Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 200

Их небо раскололась.

Элайджа знает, что все это не правильно. Но время невозможно вернуть, а она все была послана только ему после стольких веков.

Не легко, но он знает, что она услышат его.

— Я буду рядом…

— Очередная ложь, Элайджа… Хотя, вру всегда я…

А он не слушает, забирает ее, полусонную в свой плен крепких объятий, вдыхает ее запах, руки Кетрин касаются его родинки на шеи и кажется, что все это реально.

Она балансирует на самой грани: ей кажется, нужно только переступить – легко-легко и полетишь в глубокую бездну полного успокоения. Ей хочется слишком сильно забыться и закрыть глаза, но его пальцы на ее коже куда настырнее. Она пытается остановить взгляд на его лице и едва-едва шевелит губами в беззвучном «Я люблю тебя, только поняла это слишком поздно, Элайджа ». Ему, кажется, этого достаточно.

— Как и я, Катерина…. Слишком поздно…

Пирс не может кивнуть. Не может даже пошевелить пальцем, все так же глядя в его лицо, будто он должен понять, прочесть все ее мысли в пустых темных глазах. Она отвлекается на что-то позади него всего на мгновение – этого достаточно и срывается в бездну. Пока летит, даже его пальцы на ее запястье кажется гладят ее нежную кожу и Элайджа укладывает ее на постель.

Так нужно…

Нужно, чтобы она была в таком состоянии и лучше уж спит, чтобы он знал, что к ней можно вернуться.

Не легко отпускать, но он должен вздохнуть, отпустить и вернуться в реальность.

***

Элайджа думал, что после всего произошедшего Хейли пожелает остаться с дочерью, отдалит его, ведь она делает ради дочери и он понимает это и принимает. Хейли желает лучшего для своей малышки, а он просто будет делать, что и всегда делал – сражаться за семью.

Он крепко спал в одинокой постели.

Он вернулся в комнату за черной дверью, уже во второй раз, только вот зря Элайджа открыл эту черную дверь, переступил порог разгромленной комнаты.

Она вспомнила.

Все.

Вспомнила и это убило ее.

Не легко ведь соединить, склеить разорванную душу.

Она склеилась из миллиона осколков.

Склеились из осколков и воспоминаний.

Осколки воспоминаний склеились

воедино. Склеились секундным клеем.

Помнит.

Склеились, когда открыла глаза, не иначе, веки тяжелые, она пытается сфокусироваться на каком-либо предмете перед собой, но не видит ровным счетом ничего. Волна воспоминаний нахлынула и теперь она помнит. Помнит все. Как будто была в коме, а сейчас медленно и мучительно приходит в себя : помнит белый коридор с дверями, помнит все, что видела там, помнит поцелуи и объятья, кофейное пятно на белом ковре и каждое слова и разговоры, о Хейли, о семье и Клаусе, о врагах, о любви, о них. Помнит все и этого было бы достаточно, чтобы свихнуться.

И это называется любовью?

Ее душа сейчас сильная, как и она.

Обволакивает тьма, заползая в самое сознание, даже не пытаясь будто и напоминать за ненадобностью: она тут, берет ее полностью, имеет самым изощренным способом, так, что она орет, не помнит, как крушит все в комнате, срывает шторы, разбивает стеклянную колбу с орхидей и срывает простынь и садиться на матрац.

Хочется конвульсивно сжать в тонких пальцах холодный край простыни и позвать на помощь. Хоть кого-то спасет ее?

Кетрин слишком уверена, что никто не спасет.

Такой ее и находит Элайджа : в разгромленной комнате, сидящей на разгромленной постели, взбросив нога за ногу. Так она встречает его : взглядом полным ненависти одета в черную хлопковую майку и черные узкие брюки.

— Катерина, что случилось? Не смотри на меня так…

— Тебе нравится, Элайджа? Я в полной гармонии с собой, разве ты не видишь, дорогой. Хаос… Тебе не нравится беспорядок в твоем разуме? Вчера я дошла до ручки. Я стала женщиной, которая даже мне не нравится. Раньше я смеялась над такими. Я помню все. Абсолютно все… Я потеря все : жизнь, свободу, дочь и тебя… Я заперта в твоем разуме, хотя должна была исчезнуть вместе с Адом…Можешь уходить к ней и убить меня окончательно. Убей меня в себе и поставим точку. Убей!

