Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 262

— Смотри — как здесь красиво! — кричит Эйбис, задирая голову и останавливая свой взгляд на этом бескрайнем светлом небе, что застлано облаками. — Смотри — как хорошо, что мы не остались в Академии! Там такого не увидишь!

А Феликс смеётся. Смеётся — в первый раз со дня смерти мамы Миры. Вейча рад тому, что пиковый туз, наконец, рассмеялся. Вредно держать всё в себе. Если тебе плохо — нужно высказать это, выкрикнуть, объявить на весь мир, заставить всех остальных тоже чувствовать себя плохо… Нельзя молчать. Иначе это молчание будет съедать твою душу. Что может быть важнее души? Важнее этого нет ничего. Перед такой величайшей ценностью, подаренной людям, как душа меркнет всё — целые миры, потому что одна душа может содержать в себе множество таких миров, все материальные ценности человека, все религии, все принципы, вся мораль… Самое глупое решение в жизни — решение стереть — что бывает чаще — или сжечь собственную душу. Сонм Проклятых прекрасно понимал, насколько важна душа — они ведь были Охотниками… Собирали души, использовали их в своих страшных целях… Говорили, в рубиновом кольце Йохана хранилась душа того человека, который согласно пророчеству должен был победить Сонм. И тогда этот отступник убил его — убил и вынул душу, заточив её в алом, словно пролитая Проклятыми кровь, камне, что вставил в свой перстень из белого золота вместо изумруда, который после был подарен Елисавет в виде кулона.

Скверная история была с этими отступниками. Очень скверная. И самая скверная она была в отношении совсем не Танатоса, что был ослеплён своей гордыней, а в отношении Йохана, что слишком хорошо понимал, что именно творит Сонм Отступников, но следуя за этими людьми до самого конца.

Князь Эсканор подбегает совсем близко и тоже заглядывается на это низкое, словно нависающее над ними, бескрайнее небо. Всё на свете таит в себе опасность… Наверное, в этом и есть прелесть этого мира — в совершенном незнании того, что ждёт тебя на твоём пути, что может тебя убить, а что может спасти. Наверное, именно в этой игре и есть сама жизнь… Эйбис Вейча совершенно не знал, к чему он идёт и стремится. Ему нравилось бежать… Нравилось знать, что в мире ещё столько всего, что он не сможет постигнуть даже за сто жизней… Парню нравилось это — нравилось учиться и узнавать, нравилось смеяться, поступать только так, как ему в этот момент хотелось… Ему нравилось чувствовать себя ненужным, совершенно ненужным… Ему нравилось осознавать, насколько огромен этот мир и насколько много существует таких миров — только один их древний мир раскололся на три части, кто знает, что случилось с остальными мирами? Ему нравилось верить, что в огромной Вселенной существуют миллионы миров…

Они носятся по полю в какой-то странной необъяснимой радости, которая захлёстывает и переполняет их обоих. Отчего-то это поле кажется таким… Таким огромным и таким величественным. Сейчас ещё лишь самое начало осени. Скоро уже лес пожелтеет, а потом и вовсе сбросит с себя эту отжившую свой срок листву… Наверное, люди похожи на листья — рождаются, живут, а потом дряхлеют и умирают, не оставляя ни следа, лишь готовя почву для следующих поколений таких же людей. Лишь кто-то из них остаётся — как остаются иголки у хвойных деревьев — и оставляет о себе некоторую память…

Эниф бы это понравилось — эта беготня по полю. Пожалуй, Эниф — самый жизнерадостный человечек, который только есть в этом мире. Она — милейшая девушка. Ей бы влюбиться в кого-то вроде Феликса Эсканора, выйти за него замуж по окончании Академии и прожить счастливую жизнь с шестью-десятью ребятишками в каком-нибудь из, пусть и не сказочно-красивых, но зато легендарно-крепких замков Фальрании… Ей бы жить счастливо, без всяких потрясений и тревог… Ей бы быть той принцессой из сказок, которые так любила сестра Андэля. Феликс — хороший человек. Всегда вежливый и внимательный собеседник, даже тогда, когда ему неинтересно это на самом деле. Эсканор — настоящий фальранский князь. Благородный, честный, воспитанный — до мозга костей. Феликс был бы счастлив той заботе, которую Эниф так любит проявлять. Он и сам испытывает эту постоянную потребность о ком-то заботиться и кого-то опекать. Три года назад мать умерла у Эниф. Эта девочка и до этого нуждалась в защите, а уж теперь. А кто, как не фальранский князь Феликс Эсканор мог обеспечить ей эту защиту?

