Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 135

Боль поглощает все тело.

Прошли сутки.

Она помнит, как улыбалась услышав шаги, узнав его шаги. Элайджа вернулась и она улыбнулась веря в то, что он принял мудрое решение.

Она знает, что он сделает все ради брата, а значит оставит ее.

Спустится с лестницы, бросится к нему в объятья.

Но сперва нужно подождать.

Теперь они могут быть вместе или расстаться навсегда.

Неизбежное.

Время придет, а пока Элайджи нужно убедить сестру помочь ей, последовать за ним, учитывая обстоятельства. Он тысячу лет предан брату и ничего не может поделать с этим.

Майклсоны упрямы до самого конца.

Но святы ведь две вещи: семья и любовь.

Замер в дверном проеме пытаясь напомнить сестре святость клятвы.

— И все, я должна собрать вещи, уехать навсегда и забыть свою жизнь здесь. Поиски лекарство.

— Лекарство было пустой затеей. Чтобы ты получила приняв его? Школьные выпускные?

— Я хотела стать человеком. Хотела детей и семью.

— И я стою перед тобой и предлагаю: и то и другое.

— А если я решу отказаться? Кленок в сердце и опять в гроб?

— Я все сказал. Ты нужна нашей семья и твой выбор будет только твоим выбором.

— Я ничего ему не должна. Я не желают ему ни радости, ни любви. Я останусь здесь и буду жить так, как захочу и если ты умен, предлагаю сделать тоже самое.

Ребекка только хлопает дверью, ведь привыкла уходить на своих правах, а сейчас ее счастье разрушено. Сейчас ей наплевать.

— Она права…

Он слышит ее голос, оборачивается и видит ее. Она здесь, ради него и давно уже определилась. Она готова на все ради того, чтобы остаться с ним, чтобы он простил ее и у них была вечность. Одна вечность на двоих.

Она надела черный пиджак, брюки и майку лазурного цвета. Сегодня она и вправду желала разбавить привычную тьму.

— Будь умнее, Элайджа. Клаус совсем обезумел, не говоря уже, что совершенно неисправим. Пусть живёт своей новой жизнью, а мы с тобой заживём своей.

Сегодня она скажет и попросит остаться с ней, подойдет к нему, охватит руками его плечи, крепко будет держаться за черную, плотную ткань пиджака. Она будет смотреть в глаза, говорить только правду. Правду, что что любит. Правду, что поранилась ним.

— Я потеряла столько лет жизни из-за Клауса. Как и ты. Пришло наше время. Элайджа, прошу.

Она говорит правду, но в своей бессмертной жизни он не перестанет искать искупление своего брата. Лишь бы спасти Клауса и сейчас не упустить момент. Частично он слушал ее и принимал все, что она говорит. Принимал правду, но опускает взгляд. Решение принято. Он ждал ее, искал столько столетий, но отпускает, уходит. Что он делает? Спасает ее от своего брата, потому что ее смерти он не вынесет. Она появилась во время, спасла его, разожгла огонь его так манит будущее с ней. Но нельзя. Клаус обещал убить ее и сделать так, чтобы они познали только печаль. Пусть он уйдет, а она будет счастлива. Элайджа запомнит свою Катерину, сохранит в глубине души и сердце. Он запомнит ее, взгляд полный любви и нежности. Вдохнуть ее запах и в последний раз коснуться ее мягких волос. Прикоснуться к ее нежной оливковой кожи, а она на секунду касается обнаженной полоски кожи, его запястья, желает царапать вены, только бы не отпускал. Ее ладонь скользит по белой ткани рубашки и черной пиджака.

Губы его нашли ее губы. Он бы поцеловал ее в губы. Передал в этом поцелуи всю любовь и то, что чувствует к ней. Но это ведь не поцелуй прощания. На прощание целуют в лоб.Он смотрел на ее губы и так желает коснуться их, но нельзя. Теперь нельзя, потому что Элайджа Майклсон выбрал счастье брата. Он видел собранный чемодан, который уже отнесли в машину, потому что ему нужно возвращаться в Новый Орлеан. Казалось, что все в нем разорвалось на мелкие части, а сердце рвется из груди. Это все только его вина. Вина, что она не знает, как жить без него и жить. Вина, что он выбрал не любовь. Вина ее в том, что она разрешила все и теперь он уходит. Казалось, жизнь остановилась и этот миг сладостного блаженства будет длиться до конца дней. Миг, когда он оставляет на ее лбу, невесомый, наполненный нежностью поцелуй. Поцелуй от которого ей тепло, млеет и прикрывает глаза. Без него будет холодно. Без нее он будет существовать. Если бы она видела боль в его глазах и слезы. Слезы, которых уже не осталось. Отпустить и сделать шаг от нее. Сделать шаг в сторону от любви.

