Юная Венера (сборник) - Тидхар Леви - Страница 47

Может, виновата была плохая погода, может, мои собственные ожидания или просто гнетущая жара – я еще не упоминал о ней? – но мне казалось, что Венера и Блэкстоун встречают меня не очень-то радостно спустя более чем десять лет разлуки. Группа молодых людей в тонких рабочих спецовках пробежала мимо, рабочие перекрикивались с грубым венерианским акцентом. Скорее всего это были проклятия; лавочники выглядывали из дверей, таращась на меня, словно я был виновником непогоды.

Я знал, почему они так смотрели…

Не часто встретишь человека с протезами на силовых полях, особенно в таком возрасте, когда конечности обычно могут быть выращены («обычно» – весьма утешительное слово, если это не относится к тебе). Пустота между моими бедрами и обувью обеспечивалась силовыми полями, управление которыми осуществлялось вживленными в спину элементами. Ботинки удерживались на конце силового поля, как будто были соединены костями, сухожилиями и плотью, и двигался я легко благодаря годам практики. При правильном освещении можно заметить колеблющиеся поля; человек с воображением мог представить себе изгибы ног и почти увидеть их.

Почти.

Я мог бы носить длинные брюки и делать вид, что мои ноги целы, но хоть это и несколько жестко, я не понимаю, зачем весь этот цирк? Бабушка Эвако всегда ругала нас за вранье, когда мы старались показаться лучше, чем были на самом деле. Кроме того, на Венере никто не носил много одежды; там чертовски жарко и всегда очень мокро. Поэтому я носил шорты, отчего мое тело казалось плывущим над землей на расстоянии метра. Я задавался вопросом, кто из тех, кто смотрит на меня, вспомнит, что пятнадцать лет назад видел мое лицо. Возможно, никто теперь меня не вспомнит.

Пятнадцать лет назад я потерял на Венере ноги. И даже больше. Я провел пальцами по гладкой, прохладной поверхности камней, лежащих в кармане, и, отыскав знакомый, вытащил на ладонь. Камень был полированный, размером с мой мизинец, черный, испещренный голубыми точками. Я повертел его в пальцах, ощущая знакомые изгибы поверхности, и сунул в карман.

Последняя остановка на моем пути – блэкстоунская библиотека и терминал данных. Авариэль была где-то здесь.

Когда Зеленый Совет объявил об открытии Блэкстоуна для межпланетного трафика, я понял, что она приедет сюда. Я боялся этого. Теперь же я видел разрешение Зеленого Совета и знал, что она собиралась сделать.

И это меня пугало.

Ночь была тревожной. Некоторые выглядывали наружу, будто пытаясь увидеть опасность, которая им угрожает, осматривали вечную облачность. То, что угрожало мне, я нашел, полагаю, уже давно. Я с удовольствием покинул улицы.

Когда я вошел в вестибюль хостела, владелец открыл один глаз и моргнул на меня из-за стола. По изменению цвета его глаза и тоненькому металлическому жужжанию я понял, что он тоже имеет имплантаты. Он «переселенец» – тот, кто решил остаться на Венере навсегда, и потому ему пришлось согласиться на хирургические изменения; на его шее были заметны жаберные щели.

Он прорычал что-то в мою сторону.

– Что? – спросил я.

– Протянул ноги, ублюдок…

За неимением ног я решил, что это ко мне не относится, и потому молча ждал, пока он ворчал что-то про ноги. Его грязные пальцы (с перепонками, созданными с помощью операции) водили по запачканной пластиковой доске регистрации.

– Нужна комната? – пробормотал он на этот раз громче. Он провел по листу ладонью, расставив растопыренные пальцы, так что пятнистые перепонки были на виду. – Обычно в это время мы уже закрыты. Я задержался, потому что знал, что прибудут пассажиры.

Правый глаз таращился на меня, а левый закрылся. Вокруг стонал хор насекомых.

– Благодарю вас, это очень хорошо, – наконец ответил я.

– И сейчас я пропускаю лучшую часть своего любимого телешоу. – Он постучал по столу указательным пальцем.

Я порылся в кармане, не в том, где были камни, и выудил монету. Я положил ее на стол. Рука по-паучьи поползла к монете, но я накрыл рукой его руку, благодарно ее пожав. Что-то запищало и засвиристело.

