Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 304

У Миранды все руки и ноги в синяках, ссадинах, шершавых мозолях. Пальцы рук у неё исколоты, а на костяшках виднеется сеть тонких едва заметных шрамов. На локте расплылось большое фиолетовое пятно. После этой ночи Константин понимает, почему девушка всегда закрывает свои руки, когда танцует. Мало кому приятно видеть синяки, царапины, ссадины, порезы. Мало кому. А Константину нравилось это видеть. Он всегда останавливался во внутреннем дворе их жилой зоны, чтобы лишний раз увидеть кровь и синяки Эйбиса Вейча — этого парня постоянно избивали, а он, кажется, был и не против — и Розы Эсканор — которая, почему-то, среди пятидесяти двух человек, что составляли команды треф, пик, черв и бубнов, занимала второе место после Эйбиса по количеству царапин, порезов и других мелких повреждений. Ему всегда нравилось наблюдать за тем, как разбивает себе руки в кровь Вейча ночью, когда никто не видит, как рыдает взахлёб, просит срывающимся шёпотом некую Джулию прийти за ним, не оставлять его в одиночестве… Душераздирающие сцены. Вероятно, у Константина не было души, раз он смеялся над этим, тихо стоя в стороне. Ему всегда нравилось видеть, как тихо плачет Эниф Монтаганем над своей неудавшейся любовью, как комкает свои глупые записочки в худеньких пальцах, как прогуливается ночью по саду, что находится почти сразу за теми четырьмя домами, где им всем приходится жить… Ему нравилось видеть, как встаёт на колени, как молится о здоровье своей младшей сестрёнки Андэль… Только бессердечный человек остался бы к этому равнодушен. Вероятно, у Райна не было сердца, раз он спокойно стоял за каким-нибудь домом и слушал…

Он и сейчас был лишь сторонним наблюдателем. Он и сейчас лишь смотрел на смеющуюся танцовщицу Миранду. Не предпринимал ровным счётом никаких действий. Должно быть, это было жестоко — позволять этой девушке жить так, как она жила, с этими вечными погонями, с этой неустанной пляской смерти и пламени. Впрочем, должно быть, глупо даже пытаться как-то повлиять на неё. Она живёт только так, как хочет сама. С их первой встречи Константин сумел это усвоить… Это была одна из тех непреложных истин, которые нужно было знать о Миранде. Первая из них. Константин мог и сейчас их повторить. Она всегда свободна. Она не отдаёт поклоны даже в танце. Она врёт так же легко, как иные дышат. А убивает — ещё легче. Она любит танцевать. Она сентиментальна, её можно заставить посочувствовать. Но себя она жалеть никогда не позволит.

Она совсем не такая, как Мира… Она намного сильнее, умнее, дальновиднее… Она куда опаснее. Её голова не забита старинными песнями, она знает только то, что ей действительно нужно. Пожалуй, она одна из немногих людей, которым Константин позволит над собой насмехаться. Её он просто не может не уважать. Он чувствует, что эта девушка намного умнее его, намного лучше. Миранда… Строптивая танцовщица, что некогда была аристократкой. Нет… Что аристократка и сейчас. Аристократы бывшими не бывают. В них всегда чувствуются те отголоски, слаще и хрупче которых нет ничего на свете. Эти полные гордости взгляды, полные собственного достоинства слова, эти уверенные движения, эти глаза, гордыни в которых плещется больше, чем во всех остальных людях…

Миранда умеет не только танцевать и петь. В их первую встречу она это доказала. Он был тогда ещё совсем маленьким мальчиком, только потерявшим единственного родного человека. Константин был тогда очень слаб. Ему было всего лишь двенадцать лет. Он бежал от того человека — от Луиса Вилланда. Он бежал, а перед глазами всё ещё стоял испуганный взгляд Эдуарда, сообразившего, для чего пришли те люди в деревню тогда… Сам Константин понял не сразу. Эдди тогда растолкал его, заставил очень быстро одеться, взять с собой какие-то вещи и спровадил через чёрный ход — никто в деревне не знал о том, что дедушка братьев Райнов когда-то давно вырыл не только погреб, но и небольшой ход, через который из дома выйти можно прямо в лес. Константин уже плохо помнил, как ревел, слушая непривычно жёсткий голос брата, уже плохо помнил, как пробирался через чёрный ход, как оказался в лесу… Он помнит только то, что потом он бежал — как и просил его Эдуард. Бежал неизвестно куда, надеясь только на одно — что те люди его не заметят, что те люди поймут, что Эдди оборотнем совсем не является, что оставят их семью в покое.

