Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 203

Вакуум.

Держаться.

Ему смешно и больно от одной мысли: Он ведь не знает, что заставляет его возвращаться к ней. Может это и вправду настоящие чувства? Может это и есть те самые настоящие чувства из-за которых он не отпускает ее. Может это его слепое желание и страсть? Что его останавливает? Чего он боялся? Он ведь скрывал свои отношения с ней, только все знали о его чувствах и желаниях и может проще было бы официально все признать. Кто им управляет и ставит то запятые, то точки. Катерина наверняка, была слишком зла на него. Будто мир умер, все обратилось в прах.

Постоянная борьба.

Может, было бы проще предать. Предательство всегда лучший выход: никаких сожалений и драмы.Предать нелегко, но Кетрин Пирс всегда предавала, но может она бескорыстно любит Элайджу Майклсона? Или играет с ним до конца?

А может игра ему по душе?

А потом — пустота гложущая, всеобъемлющая, затрагивающая самые темные уголки сожженного больной, черной любовью сердца.

Разделять удовольствия и реальность происходящего.

Разделять разум и сердце.

Кетрин устала верить в глупые сказки, потому что таким, как она не заслуживают счастливого финала. Сжимает сухие губы в тонкую линию и впервые позволяет тлеющему пламени завладеть ее разумом. Протягивая руку, обхватывает тонкие пальцы, стискивая почти до хруста. На лице не дергается ни одна морщинка.

Она кладет голову ему на колени. Опускает медленно, тяжело дыша, а в этот момент Элайджа убирает локон ее волос, а та, ладонями, касается его лица. Она смотрит ему в глаза, пытаясь отыскать в темных просторах знакомого, благородного, любимого Элайджу, но встречает лишь силу, справиться с которой не может. Видит зверя. Любила ведь его больше остальных мужчин, а может и любит.Он шепчет тихо-тихо, почти беззвучно, но она будто читает по губам:

— Может таким монстрам, лучший выход — смерть? Если я умру во имя семьи, то обрету покой здесь, с тобой… Так будет справедливо, Катерина…

Элайджа больше не боится умереть. Элайджа боится лишь быть чудовищем.

Какие гарантии? Сколько чувств она испытывает, когда он говорит о смерти. Она ненавидит и бьёт по лицу, что тот вздрагивает от неожиданности. Не каждый на Земле позволит себе так вести с ним, а она ударила. Ударила, потому что стало страшно, не по себе от его слов.

Элайджа поставил ее перед фактом, что сделает все во блага семьи и племянницы.

Ему трудно скрываться от лихорадочного взгляда Пирс, да и как она может быть спокойна?

Пески одиночества затягивают в пустоту — туда, откуда невозможно выбраться. Элайджа вывел ее оттуда, схватил за руку и вытащил из этих песков. Она много столетий боролась с болью прошлого, закапывая её под разбухшей землёй оправданий и поступков во имя своего спасения. Его слова стали поперёк горла стальной иглой. Одно неловкое движение — и ты стечёшь кровью. Она готова пойти на все, потому отчаянно верила в то, что Элайджа — ключ к спасению, ее счастье, ее любовь. Усомниться в этом было подобно кошмарному сну. Но любой сон может стать явью, даже самый страшный.

Страшный сон, если он умрет.

— Я помню, как в Италии ты стал перед мной на колено и сделал мне предложение, — голос брюнетки звенит, крошится его изнутри. — Тогда я была самой счастливой женщиной в мире. Правда, я сперва позволила гордости взять верх надо мной, ведь Кетрин Пирс поставила на колени не просто очередного, ничего не значащего любовника, а Элайджу Майклсону. В душе я ликовала и ненавидела себя одновременно, потому что именно ты вел себя со мной так, как не вел ни один мужчина, ты стал моей слабостью и величайшем счастьем. Ты вел меня в этом мире… Любовь к тебе вела меня…

— Но я снова готов спасать тебя, несмотря на все, что ты сделала, — Майклсон осторожно берёт ее за руку и с опаской заглядывает в глаза. — Как тогда, когда ты была рядом и мы счастливы, так и сейчас сможем вернуть утраченное, починить сломанные чувства. Мне нужна ты: на Земле или в Аду.

