Острый осколок - Сиалана Анастасия - Страница 46

Вспышка!

— Что произошло, хозяйка Трех лучей? Ты должна радоваться. Никто не осмелился на нас напасть. С уничтожения последней долины прошло двадцать весен. Не думаю, что кто-то рискнет заявиться к нам с захватническими планами. А ты как считаешь?

Ласкан медленно подошел к прошлой мне, что внимательно рассматривала из своего укрытия, как живые снуют туда-сюда по улице.

— Я не боюсь нападения. Стоит ли чего-то бояться, не имея ничего? Возможно ли такое вообще?

Феникс выглянул в окно, напротив которого застыла жрица. Двое мальчишек весен шести и восьми дрались на палках и кругами бегали по улице. Их белоснежные макушки казались первым снегом под лучами летнего солнца, а изумрудные глаза — первой зеленью по весне. Иногда один из них срывался с места и на всех парах бежал к высокому зеленоглазому воину с белоснежно-пепельными волосами, что сидел на ступеньках противоположного здания и пристально наблюдал за ребятами. Мужчина подхватывал одного из мальчишек и, подняв его над головой, крепко целовал в щеку, после чего возвращал сорванца на землю, и дети вновь начинали свой шуточный бой. Молодая шатенка из рода бурых псов что-то готовила на кухне и постоянно выглядывала в окно, с нежностью и умилением смотря на творящееся снаружи действо.

— Ты снова мучаешь себя, — вздохнул феникс, — перестань, слышишь! Ты приняла решение, ничего уже не изменить.

— Они счастливы, Ласкан. Они действительно счастливы, — грустно улыбаясь, прошептала девушка.

— Счастливы. Но вы могли быть счастливее.

— Иногда я думаю, — проигнорировав слова друга, банши начала изливать накопленную горечь, — что, если бы я вышла за него замуж? Что, если бы я сейчас готовила обед, а Атар подбрасывал наших детей и расцеловывал в щеки? Что, если бы я плюнула на гордость и любовь? Ведь он не изменяет Лар и мне не изменял бы. Дарил бы подарки, играл с детьми, не обделял бы меня вниманием. Хвастался бы мной перед друзьями и говорил, что он самый счастливый человек на свете, потому что у него есть я. А вечером, в спальне, был бы самым нежным и страстным любовником. Что, если бы это все было у меня? Неужели, тогда было бы так важно, любит он на самом деле или только уважает? Я хочу ее жизнь, Ласкан. Я хочу, чтоб его руки обнимали только меня и плевать, что это будет только иллюзией. В ней можно прожить самую счастливую жизнь. Почему я не поняла этого раньше? Почему? — последние слова уже проговаривали только губы. Звуки стихли. Банши осела на пол.

Вспышка.

— Она вырвалась! — кричал высокий темный с белоснежными волосами.

— Тьма! — громко выругался Широ, стоя посреди поля усыпанного трупами и залитого кровью.

И это воспоминание не было моим.

— Она должна умереть, Динаристан! Ты слышишь меня? Это наш долг. Мы не можем оставить в живых обезумевшую банши. Ей уже не помочь! Она мертва внутри, нам лишь нужно убить ее и снаружи, — уговаривал странный дроу своего дальнего сородича.

Но почему он зовет моего учителя другим именем?

— Я знаю все это лучше тебя, Аришантель! Я присматривал за ней с самого сотворения мира. Ведь банши рождаются вместе с ним. Они оберегают свои миры и провожают умерших в вечный сон. Она не могла сойти с ума! Просто не могла! Всегда полная жизни, счастливая… — горло предательски свело, не позволяя эльфу говорить дальше.

— Ты ее страж. Тебе решать, — спокойно разъяснял дроу, — но помни, чем дольше ты тянешь, тем больше невинных пострадает, — он ободряюще пожал плечо моего учителя и скрылся из моего поля зрения.

Вспышка!

— Баск, она не просыпается. Что делать?

— Не кричи, Динар! Уже уши от тебя в трубочку сворачиваются. Жива она, просто спит.

— Восьмые сутки! — снова громко возмутился тот, кого я знала под именем Широ.

— Она может и восемь весен поспать! — ошарашенное лицо было ответом Владыке Хрустальных лесов, — а что ты хотел? Ты стер половину ее личности, такие вещи не проходят за пару дней. Сейчас главное ждать и надеяться, что наша девочка проснется в своем уме и без памяти.

