Я в любовь нашу верю...(СИ) - "Selia Meddocs" - Страница 91

Всего лишь пара мгновений, а в душе Минако пронеслась целая буря, сметая все преграды, так заботливо воздвигаемые ей в течение этих нескольких дней. Невозможно, немыслимо! Как же все исправить?! Что они вообще забыли здесь?!

Девушка была близка к тому, чтобы позорно сбежать со сцены и умчаться на своих двоих куда глаза глядят, но ее внутреннее «Я» запретило даже думать об этом.

«Гордость, Минако. Гордость прежде всего», — сказала она себе и, бросив еще один взгляд в сторону дивана, решительно направилась к диджею и шепнула ему пару слов. Тот, почесав макушку, кивнул и полез в музыкальную базу данных клуба. Сама же Айно сняла микрофон со стойки и подошла к краю сцены.

Мистер Ямамото делал ей из-за кулис знаки, явно недовольный тем, что певица занимается самоуправством и выходит за рамки запланированной программы, но Минако было все равно. Ей нужно было раз и навсегда расставить все точки над «i», чтобы жить дальше. Одно дело отпустить возлюбленного в объятия другой; совсем иное — увидеть их вместе. Айно не была готова к этому испытанию — для нее оно было ударом под дых. Но она сможет справиться и с этой бедой. Рано или поздно пришлось бы, так что хорошо, что Минако сделает это так, как и некогда признавалась в любви — через песню.

Айно стояла так близко к краю сцены, что носки босоножек выступали за ее край; и Мамору с Усаги были совсем рядом — стоит руку протянуть. Но в то же время между ними была бездонная пропасть, и Минако как никогда была полна решимости сделать ее и шире, и глубже.

Заиграла мелодия проигрыша — печальные звуки пианино, и посетители клуба переглянулись: такой песни в репертуаре не было. Кто-то возмущенно зашумел, а менеджера и вовсе бросило в холодный пот. Он понял, что его активная жестикуляция по-прежнему остается незамеченной, и отошел в сторону, нервно притоптывая ногой и прикидывая, как бы наказать строптивую певицу, когда та уйдет со сцены.

Минако стояла неподвижно, сжав обеими руками микрофон и глядя на сидящую на диване парочку. Взгляд ее пробирал до дрожи; казалось, Айно заглядывает прямо в душу. Но едва пришла пора петь, сапфировые глаза девушки устремились лишь на Мамору, и тот непроизвольно выпрямился, чуть подавшись вперед. Усаги тоже напряглась и отставила свой стакан с коктейлем на столик.

Вдохнув поглубже, Минако запела:

Нет смысла говорить

О том, что с нами было.

Это ранит нас,

Прошло, и нет сейчас.

Всё я отдала,

Ты не скупился тоже.

Нечего сказать,

Так зачем играть?

— пела девушка, стараясь избежать дрожи в голосе. Но слова старой песни, написанные задолго до ее рождения, словно шли из души. Горечь от сходства ситуаций вновь мутной волной поднялась в ее сердце, но она не могла иначе. Ей было это нужно.

Всё выигравший возьмёт,

Кто проиграл — уйдёт,

Победы не познав —

Жизненный устав.

Усаги опустила глаза. То, что пела Минако, было для нее немым укором. Да, она победительница. Но подумала ли она хоть на миг о той, что осталась ни с чем? Как могла Усаги, что всегда и всем помогала и сочувствовала, остаться равнодушной чужому горю? Пусть так судилось трижды, но не в характере Цукино забывать о других. Этот собственный эгоизм был противен ей самой. И в разы хуже принимать это, хоть девушка и не считала себя виновной в чем-либо. И не любила признавать свою неправоту.

Я твоя была,

Думала любила.

Словно бы во сне,

Верила тебе.

Дом наш берегла,

Но не в этом сила.

Глупы и смешны

Правила игры.

Мамору сжал зубы так, что заходили желваки. Он раз за разом спрашивал себя: зачем она это делает? Зачем бередит и свои, и его раны? И смотрит так проникновенно, будто выворачивает душу на изнанку. Да, Минако так отпускает его. Но делает лишь хуже им обоим.

Пусть Боги всё решат,

Они ведь не грешат.

А мы внизу родных

Теряем, дорогих.