Кетрин не хочет отталкивать его, потому что дышать и так тяжело. Будто грудную клетку распаривают. Будто сердце выворачивают наизнанку, вытряхивая остатки любви, лоскутки засохшей обиды и боли. Она дрожит всем телом и неотрывно смотрит на руки сжимающие ее холодные ладони. Она ведь навечно замерзла. Так тепло и уютно, потому что его ладони согревают ее такую холодную и застывшую. Любовь — согревает, оберегает, успокаивает. Так и должно быть. Страху здесь нет места.

— Ты столько раз спасал мне жизнь, Элайджа, я ведь знаю, что в девятнадцатом веке ты помог мне бежать из Мистик Фоллс и это было не только тогда, что у меня просто нет никакого права так с тобой обращаться, причинять боль, обманывать, — Пирс извиняется или пытается извиниться.

Только в этот раз всё по-другому. Без напускной серьёзности в голосе. Без тлеющей обиды в глазах. С обнажённым кровоточащим сердцем и трясущимися руками. Ведь на самом деле Кетрин абсолютно не умеет контролировать волнение. Только не рядом с Элайджей, с которым она была настоящей. Видимо настоящей ее знал только он. Когда вся жизнь буквально повисла на волоске. Да, спасти ее мог только он.

— Я получил твое письмо с запятой, после слова « Дорогой» и не мог не помочь. Я сейчам сжимаю твою руку и вижу твою искреннюю улыбку, мне хочется верить в то, что мы со всем справимся и будем счастливы, — может он мужчина и не должен плакать, но сейчас он не стесняется своих слёз. Он не боится показаться слабым. Он боится выставить себя грязным, жалким. Он плачет потому она нужна ему, но она мертва, обратилась в горстку пепла. Он плачет по утраченную и не прожитому. Но он не такой и никогда таким не был.

Как он сможет теперь спать спокойно?

— Я не смогу без тебя, — она касается его щеки, стирая горячие слёзы, и проводит пальцем по губам. Чувствует, что не имеет права касаться, не может находиться так близко, а вообще оба не заслуживают прощения. Но жутко хочет поцеловать, касаться ее губ. Вдохнуть его запах. Почувствовать хоть миллиметр нежности, затерявшийся под фарфоровой маской равнодушия Пирс.

— Ты спросила меня о моих страхах, — и Элайджа говорит правду, знает, что никогда не выберется, не спасётся. — Так вот, Катерина, я всегда знал ответ на этот вопрос.

— И чего же ты боится сам Элайджа Майклсон? — интересуется она.

— Боюсь потерять тебя, — прямо в губы выдыхает ей Элайджа. Поэтому ты все еще здесь… Спрятана там где свет и хорошо — в глубине моего разума.

Ему нужна она: на Земле, в Аду, в душе, в глубине разума.

Ему нужно, чтобы именно она вела его здесь и в реальности.

Ему нужно свыкнуться со всем в реальности и начать с чего-то. Начать бороться и возвращать себя прежнего. Начать собирать себя по кускам. Начать, ведь он и так все делает для семьи и будет делать все. Сейчас им грозит опасность. Он ведь обещал ей, что соберёт себя по кускам, как и ее. Сестра занята Киллин и спасением семьи. Клаус заботится о Хоуп, как и Хейли. Чего ему стоит сражаться за семью? Он ведь всегда сражался за семью и сейчас взял на себя обязанности главы семьи. Должен же кто-то убивать, проливать кровь и делать все, чтобы победить очередного врага.

Марсель ведь тоже переживает ведь Пустота грозила не только детям, но и всему городу. Любой враг должен быть повержен. Марсель сейчас может и сильнее любого в этом городе, но не видит такого элементарного изменения в той, что столько лет была рядом с ним. Не увидел такого изменения в светлых глазах Софии, которые прежде были наполнены любовью и нежности к нему, а сейчас только пустота.

— Уверена, твои люди найдут кости с помощью внушения или других форм убеждения.

— Конечно. Нужно только время.

— Которого у нас нет!

— Что ты тут делаешь?

— Нам нужно поговорить. Если ты не против.

— Оставь нас. Говори быстро.

— Мне нужна твоя помощь. У меня назначена встреча с экспертом. Он едет из Мистик Фоллс с одной из костей, которая поможет найти остальные. Между нами, эти останки будут у нас уже к закату солнца.