меры к побуждению указанных сел выйти на работу и приступить к уборке хлебов, так как они уже созрели и начали осыпаться. Также просим вашего содействия к наряду поденных людей и рабочих из этих сел на обработку пара и разные работы в экономии, объяснив старостам, что они обязаны это делать согласно приказов уездных старост».

То тут, то там вспыхивают крестьянские восстания. Крестьяне откапывают зарытые на огородах и в лесах винтовки, пулеметы, вооружаются.

Горят помещичьи усадьбы и посевы. У железнодорожных станций под охраной солдат лежат горы хлеба, бродят табуны лошадей, стада волов и свиней, реквизированные для отправки в Германию, Оккупанты не могут их вывезти, потому что забастовали все железнодорожники. Уходящие в Германию товарные составы с хлебом, сахаром, скотом летят под откос. Подпольные большевистские организации создают по всей Украине революционные комитеты. Их возглавляет Всеукраинский ревком, подготовляющий всеобщее восстание. Немецкое командование посылает в Берлин телеграммы с просьбой увеличить оккупационную армию.

В конце июля восстание охватывает все южные уезды Черниговщины. Центр восстания — лесисто-болотистый район села Веркеевки, Нежинского уезда. Здесь находится штаб повстанческих отрядов Черниговщины. Он рассылает по всем селам Нежинского, Козелецкого, Остерского, Черниговского, Конотопского, Борзенского уездов приказ:

«Каждый уезд губернии должен иметь свою военно-революционную организацию… Каждая организация волости, мобилизовав свои силы, должна дать роту военного времени, а уезд — полк. Название — по месту существования».

Помещики, гетманские и немецкие власти бегут из сел в города, под защиту оккупационных гарнизонов. Крестьяне Нежинского уезда уже свободно убирают хлеб с помещичьих земель. Из Киева, Чернигова, Бахмача немецкое командование стягивает к Нежину около десяти тысяч штыков. Со стороны Гомеля перебрасывается кавалерийская дивизия. Войска оккупантов оцепляют уезд, и начинается облава по лесам.

Большая часть повстанцев не имеет винтовок, патронов — ничтожное число. Многие повстанцы вооружены только самодельными пиками.

Восстание подавлено. Расстреляно около трех тысяч повстанцев. Некоторые четвертованы. Те, кому удалось пробиться сквозь окружение, уходят в леса северной Черниговщины. Оккупанты жестоко расправляются с мирными жителями.

«29 августа по распоряжению немецких военных властей сожжено в с. Пятовске, Стародубского уезда, 94 двора и д. Янькове — 63 двора местных жителей за то, что в с. Пятовске и д. Янькове имеется более 30 человек, которые находятся в большевистских отрядах… Кроме того, немцами в виде контрибуции забран скот, хлеб и разное имущество, расстреляны брат большевика Савелий Суслов и житель с. Осколкова Мендель Рыклин, у коего имели приют большевики»[2].

По лесным дорогам северной Черниговщины, пересеченной рекой Десной и ее притоками Сновью и Судостью, день и ночь двигались пешие и конные патрули оккупантов. Стоило ветру или пробежавшему зайцу шевельнуть придорожный куст, как его сейчас же осыпал град пуль из автоматических ружей и револьверов. За каждым кустом оккупантам чудился большевик, а большевиками они называли весь трудовой украинский народ, поднявшийся на борьбу с поработителями.

Съезжать с дороги, углубляться в лес боялись даже сильные немецкие разъезды. Лес кишел повстанцами.

Глухими лесными тропами, ярами и болотами, заросшими кустарником, к повстанцам одиночками и группами пробирались люди, одетые в крестьянские свитки, шинели, пиджаки. Многие бережно несли под полами свиток и шинелей оружие.

Люди шли молча, вспугивая только птиц. Неожиданно из зарослей кустарника высовывалось сразу несколько охотничьих двустволок или берданок, и тихий голос спрашивал:

— Кто идет?

Люди называли села и деревни ближайших уездов Черниговщины — Новгород-Северского, Стародубского. Новозыбковского, Клинцовского. Большинство партизан было из этих же мест. Они узнавали своих товарищей, родных, нередко — братьев и отцов. Но иногда, отвечая на оклик заставы, люди называли незнакомые села. К повстанцам приходили издалека, из южных уездов Черниговщины, нежинские, конотопские, с Полтавщины, даже с правого берега Днепра — таращанцы, звенигородцы, киевские рабочие. Все они пробирались в нейтральную зону, которая отделяла оккупированную немцами Украину от Советской России. В нейтральной зоне формировались первые красные повстанческие полки украинской советской армии. Приближался день общего восстания.

Каждую ночь у партизанских костров встречали новых людей. Их засыпали вопросами. Многие крестьяне северной Черниговщины, приходя к партизанам, прежде всего спрашивали:

— Не слыхали, где дядько Мыкола?

Дядькой Мыколой они называли Николая Щорса. Это имя уже было известно по всей северной Черниговщине. Одни говорили, что Щорс был у Ленина и Владимир Ильич поручил ему объединить украинских партизан для освобождения своей родины. Другие утверждали, что недавно он был у себя на родине, в Сновске, скрываясь там у друзей-железнодорожников, а потом, когда немцы пронюхали о нем, куда-то исчез. Некоторые уверяли, что на днях видели его в одном из ближайших сел, одетого по-крестьянски. Он будто бы раздавал листовки и звал всех способных носить оружие в нейтральную полосу, где формируется повстанческий полк.

По селам было расклеено объявление немецкого командования. обещавшего сто тысяч марок награды тому, кто доставит Щорса или его голову.

Читая это объявление, крестьяне смеялись:

— Повремените маленько. Дядька Мыкола и сам придет.

И они рассказывали о человеке в рваном крестьянском зипуне и лаптях, который ходит по всем городам и селам, занятым германскими войсками или гетманскими гайдамаками.

— Это сам дядько Мыкола, — говорили они шепотом. — Вот он, значит, все высмотрит: какие где штабы стоят, сколько войск и генералов при них, а потом нет его — исчез. А ночью, смотришь, в городе уже наша братва — партизаны. Впереди на белом коне сам дядько Мыкола. Весь бомбами увешан.

Подобных легенд о Щорсе ходило много.

Темной августовской ночью к станции Сновск медленно подходил товарный поезд. Когда он поравнялся с семафором, с паровоза спрыгнул крестьянин в лаптях, с мешком за плечами. Машинист, высунувшись из окошечка, кивнул ему головой и посмотрел в сторону станции, по платформе которой расхаживал немецкий часовой. Оглянувшись по сторонам, крестьянин скрылся в одной из темных, узких улиц поселка.