Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 97

— Не беспокойтесь, Ваше Высочество, — медленно произносит Хоффман, прикрывая глаза. — С вами всё будет в полном порядке. Вам нужно напомнить десятый пункт нашего договора?

Десятый пункт договора… Граф упоминал в тот день о том, что для того, чтобы совершить то, что он задумал, будут проведены три уровня самого договора: письменный с подписанием той бумаги, магический и кровный. Три последовательных ритуала. Три. И сейчас должен быть закреплён второй этап договора. Магический. И, как говорил Георг Хоффман, самый болезненный. В чём это будет проявляться? Мария с интересом смотрела на то, что делал Мердоф, как он возился с компьютером, стоявшим позади кресла, в котором сидел Хоффман.

— Закрой глаза, — шепнул Мердоф. — Сбой в приборе может оказаться смертельным для вас обоих. Любой сбой в приборе. А я не совсем понимаю, как работает эта машина.

Мария закрывает глаза. Вот и всё. Тьма. Ничего. Малейшая неполадка может лишить её жизни. Любая оплошность, любое неловкое движение Мердофа, от которого теперь зависят жизни Георга Хоффмана и Марии, любая случайность… Сейчас принцесса не видит ничего. Сейчас она может только слышать. Слышать, как тяжело вздыхает Мердоф, как он тянет за какой-то рычаг и…

Мария стояла посреди коридора. Широкого и длинного, с окном в его конце… Выбеленные стены, серый ковёр на полу, опущенные шторы… Все двери тут были закрыты. А Мария находилась здесь одна. Сколько метров нужно пройти до окна, начиная отсюда, прямо с середины? А сколько до другого конца? Наверняка что-то должно быть там. С другого конца. Лестница, дверь, ведущая на улицу… Что-нибудь! Мария попробовала открыть одну из дверей. Ничего. Она была заперта. То же самое оказалось и с другими дверями. Выхода отсюда не было. Хотя… Может, окно?

Когда девушка снова повернулась к окну, там стояла девочка, которой на вид было лет пять-шесть. Худенькая, бледная, с кругами под глазами, недовольно смотрящая на Марию; руки этой девочки тряслись, принцесса даже смогла заметить свежие ссадины на кистях и запястьях ребёнка, а взгляд её был настолько обиженным, настолько разочарованным, что Марии невольно становилось стыдно перед этой девочкой, хотя, по идее, такого быть не должно. Девушка удивлённо рассматривала ребёнка. Эта девочка кого-то напоминала ей. Кого? Кого-то очень знакомого, кого-то, кого она должна была совсем недавно видеть… Кого?

— Ты кто? — спросила Мария, невольно делая шаг назад.

Девочка испуганно посмотрела на неё. Испуганно… Позади себя принцесса чувствовала чьё-то присутствие. Девушка обернулась, чтобы посмотреть, чьё. В другом конце коридора стоял мальчик. Ему тоже было пять или шесть лет. Он и та девочка были очень похожи, хотя, даже стоя тут, Мария могла бы поклясться, что мальчик выглядел куда более крепким и здоровым, нежели девочка. И смотрел он куда более зло. И куда более знакомо. Кому же из знакомых Марии принадлежал этот взгляд? Кому?

— Меня зовут Мари! — воскликнула девочка, тоже на всякий случай отходя подальше. — Ты заберёшь нас отсюда? Не оставляй нас здесь одних!

В голове Марии пронеслась мысль о том, что, раз уж они с этой девочкой тёзки, она тем более должна помочь ей. И её брату тоже. Эта девочка, Мари, начала говорить ещё что-то. И принцесса с ужасом осознала, что не понимает, что именно говорит девочка… Голос этого ребёнка дрожал. Дрожал и таял. И сама хрупкая фигурка девочки тоже будто бы таяла. Мальчик бросился к ней. Мария поняла, что просто не успевает отскочить, что сейчас она грохнется на пол, как… Мальчик будто бы пронёсся сквозь неё. Или не будто…

А через несколько мгновений перед ней стоял уже не тот мальчик. Хоффман. Девочки той уже не было. Исчезла. Растворилась в воздухе. А Георг Хоффман будто бы всё ещё пытался поймать её… Марии было не слишком удобно находиться здесь в такой момент. Что такое ритуал магического договора? Сейчас девушке очень хотелось узнать это.

Мария чувствовала, что дыхание её восстанавливается с трудом. Кто-то снимал с неё все эти провода… Принцессе думалось, что лучше бы она не видела всего этого сейчас… Мердоф помог ей подняться. Встать на ноги сейчас было несколько проблематично. Сильно кружилась голова. А Мердоф Айстеч помогал Хоффману освободиться из всех этих проводков.