Она просыпается медленно и эти воспоминания. Открывает глаза и смотрит на него вопросительно, будто одним взглядом спрашивает, сколько можно ее терзать, хватается за ворот рубашки и умоляет убить ее в нем. Убить и поставить точку.

Можно списать все на драму. Можно сотню и сотню раз с пеной у рта доказывать, что так было проще – темнота окутывает каждый укол – нежели пытаться бороться На пути ее саморазрушения Элайджа Майклсон только и делает, что выстраивает ей лестницу обратно, так, на всякий случай, если захочет вернуться. Так возвращает ее, потому что не в силах отпустить.

Кетрин падать теперь нравится больше, подниматься же удел сильных. Была сильной и властной стервой, когда-то давно. Таких, как Кетрин Пирс, которые видят и берут, что хотят, а потом идут по головам и заполучают желаемое – как было и с ней. Он режет коленки о мраморный пол своего ледяного Ада слишком часто, чтобы пытаться эти раны залечить : свои и ее. Сломался ведь и сам, а сейчас стоит на коленях, ухватил не за руку, так что впервые ей захотелось вырваться и закричать.

— Я не хочу тебя отпускать… Послушай, я найду способ вернуть тебя… Я поговорю с Фреей, как только будет подходящее время.

— Как только… Как только решатся семейные проблемы и ты решишься оставить Хейли… Вечность иными словами…

Она усмехается, смотрит вдаль и проще быть на дне – там дышится легко, просто потому что совсем не дышится.

Ей легче умереть, чем выжить такой ценой и знать, что она на дне, а каждое утро Элайджа будет открывать глаза и видеть другую.

И, конечно Пирс, не говорит: «Не хочу видеть этого больше и слышать о шлюхе-волчице и семейных проблемах ». Она просто сжимает его пальцы, чуть сильнее, чем обычно, и смотрит-смотрит-смотрит, пока не отводит взгляд, упирая его куда-то в стену.

Но в беспросветности перспектив находится тепло знакомой ладони, и внезапно крепко пожимая расслабленные пальцы, она чувствует, что спасена. Эта хитрая и коварная женщина знает, как убедить его остаться до утра с ней. С рассветом ведь он вернётся в реальность.

Кетрин Пирс нарушит эту игру.

Пусть он хотя бы до утра будет с ней.

Повисшая в комнате тишина, кажется, нервировала, но только Элайджа может навести порядок в своей голове и этой комнате. Словно по одному вздоху и его желанию. Теперь все как прежде. Теперь порядок : в голове и комнате. Тяжелые шторы, колба с темно-алой орхидеей, стеклянный кофейный столик. Кетрин, напротив, казалась абсолютно невозмутимой и слегка задумчивой, наливая себе и ему очередной бокал красного вина с лёгкой усмешкой на пухлых губах. А он продолжал смотреть на неё в упор, скользя по ней внимательным взглядом, останавливаясь чуть дольше на пушистых угольно-черных ресницах и упругих локонах, струящихся по её покатым плечам.

Элайджа совсем не мог разгадать её мотивы и особенности непростого характера, но она протягивает ему бокал на тонкой ножке. Когда она пожелала бутылку сухого вина, которую сейчас держала в руках, Элайджа не стал сопротивляться и ему в тот же миг захотелось выхватить из её рук эту бутылку и, уложив на этот стеклянный столик, который явно бы раскололся на острые остатки от их веса, поранил бы их. Но что может быть лучше для них, чем похоть вперемешку с соленой кровью. Вот только не имел на это право сейчас Элайджа Майклсон или имел?

Пирс не принадлежала ему, да и никому другому.

Что им осталось?

Все.

Она заходится смехом, отставляет бокал на стеклянный кофейный столик.

И все…

Его никто не спасет…

Ее никто не спасет…

Элайджа и вправду не понимает, что с ней происходит. Алкоголь ударил в голову? Празднует очередную победу, то, что уговорила его остаться с ней до утра.

Элайджа и вправду не понимает до того момента, пока она не говорит :

— Всегда думала, что самые сильные истории любви начинаются с ненависти… А сейчас я тебя ненавижу и на мне нет белья…