Я в любовь нашу верю...(СИ) - "Selia Meddocs" - Страница 86

Наконец, Чиба вывернул руль влево, и автомобиль выехал на стоянку перед причалом. Айно на негнущихся ногах вышла из машины и стремительно зашагала в сторону небольшого моста, чувствуя каждой клеточкой кожи следующего по пятам Мамору. Этот место было одним из ее любимых — Минако нравилось смотреть оттуда на бескрайнюю морскую гладь, искрящуюся золотом в лучах полуденного солнца, или же на серебристую лунную дорожку — символ мечты и романтики. Но теперь она точно знала, что теперь никогда в жизни не придет сюда, так как воспоминания о событиях, что вот-вот здесь произойдут, будут отнюдь не самыми радужными.

Девушка подошла к поручню и, положив на него руки, уставилась вдаль, вдохнув полной грудью свежий морской бриз. Где-то к краю горизонта, словно по расплавленному золоту, торжественно медленно плыл теплоход, издавая густые, долгие гудки. Ветер взметнул ее волосы, спутывая пряди, и Айно нетерпеливо убрала их с лица.

— Минако, — раздался позади голос Мамору, и девушка сглотнула застрявший в горле тугой ком. Собравшись с силами и постаравшись придать своему лицу нейтральное выражение, она повернулась к парню, облокотившись о парапет

Чиба выглядел не лучше — ведь это ему предстояло начать разговор и сказать роковые слова расставания. Он был готов сквозь землю провалиться, лишь бы этой ситуации никогда не возникало. Мамору знал, что все, что он сейчас скажет Минако, нанесет ей глубокие душевные раны, но иначе было нельзя. Они втроем прошли точку невозврата.

Айно выжидающе смотрела на парня, смиренно ожидая его исповеди. Что же он скажет? Как начнет оправдываться? И какую роль в этом сыграет его благородство?

— Я знаю, что ты вчера все видела, и мне очень жаль, — наконец, произнес Мамору и умолк, глядя на реакцию девушки. Уголки ее губ дрогнули, и Минако отвела взгляд, уходя от ответа. Затянувшееся молчание стало тягостным для них обоих, и Айно все же решила ответить.

— Тебе жаль? Звучит как-то цинично, не находишь? — произнесла она, и голос ее звучал на удивление ровно.

— Ты должна понимать, что все это выше нас, это сценарий, написанный судьбой, — продолжил Чиба, услышав, наконец, долгожданный ответ.

— Не надо только этого, пожалуйста! — Айно выставила ладони вперед, словно отгораживаясь от парня. — Я все знала с самого начала, но так отчаянно верила, что все будет по-другому!.. Что наши жизни принадлежат нам и только нам, что мы сами пишем свою историю… Но ты… — Минако запнулась, и тут ее внутренний стержень дал трещину, и девушка закрыла лицо ладонями, пытаясь унять свое отчаяние.

— Так ты знала… — донесся до нее холодный голос Мамору. — И ничего мне не рассказала.

— А что ты хотел услышать? — Минако отняла ладони от лица и, сжав кулаки, сделала шаг к нему навстречу. — «Милый, берегись! В любой момент ты рискуешь открыть в себе чувство к Усаги Цукино, что некогда была лунной принцессой Серенити. О, кстати, а ты был земным принцем Эндимионом, и вы любили друг друга настолько сильно, что это наложило свой отпечаток на наше настоящее». Так что ли?

— Ты же сама говорила, что мы должны быть откровенны друг с другом, — упрямо гнул свою линию Чиба.

Айно сделала глубокий вдох и приказала себе успокоиться, после чего вновь продолжила гнетущую беседу:

— Я всего лишь оберегала то, что ценила больше всего. А ты ведь клялся, что никогда не бросишь меня, что наша любовь будет вечной… А что ты теперь скажешь, любимый? — последнее слово она произнесла с язвительным нажимом, и это задело Мамору.

— Я не отрицаю своих чувств. Но по сравнению с тем, что я чувствую к Усаги, это просто…

— Симпатия? Влюбленность? Ох, избавь меня от этого! — воскликнула Минако, в отчаянии всплеснув руками. — Зачем ты меня мучаешь, скажи? Пусть твои чувства ко мне изменились, но я-то по-прежнему продолжаю тебя любить, пусть это теперь лежит на душе тяжким грузом. Это предательство, Мамору. Самое настоящее предательство, если не сказать более грубо. Ты предал меня, предал наши чувства. Что тебе мешало проявить силу воли и выдержку и не поцеловать Сейлор Мун? И это при том, что ты знал, что я где-то поблизости!