— Могу я попрощаться с ней.

Из-за балдахина выступил исхудавший феникс. Глаза его не блестели как обычно, а лишь тускло взирали на окружающий мир из-под припухших век. Бледно-розовые волосы были растрепаны и спускались до поясницы.

— Конечно, принц.

— Спасибо.

Ласкан подождал пока оба первородных отойдут подальше, а потом грузно сел на край кровати, будто ноги держали его из последних сил.

— Я в вечном долгу перед тобой, но не это привело меня к твоей постели. Ты самый дорогой мне человек. Ты та, кому я могу доверять. Отныне я лишен возможности быть подле тебя, — Ласкан нежно взял спящую банши за руку, — но пройдет время, луна будет сменять солнце, а лето — весну. Настанет рассвет, и я вернусь к тебе. Жди меня леди, ибо избавиться от меня ты не сможешь даже в глубинах иного мира, куда уносит скорбная песнь.

Феникс медленно наклонился над неподвижно лежащей девушкой и запечатлел последний в моей прошлой жизни поцелуй на моем слегка влажном лбу.

Вспышка! Дрожь по всему телу, и я падаю в пустоту. Удар! Мокрая земля под ногами, непроглядная тьма вокруг и голубой росчерк неба наверху. Похоже, это реальность. Всевышние, что это было?

***

Тишина покрывала все пространство над каньоном. Пыль облачками летала в воздухе, оседая на потревоженную землю. Две изящные ладони плотно прижались к поверхности расщелины, будто удерживали нечто важное. Так и было. Молодой принц из последних сил пытался ухватить ускользающую в никуда нить связи с банши. Его зов тянется глубоко вниз, ожидая все-таки схватить беглянку, но натыкается на глухую пустоту. Резкая боль в голове — нить порвана!

— Широварт, я потерял ее! — громкий вскрик разнесся над пустошью Игуа.

— Что? Как? — эльф побледнел.

— Я не чувствую ее присутствия! — из глаз феникса брызнули сдерживаемые слезы, не выдержав сильных эмоций, — такое может быть только если ее нет в каньоне или…

Ласкан не смог произнести пугающие до дрожи слова. Как можно хоть на секунду предположить, что их взбалмошная, ехидная банши покинула мир живых. Этого не может быть! Сознание твердо уверовало: если не произносить этого вслух, это не правда. Но подсознание не было таким же щедрым на надежды. Оно знало ответ, без сомнений и колебаний. Банши мертва!

— О светлые мечты! Только не она! — взвыл Ласкан, падая на колени.

Эльф молчал. Ни криков, ни истерик, лишь статуя самому себе. Холодная, окаменевшая, потерявшая всякие эмоции. Так проще, так легче. Нет чувств, нет боли. Не будет страха, не будет мучительных мгновений осознания, как же много он потерял. Без эмоций проще, без них легче. Легче…

Он помнит, как чуть не потерял ее в прошлый раз. Он помнит, как рвалась на лоскутки душа. Как верные в боях стилеты легли в сухие ладони. Как он направил острие своего оружия против любимой. Как звенела сталь от невидимой дрожи, что била все тело эльфа. Он помнит ее полные надежды глаза, что молили подарить покой от терзающей все тело вины и отчаянья. Ее прекрасные золотые глаза, наполненные безумием. Первородный все еще помнит, как дрогнула его решимость перед этим прекрасным существом. Впервые он не смог выполнить долг и подарить облегчение. Он предпочел жизнь, страдания, борьбу за разум и тело. Борьбу за душу той, что не ведает о нем.

— Поднимайся, Ласкан. Нам пора.

— Ты куда? — удивился притихший до сего момента оборотень.

— Мы идем в обход, больше терять время нельзя, — эльф твердой походкой пошел вдоль каньона, оставляя за спиной растерянных товарищей.

— А как же Дана? Ты не станешь ее спасать? — заорал Алкай.

— Некого спасать. Ее уже нет, — не останавливаясь, Широ подхватил свои мешки и продолжил путь.

— Откуда ты знаешь? Может, она жива? Значит вот какой ты друг! — оборотень рычал, взрывал воздух своим тяжелым дыханием, но не добился той реакции, которую хотел от первородного.