Щорс - Герасимов Евгений Николаевич - Страница 6

Такая тактика партизанских отрядов позволяла немецкому командованию не развертывать своих войск, не распылять их на большой территории с враждебным населением. Наступая вдоль железных дорог мощными колоннами под защитой бронепоездов, оккупанты сравнительно легко сбивали с позиций пытавшиеся задержать их партизанские отряды.

Щорс одним из первых решил отказаться от эшелонной войны. Он понял, что надо действовать в лесах, где немцам труднее будет использовать преимущества своей техники и боевой выучки, где опасность неожиданного налета в тыл заставит их развернуться широким фронтом.

Выгрузив отряд из вагонов, оставив эшелон как тыловую базу, Щорс двинулся навстречу немцам и после первых же смелых, внезапных партизанских налетов заставил наступавшие немецкие колонны развернуться и углубиться в лес.

Наступление оккупантов на Новозыбков сразу замедлилось. Тогда Щорс предпринял попытку задержать немцев, пока из города подойдут новые красногвардейские отряды.

Вечером Щорс расположил свой отряд на позиции по берегу реки, недалеко от посада Злынки, занятого в этот день немцами. Кругом лежали леса, шумела река в весеннем половодье.

Ночью было тихо. В лесу, недалеко от шоссе Новозыбков — Злынка, в секрете стоял Живоног. Щорс, всю ночь проверявший посты, несколько раз подъезжал к нему и разговаривал, не слезая с лошади.

Каждый раз он спрашивал:

— Как дела, товарищ Живоног?

— Дела скучные немцы спят.

— Не замерз?

— Душе горячо, а тело зябнет, — отвечал Живоног.

Щорсу понравился этот парень. Пожимая на прощанье руку, он сказал:

— Завтра, товарищ, будет наоборот; душе холодно, а телу горячо.

— Так точно, товарищ командир! Очень обыкновенное дело.

Когда чуть рассвело, Живоног вынул из кармана запасный пулеметный замок и занялся разборкой и сборкой его. При этом, беззвучно шевеля губами, он отсчитывал секунды. Сбивался и снова начинал. Забывшись, он произнес громко:

— Ладно, Казя, держись теперь у меня.

Он хотел во что бы то ни стало научиться собирать и разбирать замок быстрее, чем Казимир Табельчук, назначенный первым номером к его пулемету. Самого Живонога Щорс назначил вторым номером, потому что хотя он и явился в отряд с пулеметом, но с устройством его был плохо знаком. В царской армии Живоног не имел дела с пулеметом, однако, уходя после революции из полка, он на всякий случай захватил «максим».

— Жалко, что не захватил пушку. Можно было прямо в запряжке угнать, — часто вспоминал он с сожалением.

Товарищи смеялись:

— Да, проморгал ты, друже. Пушка сейчас нам ой как пригодилась бы!

Где-то близко застучали по земле подковы лошадей. Живоног поспешно сунул пулеметный замок в карман и выглянул из ельника. По узкой лесной дороге, направляясь к шоссе, скакала конная разведка отряда. Впереди — Щорс.

— Едем будить немцев! — весело крикнул он.

Щорс дал шпоры и огрел лошадь нагайкой. Она перешла на галоп, а за ней и вся разведка, вскоре свернувшая в сторону Злынки. Живоног удивленно смотрел ей вслед. Он не мог понять, что значат слова Щорса: «Едем будить немцев». Спустя несколько часов это выяснилось: разведка возвратилась с пленными немецкими солдатами. Они сидели на конях впереди разведчиков, как деревянные куклы. Разведчики были увешаны немецким оружием.

Живоног не утерпел, крикнул:

— Значит, разбудили!

Щорс, не останавливая коня, обернувшись, ответил:

— Крепко спали. Пришлось шашками будить.

Разведка скрылась. Живоног присел на корточки и занялся пулеметным замком. Вскоре опять мимо него проскакала разведка во главе со Щорсом. Спустя несколько минут раздались ружейные выстрелы. Где-то недалеко в лесу затрещал сушняк. Оглянувшись, Живоног увидел в нескольких десятках шагов от себя немецкого солдата, раздвигавшего руками кусты. Вероятно, это был дозорный. Живоног спрятался и стал прислушиваться. Сушняк трещал уже совсем близко. Слышался какой-то неясный гул. Он все время нарастал. Как будто стадо коров ломилось чащей леса.