А Эйбис… Язвительный, острый на язык, склочный — он был не способен защищаться, лишь нападать, жалить своими язвительными замечаниями и жестокими подколками. И уж тем более — он был не способен кого-то защитить. Человек, который желает от жизни только одного — вечного бега без единой остановки — не может никому стать опорой. Да и самому ему опора не нужна. Опора — это слишком больно. Она вколачивает гвозди в твои ноги, она заставляет их кровоточить и ужасно болеть… Эйбису Вейча не нужна жизненная опора. Ему ведь не нужен даже маяк — он и сам совершенно не знает, куда он бежит, знает только — от чего…

Он кружится в какой-то слепой, непонятной для него самого, радости и радуется тому прохладному ветру, тем тучам, что проплывают над ними… Что заставляет его так радоваться? Какое-то необъяснимое предчувствие чего-то настолько хорошего, о чём даже говорить страшно? Что заставляет его забыть на время всю свою язвительность и склочность? Он выбегает на дорогу, которая пересекает поле посередине, он кружится, взбивая пыль. Он смеётся. Ему не нужен маяк, ему не нужен конец пути, ему нужна лишь одна дорога…

Разве может быть что-то прекраснее дороги? Разве есть что-то прекрасней постоянного движения — взлётов, падений, попыток сбежать от кого-то? Разве есть что-то прекрасней того чувства нескончаемого пути? Разве есть на свете маленький ребёнок, который не чувствовал бы себя прекрасно, убегая подальше от своего дома, исследуя траву, лес, близлежащую речку? Разве есть на свете ребёнок, которому не хотелось бы убежать подальше от родного дома, пуститься в кругосветное плавание на старом паруснике, увидеть другие страны и даже другие миры? Разве есть на свете ребёнок, что был бы привязан к тому, что люди обыкновенно называют «домом», так же сильно, как привязываются к обыденности и скуке взрослые? Нет… Детей зовёт это так легко заглушаемое взрослыми желание исследовать, находить, узнавать. Чувство, которое почти в каждом ребёнке потом заглушают, убивают. И без которого жизнь становится такой скучной и правильной, что от этого становится тошно.

— Эйбис! — кричит вдруг Феликс, когда отбегает чуть подальше. — Слушай, мне всегда было это интересно — почему тебя назвали так странно?

Вейча вдруг останавливается. К горлу вдруг сразу подступает тошнота, а перед глазами появляются те лица… Ему совершенно не хочется вспоминать это всё. Слишком уж старательно он пытался убежать от тех мыслей. Вся радость моментально слетает с него, как слетают поздней осенью последние листья с деревьев. А душа никогда не бывает незаполненной. Там всегда что-то есть — боль, отчаяние, ненависть, злоба, раздражительность. Даже пустота — она заполняет. Она оставляет какое-то послевкусие после себя…

— Не твоё дело! — огрызается он. — Всё! Закрыли тему! Я не хочу с тобой об этом разговаривать!

Феликс лишь непонимающе пожимает плечами, но больше тему не поднимает. Фальранский князь слишком вежлив и тактичен для этого. Как же иногда раздражает это его треклятое полное понимание! Как же иногда раздражает его треклятая забота! Эйбис со всем сможет справиться сам. Ему не нужна ничья помощь.

Он может со всем справиться.

Маленький ребёнок — на вид ему лет шесть-семь — бежит по лесу, спотыкается, падает, разбивает коленки, но снова поднимается и снова бежит. Его одежда изодрана, на руках и на ногах ссадины, но он бежит. Старается не останавливаться. Старается не думать о ссадинах и синяках, что появляются на его тонких ногах и руках… Он бежит, хотя и думает, что его ничего теперь уже не сможет спасти. В лесу слишком много кочек, веток, деревьев. Это и затрудняет и облегчает его задачу одновременно — здесь так трудно бежать, но зато легче спрятаться…