— Что же… Ритуал прошёл успешно, что не может не радовать, — проговорил Георг, стараясь не показывать вида, что у него сейчас очень сильно кружится голова.

Георг Хоффман вышел из этой комнаты. Куда он пошёл теперь? Впрочем, это было не её дело. Сейчас нужно добраться до какого-нибудь дивана, лечь на него и расспросить Мердофа об этом ритуале. Хотелось бы разобраться, что это вообще такое. К тому же, нужно же хоть что-то узнать об этом мире кроме каких-то двух моментов, о которых рассказывал Паул… А Мердоф наверняка не будет слишком против объяснять всё это. Во всяком случае, когда Марии нужно было провести экскурсию по организации Schreiendes Blut, Мердоф Айстеч был даже рад ей всё рассказать…

— Ты сможешь мне объяснить, в чём заключается магический этап договора? — спрашивает принцесса, присаживаясь на диван.

Мердоф кивает, но потом говорит, что объяснит это как-нибудь позже, когда Мария будет чувствовать себя лучше. А девушка уже и сама не замечает, как начинает засыпать…

***

Алесия с интересом наблюдала за Моникой, пытавшейся выбрать что-то из вещей самой мисс Хайнтс. По правде говоря, Алесия не совсем понимала, почему Моника вдруг решила принарядиться. Да и просить об этом лучше всего было Хоффмана. Тот уже давно помогал Горацию почти со всем, что только касалось денег… Да уж… За столько лет жизни в столице Бейнот до сих пор не постарался как-то устроиться. Конечно, он был неплохим воякой и прочее, но… Для мирной жизни этого было недостаточно. А Моника… Моника никогда не старалась как-то выделиться, как-то показать себя. То, что она сейчас вдруг решила полностью обновить свой гардероб, тоже было неожиданно: Алесия прекрасно помнила, что мисс Эливейт всегда ходила в одной и той же одежде, и ту никогда не смущало это однообразие, мисс Хайнтс даже начинала уже строить теории о том, на кого именно хочет повлиять Моника. Это было нетрудно. Пожалуй, уже многие знали о том, что чувствует эта девушка к Хоффману. Даже не так. Это знали все. Все, кроме самого Хоффмана, который совсем недавно увлёкся этой самой Анной, девушкой, бесспорно, красивой и очаровательной, но куда более своенравной, нежели Моника, готовая быть тенью этого человека. Но Георг не давал мисс Эливейт быть своей тенью. Он никому не давал находиться слишком близко к себе. Боялся ли он? Алесии почему-то казалось, что он не доверял никому именно из-за страха. Так ли это было? Вряд ли мисс Хайнтс могла смело рассуждать об этом.

Моника стояла перед зеркалом и с грустью смотрела на своё отражение, Алесия не понимала её грусти: мисс Эливейт была довольно красива, по правде говоря, племяннице короля иногда хотелось иметь именно такую внешность: красота Моники была не слишком яркой, не слишком вызывающей, совсем не такой, как у самой Алесии Хайнтс, постоянно вынужденной крутиться на балах и приёмах, и девушке было непонятно, почему Хоффман до сих пор не обращал на ту внимания; Алесия прекрасно знала, как он был скор в отношениях с женщинами, если, конечно, то внимание, которое он оказывал, можно было назвать отношениями, и, пожалуй, Алесия завидовала Монике, что на ту граф Хоффман ни разу не смотрел так, как на других — это лишь доказывало индивидуальность Моники, то, что и Георг смотрел на неё иначе, нежели на других, иначе, чем на саму Алесию…

Моника с грустью смотрелась в зеркало. Ей нравилось то платье, которое она нашла в шкафу королевской племянницы и которое та никогда не надевала. Это было тёмно-синее закрытое платье с очень красивой вышивкой на спине, длинное, прекрасно подходившее Монике и наверняка неплохо смотревшееся на самой Алесии. Но Хоффман вряд ли бы обратил на девушку в таком платье внимание. Моника ненавидела графа за его придирчивость, за его любовь всегда быть на коне, за его любовь к красивым вещам, к которым он без колебаний причислял и тех девушек, которые находились в определённый момент вместе с ним… Она презирала его за неумение противостоять этому ужасному пороку, за его разбрасывание деньгами и при этом странную скупость, за неумение выбирать девушек, которых, впрочем, граф бросал после первой же ночи с ними, и за постоянное фатовство на приёмах… И Моника уважала его за то, что графу хватало смелости жить именно так, как ему хотелось…