– Номер прямо по коридору, – произнес владелец хостела.

Я кивнул ему. Его обязанности были выполнены, чаевые получены, и он полностью погрузился в свои дела, даже не заметив, что у меня нет ног. Его глаза закрылись, а губы шевелились, напевая текст неизвестной мне песни.

Я двинулся по коридору к себе в комнату.

Я оставался в комнате ровно столько, сколько нужно было, чтобы распаковать вещи, и побрел из хостела к единственной блэкстоунской таверне, тревожно перебирая в кармане свои «бриллианты». Пятнадцать лет назад она называлась «Приморская», и мы с Авариэль обедали и выпивали тут перед тем, как покинуть порт. Сейчас вывеска гасила, что теперь здесь таверна «Венус Генетрикс» – «Мать Венера». Не думаю, что кого-то волновало название. Я просто рад был променять сырые скользкие улицы и подозрительные взгляды на выпивку.

– Черт, посмотрите-ка на это, – нетрезвым шепотом сказал кто-то, когда я вошел. Половина посетителей оглянулась на меня, и среди множества лиц я увидел ее лицо. В глубине зала она сидела в полутемном углу. Слишком многое сразу всплыло в моей памяти. Мне захотелось скрыться, убежать.

Но бегать я теперь не мог; мои невидимые протезы позволяли только ходить.

Так что я не убежал – я улыбнулся и, побрякивая камнями, пошел к ней.

Рядом с ней сидел шрилиала, трубки из барботера заворачивались вокруг фиолетово-зеленой шеи к жаберным щелям, он поднял руку с длинными перепончатыми пальцами, словно просил слова, и его взгляд был тоже устремлен в мою сторону. Он моргнул: прозрачные веки скользнули по глазам. На его голове – татуировка надзирателя, под ней изумрудная точка, свидетельствующая о том, что он член Совета. Был еще один знак: короткая желто-белая полоса, слегка выпуклая по краям: шрилиала обладал «воздушной костью» – это была мутация, ее носители, аборигены, имели легкие, полые кости; данный факт означал, что они никогда не смогут погрузиться в Великую Тьму, где покоится их народ, нормальные шрилиала, те, кого называют «каменной костью». Когда обладатели «воздушной кости» умирают, их хоронят здесь, на острове, на вершине горы Блэкстоун, в кальдере, которую сами шрилиала называют Ямой.

Авариэль наблюдала за мной с холодной официальной улыбкой, венерианец тоже улыбался, но я знал, что любые попытки прочесть по лицам аборигенов какие-либо человеческие эмоции было бы ошибкой.

– Авариэль, – заговорил я, подойдя к их столу, – я предполагал, что встречу тебя здесь.

Она выглядела… старше. Почему-то для меня это было неожиданно. Появились тяжелые линии вокруг глаз и в уголках рта, складки на шее, которых не было раньше. В темно-каштановых волосах блестело серебро. На руках белые шрамы, некоторые из них явно получены недавно. Но она по-прежнему была сильной и подтянутой. Все еще в хорошей спортивной форме, готовая к преодолению любой физической нагрузки, которую она себе ставила сама.

Авариэль улыбнулась. Сдержанно.

– Томио, – резко произнесла она. Огромные глаза шрилиала повернулись ко мне. В трубках барботера, присоединенного к его жабрам, заколыхались пузырьки. – Должна признать, не ожидала, что ты тут появишься.

– Правда? – ответил я с той же ничего не значащей улыбкой. – Из-за решения Зеленого Совета? А я полагал, что ты ждешь меня – хотя бы потому, что ты здесь.

– Томио… – Она вздохнула. Ее пальцы выбивали бессмысленный ритм по столешнице рядом с кружкой пива. – Прошедшему нет возврата. Мне жаль. Тебе действительно не стоило приезжать сюда.

Я отмахнулся.

– Э-э, – протянул я, – я не про наши отношения. Ты же знаешь, несмотря ни на что, я пришел бы, если бы ты попросила, если бы ты хотела после… – Я указал на пустое пространство между своими коленями и полом.

– Не перекладывай вину за это на меня, Томио, – сказала она. – Я тут ни при чем.

Шрилиала зашипел, выпуская изо рта облака тумана; он регулировал барботер. На лаковую поверхность стола упало несколько капель; мы смотрели на шрилиала.