Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 141

Идти вперед держась за стену, топтать, душить, давить боль в себе, и только глаза затянутые плёнкой равнодушия, во рту — горьковатый привкус потери.

Она потеряла все : любовь и бессмертие.

Кетрин Пирс гениальна актриса, которая еще не получила Оскар и будет играть свою роль до конца. Роль неприступной и холодной стервы и не вспоминать того, который совсем недавно придавал смысл ее бесконечной жизни, как и она его.

Любовь ли это?

— Это ведь не могло хорошо закончиться, правда? — говорила она, слабо улыбаясь, пусть ей и больно.

Его непростое : « Я люблю тебя», а у нее застряли в горле, словно противоречили его и ее природе, словно вампиризм заблокировал эту эмоцию где-то в глубине и не давал вырваться наружу, навстречу шоколадным глазам и тонким губам с привкусом соленой крови.

Элайджа освободил ее.

Кетрин позволила ему выпить себя до дна и отдалась весь огонь и тепло, а сама сгорела, обратилась в горстку пепла.

— Элайджа!

Три удара сердцебиение, которое может в любой момент прекратиться. Теперь ее может убить, что угодно : автокатастрофа, яд, выстрел, остановка сердца, потеря крови, старость и время.

Время – теперь ее злейший враг.

Время и память.

Она злиться на себя, ведь милая Елена превзошла ее – великую сучку Кетрин Пирс.

Помнит, и злиться за себя.

Побежденная.

Дерзкая.

Слишком, дерзкая, чтобы смотреть на Елену вот так, бить ее, разбивать голову и наслаждаться ее болью.

У нее плохой день.

Ей нужно дать выход эмоциям и покончить со всем этим.

У нее глотка горит огнём, затылок плавится от пламени, от того всего, что накопилось в ней за это время и она теряет самоконтроль. Все пропало, когда она выгибает спину, улыбается и бьет Елену, швыряет дверь от школьного шкафчика, ломать кости, бить, знает, что имеет на то право. Словно знает, что имеет право смотреть на Елену, которая страдает, задыхается. Словно имеет права проткнуть деревянной палкой ее глотку. Словно имеет право убить Елену Гилберт.

— Что ты делаешь?

— У меня сегодня очень плохой день. Всё началось когда Бонни отказала мне в бессмертии, как у Сайласа.

— Конечно, потому что Кэтрин Пирс не хватает вампирского бессмертия.

— Я заслужила его. У меня никогда не было выпускного балла или даже жизни. А у тебя была. У тебя есть всё, а не потому что ты хорошая девочка и заслужила счастья, а потому что ты украла моё.

— Я украла твоё счастья? Ты убила моего брата.

— Признаю, это подло. У меня ничего нет, но это скоро измениться.

Наглая. Самоуверенная стерва.

Она убьет ее и попрощается с той, которая портит все.

Убьет, потому что тот, кто мог ее остановить в Новом Орлеане и Пирс жалеет, что еще тогда, просто свернула ей шею.

Убьет.

Вскипела.

Когда только успела? Когда набралась этой смелости? Когда вдруг перестала бояться.

Тогда, когда точки кипения достигла невозврата. Тогда, когда ей напоминали о нем, о том, что потеряла и Елена попыталась ее убить, прижимала к горячей трубе и сжимала в руках кол. Ее спас Стефан и повезло, потому что Кетрин бы не думая убила бы Елену.

Убьет сейчас.

— Опять бьёшь лежачего, до конца жизни не изменишься.

— Твоей жизни. Прощай, девчонка.

Нахальная. Рисковая. Убьет. Пойдет до конца.

Провоцирует. Так открыто и беззастенчиво провоцирует, Ухмыляется хочется прямо сейчас схватить за тонкую шейку, сжать до сдавленного писка и смотреть в глаза, когда она вырвет сердце и глаза Елены сомкнуться на вечность. Вечный холодный и стеклянный взгляд. Чёрт, да, Кетрин Пирс желает ей смерти и может её подчинить. Подчинить смерть. Убить. Довели. Может запросто пробить грудную клетку . От её стона, от её мольбы, от просьбы в глазах Елены Кетрин Наплевать.

Она вырвет ей сердце и покончит со всем этим. Если Кетрин Пирс не смогла быть счастливой, то никто не будет.

Чёрт.