Те люди убили Эдуарда в ту ночь.

— Скольким людям ты перерезала глотки, Миранда? — как-то приглушённо выдыхает Константин, глядя на сверкающее лезвие в руках девушки, появление которого он, погруженный в свои мысли, не заметил.

Тонкий и узкий клинок в её руке смотрится весьма органично. Не то что, когда оружие в руки приходится брать Эниф — той девчонке только и быть сестрой милосердия в команде пик — или Мире. Или Эрне Хоу. Все трое с каким-либо оружием смотрятся просто нелепо. Иногда Константину хочется фыркнуть от смеха и спросить: эти девчонки хоть примерно представляют, что они будут с этим оружием делать? Эниф и Эрна, пожалуй, гипотетически представляют. Одной приходится постоянно латать раны Эйбиса Вейча, а вторая влюблена в легенды, в которых, если прочитать их, а не краткий пересказ, как поступил весьма сообразительный — как оказалось — Леонард Кошендблат, весьма много сражений, поединков, уличных драк, потасовок… И рыцарские турниры — девчонки же так любят читать о рыцарях. И читают, разумеется, самые глупые и неправдоподобные сказки, которые только возможно найти.

Миранда улыбается. Спокойно. В её позе, в её улыбке столько достоинства, сколько никогда не было и в десятке аристократов Академии. Она замечательная, удивительная, стойкая. Таких людей, как она, встретить слишком сложно.

Она прекрасна сейчас с этим оружием в руках…

У неё есть старший брат. Вечно хмурый, вечно растрёпанный Майкл. Часто подвыпивший. Постоянно шляющийся по борделям. Обычный придурок, которого Константину постоянно хочется придушить. Впрочем, наверное, самой девушке Райн никогда этого не скажет — та брата, кажется, весьма любила, хоть и сердилась порой за какие-то глупые проступки. Миранда порой кричит на него, порой может влепить ему такую затрещину, что мало не покажется, но терпит все его глупые выходки. Впрочем, наверное, и сам Райн простил бы своему брату всё. И всё же её выдержке Константин поражён.

Эдуарду никогда не нужно было чего-то прощать.

Мира совсем не такая, как Миранда… Слабенькая, хрупкая подружка фальранского князька… Наивная и милая девушка, которую так легко было бы сломать, переломить пополам… И которую ломать пока совершенно не хотелось. С ней было легко. Было забавно наблюдать за её смущёнными взглядами, за её подрагивающими плечами… Она вся была такая хрупкая, такая невесомая, воздушная, такая тоненькая… Её было жалко. Кажется, совсем недавно у Миры умерла мать.

Константин сам не знал, зачем подарил Андреас куклу. Это было как-то слишком странно для него самого. Ему просто захотелось… Константину казалось, что он способен мыслить весьма рационально, что глупыми эмоциями и желаниями его разум уже не должен руководствоваться. Ему почти обидно из-за той минутной слабости. Впрочем, теперь уже глупо о чём-то жалеть. Подарил и подарил.

— Больше, чем ты думаешь! — смеётся Миранда, выдыхая фразы прямо в его губы. — А перережу в будущем во много раз больше!

Константин смеётся ей в ответ. Почему ему сейчас так странно весело? Когда-то давно — до смерти Эдуарда — он был добрым ребёнком… Отзывчивым, весёлым, готовым помогать людям и любить их. Интересно, стал бы он столь чёрствым, если бы Эдди тогда не был убит? Быть может, всё пошло бы совсем иначе… Быть может, Константин уже закончил Академию и жил в той тихой деревушке, где они с братом жили. Он бы не строил планов мести… Он был бы глупым насмешливым мальчишкой вроде Эйбиса Вейча или забавным, вечно спешащим непонятно куда, вроде Леонарда Кошендблата.

— Трудно представить, что такая тоненькая и изящная девушка может убить любого мужчину!..

Подзадоривать Миранду — это занятие дарит Константину столь сильное эстетическое наслаждение, что он вряд ли когда-нибудь сможет от этого отказаться. Ему нравится видеть, как блестят её тёмные глаза, нравится видеть насмешливую улыбку на её губах, нравится чувствовать её раздражение, не переходящее в гнев, нет — этого бы Константин не пережил. Не потому, что ему было так дорого её хорошее расположение духа. Потому что она сама просто не оставила бы его в живых, если бы рассердилась на него по-настоящему. Он не её брат. Не Майкл, которому Миранда может простить всё, пусть и не всегда сразу. Он не тот человек, который по-настоящему дорог ей. И от этого почему-то Райну становится жутко больно и обидно.