Между стволами сосен замелькали каски. Немецкая пехота шла по лесу колонной.

Живоног кинулся к своему отряду. Затрещали выстрелы. Пули свистели над его головой. Впереди падали срезанные пулями ветки деревьев.

Когда Живоног выбежал из леса, партизаны уже перебежали мост и ложились в цепь по другую сторону реки. Пригнувшись, подняв полы шинели, Живоног перебежал мост последним.

Щорса не было видно. Отрядом командовал Зубов.

Запыхавшийся Живоног доложил ему:

— Немцы прут колонной. Тьма тьмущая!

Зубов смотрел в бинокль. Не отрывая от него глаз, он спросил:

— Разведку видел?

— Такая беда! Кажись, товарищ Щорс угодил немцам в тыл, — сказал Живоног.

На опушке показались немцы. Они высыпали из леса, как муравьи из растревоженного муравейника. Живоног, пригнувшись, побежал вдоль цепи и лег у своего пулемета.

— Погиб наш командир, дорогой товарищ Щорс.

Казимир ничего не ответил. Затылок пулемета бешено сотрясался перед его худым, покрытым капельками лихорадочного пота лицом. Табельчук поливал пулеметным огнем высыпавших из леса немцев. Они снова прятались за деревьями.

Живоног, вынимая из коробки ленту, разговаривал сам с собой:

— До чего уважительный командир был. Слышал ли кто от него какое паскудное слово?.. Не то чтобы водки, а даже табаку обычая употребления не имел… За наше, за рабоче-крестьянское счастье сложил он свою головушку… Стой! — крикнул он вдруг не своим голосом и схватил Казимира за руку.

На дороге, выходившей из леса, показалась разведка во главе со Щорсом. Сверкая клинками шашек, она проскакала вдоль опушки, врезалась в испуганно заметавшуюся немецкую пехоту и, резко повернув, галопом понеслась к мосту. Все это произошло в одну минуту.

Под огнем немцев, потеряв на мосту несколько человек, разведка промчалась на другой берег реки. По цепи передали команду Щорса: отходить перебежками.

Пулеметчики, откатываясь, прикрывали отступление отряда. Они догнали отряд, когда он пересекал широкую поляну. Недалеко гудел паровоз. За лесом был последний полустанок перед Новозыбковом.

Щорс остановил отряд. Повернувшись, партизаны рассыпались по опушке. Впереди лежала поляна шириной около километра.

Не прошло и получаса, как опять показалась немецкая пехота. Немцы наступали густой массой, сомкнутыми рядами, с ружьями наперевес, без единого выстрела. Когда они подошли на расстояние трехсот шагов, Щорс приказал открыть пулеметный огонь. Немецкая пехота продолжала наступать, хотя ряды ее быстро редели. Щорс начал расстреливать ее ружейными залпами. Не дойдя до опушки шагов сто, немцы повернули и побежали.

Получив неожиданно крепкий отпор, немецкое командование решило действовать осторожнее и, приостановив наступление, подтянуло к месту боя артиллерию. Она открыла ураганный огонь. Повстанцы лежали на опушке леса, окутанные пороховым дымом. Кругом рвались снаряды, трещали деревья, загорался сушняк.

Ночью над лесом пылало зарево, окрашивая облака, освещая поляну.

К вечеру следующего дня отряд все еще удерживал свои позиции, хотя потерял около ста человек. Щорс был ранен в плечо. После перевязки он вернулся и передал по цепи, что надо держаться до тех пор, пока из Новозыбкова не подойдут на смену другие отряды.

После боев под Зльнкой в отряде Щорса осталась горсточка измученных бойцов. Вернувшись к своему эшелону, стоявшему на станции Новозыбков, он снова с помощью городской партийной организации взялся за формирование отряда. Теперь большинство приходивших к нему добровольцев были рабочие местных фабрик. Объявив себя мобилизованными, явились к Щорсу и депутаты городского совета. В числе их была девушка-коммунистка. Щорс уже видел ее как-то мельком в исполкоме. Ему запомнились ее большие внимательные карие глаза, смуглое строгое лицо с несколькими преждевременными морщинками. Ее звали товарищ Фаня.