— Да, я был не прав, и я чувствую себя не самым лучшим человеком. Но ни ты, ни я не могли бы жить с этим обманом. Рано или поздно ложь разбила бы нас, и хорошо, что мы сейчас расставляем все по местам, — Мамору засунул руки в карманы джинсов и хмуро взглянул на бывшую девушку.

Та кивнула, едва сдерживая дрожь:

— Пора все прекратить. У меня больше нет сил держать хорошую мину при плохой игре. Все зашло слишком далеко.

— Мы могли бы остаться друзьями… — предложил он, но Минако горько расхохоталась. На глазах блеснули слезы, которые она сдерживала, как могла.

— Милый, все, что я сейчас хочу — это не видеть тебя и не слышать твой голос. Даже упоминания о тебе мне будут в тягость. Просто уходи и постарайся больше не напоминать о своей персоне. Просто уходи, — девушка отвернулась от него, показывая, что разговор окончен. Ей так отчаянно хотелось разрыдаться, но Айно кусала губы до крови, лишь бы не сделать это в его присутствии.

— Тебя отвезти домой? — сделал он робкую попытку сократить разверзнувшуюся между ними пропасть, но Минако покачала головой, не оборачиваясь.

Мамору, поколебавшись пару мгновений, все же ушел. Разговор этот не принес ему облегчения — наоборот, стало тяжелее, даже несмотря на то, что оковы связи с Айно пали.

Когда его шаги замерли вдали, девушка дала волю слезам. Неужели она еще вчера не выплакала все глаза? Как же больно! Мучительно, адски! Несравнимо с телесной. Много, много в мире лекарств от телесных недугов, но когда речь заходит о душевной боли, все врачи разводят руками. Ничем не излечить разбитое сердце. Только время может превратить его окровавленные ошметки в уродливые зарубцевавшиеся шрамы…

Минако стояла на пятачке, обдуваемом всеми ветрами. Равнодушные потоки воздуха давно уже выстудили горькие слезы, и щеки неприятно стянуло от высохших мокрых дорожек. Ветер трепал юбку, надувая ее, словно парус, так и норовя задрать до неприличной высоты, но Минако было абсолютно наплевать на все это.

Горечь потери разрывала и без того кровоточащее сердце, в котором, казалось, не хватало куска от постоянных тревог и ревности. А сейчас девушке хотелось просто умереть, раствориться в этом воздухе, развеяться мириадами золотистых искр.

Всхлипывая, Минако дрожащими руками потянулась к банту на затылке и дернула за конец ленты. Присобранные волосы золотым каскадом заструились по плечам, а сама лента алым стягом затрепетала в безвольных пальцах. Айно безучастным взглядом посмотрела на извивающийся легкий шелк, а затем разжала пальцы. Лента красной змеей ринулась ввысь, вместе с ветром, исчезая в пронзительно-синей вышине.

— А тебе идет этот бант, носи его постоянно!.. Мне нравится!

Это были слова Мамору на рассвете их любви. Теперь пришла пора проститься и с этой частью жизни.

Теплоход скрылся за горизонтом, и над морем теперь раздавались лишь полные тоски крики чаек да ленивый шум прибоя. Ветер донес до девушки напоенный йодом запах водорослей и рыбы, и Минако вдохнула его, пытаясь успокоиться. Шмыгнув носом, она решительно вытерла вновь выступившие слезы и, понурив голову, медленно пошла прочь. В кармане куртки она нащупала деньги — достаточно для того, чтобы вызвать такси до дома.

«Теперь у меня никого не осталось. Ни друзей, ни любимого…», — отстраненно подумала Минако, уже сидя в машине. — «Воин любви. Одинокий воин».

Но жребий брошен. И раз судьба уже внесла свои коррективы в ее жизнь, то почему бы теперь целиком и полностью не положиться на жестокое провидение?

— Да где же носит эту Усаги! — в сердцах воскликнула Мако, бросив взгляд на часы. Остальные девушки пожали плечами.

— Ты же знаешь, что она никогда не отличается пунктуальностью, — заметила Ами, изучая, наверное, в сотый раз карту коктейлей.

— А как насчет позвонить? Она ведь обещала предупредить, если будет вдруг задерживаться, — проворчала Кино, откидываясь на высокую спинку красного кожаного дивана.