Моргает часто, продолжая улыбаться, а Пирс наклоняется медленно к ней. Сокращает между ними это крохотное расстояния, держит сердце Елены в своей руке, чувствует, как резко она вдыхает, как поднимается её грудь, рвано, резко, судорожно. Взволнованно потому что этот.

Кетрин усмехается, когда Елена в очередной раз приоткрывает, тянется в карман джинсовой куртки и заталкивает ей в глотку лекарство, держит челюсть, заставляя проглотить, потому что знает, что Кетрин Пирс по своей воли не примет лекарство.

Месть.

Кетрин замолкает, смотрит в глаза и давится осколками стекла, которые ранят язык.

Давится Кровью. Своей кровью.

Елена медленно поднимает руку, отбрасывает Кетрин, которая теряет сознание.

Тебе нравится, Кетрин Пирс? Нравится быть беспомощной, лежать без сознание в школьном коридоре и быть поверженной девчонкой?

— Счастливой человеческой жизни, Кетрин.

Приоткрывает губы, оборачивает голову в сторону Кетрин. И Елена Гилберт наконец, видит её лицо. Смотрит в глаза, которые сейчас закрыты, что затянуты мутноватой плёнкой и

Пирс сейчас погружена во тьму и губы на которых кровь.

Маленькая девчонка одержала победу.

Дерзкая и властная стерва оказалась в проигрыше.

Стерва вынуждена бежать.

Бежать и не оглядываться.

Бежать, скрываться, дрожать, жить в тени, осознавая, что любой из ее врагов может прикончить ее, потому что она человек, не сможет постоять за себя, обречена на жалкую, человеческую жизнь. Обречена, и проиграла своему самому злейшему врагу, нет, не Елене

Гилберт, а времени.

Беги стерва.

Беги Кетрин Пирс.

Стерва думала, что сильная, выдержит, пока не столкнулась с девчонкой, которая была оказалась отчаяние нее и убила ее.

*** Шотландия. Эдинбург. 2013 год. ***

Холодные.

Они здесь, в Эдинбурге, где зима и отметка около ноля по градусу ценсия. Люсьен чувствует, как по коже проходится мороз, как тяжелеет взгляд Софии, которая захлопнула входную дверь гостиничного номера люкс. Люсьен Касл сейчас может брать о жизни все самое лучшее и уж точно не упустит момент. Он получил свое место под солнцем, сейчас у него есть все, о чем он желал, когда-то давно. Давным -давно.

Комната чересчур большая для одного человека, в ней неуютно и София думает, что нужно добавить цвета в эту аристократическую сдержанность, убрать несколько скучных картин, разбить эту ужасную антикварную вазу, сменить тюль и впустить свет в комнату. Она чуть вздрагивает, едва роняет сумочку на ковер, когда Касл обнимает ее сзади. У него шальная ухмылка, смятая рубашка и гладко выбритая кожа.

— Что за кислое выражение лица, милочка? – интересуется вампир.

— Я не понимаю, почему мы приехали именно сюда, в Эдинбург? – вздыхает вампирша.

— Оу, — губы складываются в идеальную «о». — Если королевская задница и будет где-то прятаться, то только здесь.

— Королевская задница? – хмурит брови. — О ком ты?

— Ты говорила о союзниках, и я подумал, о том, кто ненавидит Майклсонов так же сильно, как и мы, милая София, - шепчет на ухо Люсьен, что та вздрагивает. — Тристан Де Мартель.

Люсьен отпускает ее, падает на постель, удобно ложится на подушки, подложив руки под голову и глядя на нее, и видимо она недовольна тем, что тот не снял обувь, но Люсьену плевать.

— Расскажи, что вас связывает, кроме ненависти к Майклсонам, - скрещивает руки на груди.

Люсьен смотрит насмешливо-дерзко, будто София Воронова его личный психотерапевт. А нуждается он в психотерапевте?

— Тогда я был конюхом влюбленным в аристократку – Аврору Де Мартель, - грустно усмехается тот. — Ее портрет ты и нашла.

— Сестра? — вскидывает брови.

— Сестра, - сейчас Касл больше всего мечтает отвернуться к окну. — Просто банальная история неразделенной любви и избиения плетьми до смерти, когда тебя застает стража, вместо другого, а сердце разбито. Но это ведь ничего. Я умер с кровью Клауса и обратился. Первый обращенный вампир с разбитым сердцем.

— И мне все равно интересно, - садиться на край постели. — Ты ведь до сих пор любишь ее? Желаешь видеть ее, так почему она не с тобой?