Всё выигравший возьмёт,

Кто проиграл — уйдёт.

Всё просто и легко.

Так где же мой покой?

Сосредоточившись только на песне и на бывшем возлюбленном, чей взгляд по-прежнему заставлял ее сердце биться чаще, Айно почувствовала, как горечь начинает потихоньку покидать ее душу. Очищение. Катарсис. Да, это уйдет, но останется память, и то чувство, что не оказалось запятнанным — искренность. Это еще у нее было.

Может поцелуй

Мой с ее сравниться?

Может ли она

Знать тебя, как я?

Глубоко в душе

Я по тебе скучаю,

Но правила игры

Не в силах изменить.

Усаги вонзила ногти в ладони и прикусила губу, чтобы не заистерить прямо здесь. Как бы она ни любила творчество соперницы, это был уже перебор. Пусть песня эта и не принадлежала Айно, но это было для Цукино фактическим принижением ее самой в глазах любимого человека. Она посмотрела на Мамору, что с трудом держал себя в руках. В полумраке тяжело было понять, какие эмоции он испытывает. Коснувшись ладонью его спины, Усаги почувствовала напряжение парня.

Пусть судьи всё решат,

Их равнодушный взгляд.

Пусть такова судьба,

Я с ней борюсь одна.

Сомнений полный круг,

Любимый или друг?

Огонь или метал?

Один лишь всё забрал.

Рей вошла в зал как раз в тот момент, когда Минако, выложившись на полную, пропела последний куплет перед понижением голоса, вложив в него все свое отчаяние и боль потери. Хино, облокотившись на барную стойку, нахмурилась. Она считала, что подобные движения души делают лишь хуже; но разве Айно можно убедить в этом? Ее драматичная натура требовала выражения, эмоционального всплеска. Рей все понимала, но все равно полагала, что это проявление слабости. Но пение Минако и впрямь было сильным.

Я не расскажу

То, что с нами было,

Про мысли о тебе,

Про дрожь в моей руке.

Хочу сказать, прости,

Если было больно,

Но в свои слова

Не верю я сама.

Но знаю лишь одно:

— тихо пропела Айно, слабо улыбнувшись, словно и впрямь извиняясь.

«Любовник или друг? Ни тот, ни другой. Прощай же!» — подумала она и, набрав полную грудь воздуха, пропела последние строки, старательно вытягивая гласные:

Всё выигравший возьмёт…

Всё выигравший возьмёт…

На шее Усаги нервно билась жилка. Девушка с тревогой посмотрела на Мамору и, протянув руку, сжала его ладонь, но парень будто бы не заметил ее жеста. Все его внимание было приковано к сцене, к Минако, к ее блестящим от слез сапфировым глазам. Как же давно звучала клятва, что эти очи никогда не узнают слез! Словно не он это говорил…

А песня подходила к концу. Приближался момент, когда Айно должна была окончательно отпустить чувства к Мамору, словно рвущийся ввысь гелиевый шарик на длинной нити. И вот он настал. Еще пара слов — и их история любви станет всего лишь грустной сказкой.

The winner… takes it… all…

— пропела дрожащим голосом Минако, и тут же две слезинки прочертили влажные дорожки на ее припудренных щеках. Она сделала шаг назад, по-прежнему судорожно, до онемения в пальцах, сжимая микрофон в руках.

— Минако!!! — рванулся к ней всем телом Мамору, словно пытаясь схватить девушку, словно ускользающую мечту, но тут же обмяк, обессиленно опустившись обратно на диван и обхватив голову руками.

Айно же буквально убежала за кулисы, желая оказаться как можно дальше от этого места и этих людей. В полумраке она налетела на мистера Ямамото, который что-то возмущенно причитал и, отмахнувшись от него, побежала дальше, не разбирая дороги.

— Стой! — окликнул ее кто-то, и девушка покорно затормозила, бросив измученный взгляд через плечо.

К Айно торопливым шагом приближалась Рей, и весь вид ее не предвещал ничего хорошего.

— И что это было? — строго поинтересовалась Хино.

Минако разом обмякла и посмотрела на подругу безучастным взглядом:

— Я его отпустила.

— В который раз? — издевательски вздернула бровь Рей.

Айно упрямо вздернула подбородок:

— Надеюсь, что в последний. Извини, но мне нужно уйти…