— Катерина. Прощай.

Допил до дна. Пьяна и это его только его вина. Пьяна не от вина, а от его. Пьяна от прощания, ядовитой, черной любви.

Ветер.

Хлопок двери.

Она ищет его по всюду, но он ушел, захлопнул за собой дверь.

Ушел.

Его нет.

Только холодный ветер.

Страшный злой ветер унес ее счастье.

Он ушел, отпустил, а она не знает, как жить дальше, ведь желала быть с ним до конца и просила не уходить.

Любовь — спица в груди.

Он ушел, допил ее до дна и теперь внутри все ее болит, рвется на мелкие части.

Все тело болит, потому что протрезветь и разлюбить так быстро нельзя.

Страшный злой ветер унес ее счастье.

Ветер унес его, всю любовь счастье.

Они одной масти — черной.

Чёрная кожанка, алая помада и одно разбитое сердце — Кетрин Пирс.

Чёрный пиджак, майка цвета лазури, бледный блеск с карамельным вкусом и ее разбитое сердце — Катерина Петрова.

— Ты что,? — с насмешкой интересуется Ребекка, в который раз наблюдая за сидящей у камина Кетрин взгляд которой уставлен на тлеющую бумажку, а точнее билет. Теперь ей это не нужно.

Все еще любит, только в конце тоннеля нет света. Где он? Его объятья и поцелуи?

Любит ли он ее?

Она не знает, а слышавшая их разговор Ребекка, которая

Зачем ей мир, если его нет рядом.

Зачем, Кетрин Пирс пустила любовь в свое сердце?

Зачем Элайджа Майклсон поверил в любовь?

Уже вошло в привычку, носить черную кожанку и с ярко накрашенными губами — такая «плохая девочка», как принято таких называть.

Не может же пятисотлетняя вампирша, которая всегда идет по головам быть хорошей.

Он больше не поговорит с ней по душам, ее обнаженная душа больше никому не нужна, не интересна, а он ведь освободил ее. Она запомнит этот затухающей огонь.

Ей нужен этот огонь.

Ей нужен Элайджа Майклсон.

Это вопрос нереальной любви.

Это вопрос сложной любви.

Это вопрос черной любви.

Это вопрос мести и разлуки.

Это вопрос опьяняющей любви.

Это вопрос обреченной любви.

Кетрин Пирс ведь знала, что он уйдет. Найдет ее, испепелит, осушит и уйдет.

Так почему она позволила этой любви вскипеть в ней?

Пусть любовь покинет ее, остановит безумие.

Эта часть ее жизнь прожита. Прожита ради его, только не пройдет. Она умоляла его остаться, ведь какое пламя

она будет раздувать, если он ушел?

Скорее устроит взрыв и сожжет этот город.

Все пройдет?

Ей нужен огонь, чтобы все обратить в пепел. Обратить в пепел все чувства и сжечь свое сердце.

Словно Кетрин Пирс босыми ногами ступает по раскалённым углям, обжигает кожу, только ей все равно. Ей плевать на невыносимо жгучую боль и обугленную кожу ног, поднимающей густой серый дым.

Она старалась для него.

Она существовала для него и этой любви.

Существовала Катериной.

Она хочет вглядываться в его глаза, ведь только так она сможет довериться и передать огонь. Для Элайджи Майклсона она не прятала взгляд. Для Элайджи Майклсона она была настоящей. Для Элайджи Майклсона у нее есть немного огня, а ей самой нужно то же самое — пламя и спасения.

Была предана ему, а в итоге оказалась преданной им.

Не смогла уберечь и теперь тау сложно коснуться губами его губ.

Их вкус не такой, как у других мужчин, что были у нее. Он куда глубже. Он мог быть ее возлюбленным, быть до с ней конца вечности, сгорать с ней в этом огне, но только опалил ее до того, как всё исчезло.

Ей нужен огонь.

Ей нужен он.

На ее пути, Кетрин Пирс нужно пламя,