Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 257

Роза Эсканор была такой… Безудержной в радости и в горе. Но старающаяся во всём видеть лишь счастье и радость. Какова бы не оказалась реальность на самом деле. Умная, ветреная, вечно кружащаяся в танце жизни. Бойкая, в меру вредная и бесшабашная. Вечно куда-то спешащая, бегущая, рвущаяся всё успеть и сделать, со всеми подружиться. Совершенная оптимистка. Верящая в людей и, главное, — людям. Добрая весёлая девчонка, от видения которой всем становилось на душе как-то тепло и хорошо…

Леонард Кошендблат был таким… Добрый, наивный, светлый мальчишка. Один такой во всём своём многочисленном семействе. Тоже бойкий. Когда на него не смотрели его отец, мать, братья и сестра, конечно. Тоже шустрый. Смешливый. Безоговорочно верящий в чудеса и в то, что он — хороший человек. Вечный оптимист. С добрыми смеющимися глазами и располагающей к себе улыбкой. Человек, соскучиться в присутствии которого было просто невозможно.

Итан Августин был таким… Спокойно уверенным в себе и в своих силах. Совсем не надменным. Умным. Готовым прийти на помощь в любое время дня и ночи. Щедрым. Готовым отдать свою последнюю рубашку нуждающемуся в этом. Светлым… Он был спокойным, и это спокойствие и было его оптимизмом. Он был безмятежен. Его душу не трогали страсти. Находиться рядом с ним всегда было так приятно. Особенно, если что-то по-настоящему беспокоило…

А были ли оптимистами остальные? Нелли Андреас — совершенно точно нет. Филипп Джонс — тоже вряд ли. Эйлин Сюзан Лайонс — возможно. Но это было так непонятно… А остальные? А сама Эрна? Должно быть, её считали такой — чудачка, верящая в древние сказки, просто не может не быть оптимисткой. Но было ли так на самом деле? Хоу не знала, что на это ответить. Совершенно не знала…

— На! — говорит ей Роза, пихая прямо в руки красное крупное яблоко. — Поешь! Хоть как-то силы подкрепишь!

Леонризес немного скованно улыбается, а улыбку Мери Земирлонг, если бы та не закрывала лицо, Эрна совершенно точно увидела бы… Эсканор, и вовсе, после торжественного вручения яблока, вешается подруге на шею и говорит, говорит что-то о том, что они обязательно принесут ей ещё и ягод… Эрна улыбается и отвешивает шутливый поклон. И они уходят в лес. А бубновая королева остаётся в лагере. Она пристраивается под какую-то берёзу, садится и пытается зарисовать в своём блокноте эту природу. В конце-концов, у неё сейчас есть время на это…

Но мысли о природе проходят почти сразу после того, как Хоу видит единственный красный кленовый лист посреди множества зелёных. Девушка берёт в руки этот лист и вдруг снова вспоминает ту чудесную легенду про одного из Отступников — Йохана. Так приятно фантазировать о том, что именно в этих местах преступник когда-то скрывался, что именно в этих местах как-то встретил свою любовь — юную Елисавет…

Говорили — Елисавет никогда не была красавицей. Симпатичной тонкой девушкой с пшеничными волосами… И это всё. С совершенно обыкновенным, ничем не выделяющимся лицом. Но почему-то тогда она так понравилась Отступнику… Быть может, виной этому был её голос? Тихий, успокаивающий… Отступнику могло понадобиться это спокойствие… Он страдал слишком много, ему нужно было куда-то прийти, где-то почувствовать себя дома… Говорили — она прямо до этого была свидетельницей страшной гибели своего жениха и постоянно плакала по ночам. Говорили — долго не верила ему. Боялась поверить. Он и сам, как писали, боялся, что она ему поверит.

Говорили — сам Йохан был хром. И грудь его была скована страшной болезнью, от которой не лечат даже сейчас, а тогда не лечили и подавно. Говорили — пусть он оставался красив и страшно обаятелен даже в последние свои годы, его чёрные волосы уже тронула седина. А ещё он был измотан. Измотан — вечными погонями, постоянными сражениями и никогда для него не заканчивающимся голодом. Он едва тогда добрался до крепости Нофграннде — рана на его второй ноге загноилась. Как он дошёл? Цепляясь ли за кусты и землю? Падая ли каждые несколько минут? Что с ним было? Говорили — он из крепости его сначала чуть не прогнали, приняв за попрошайку. Он и был почти попрошайкой тогда — просто бард… Без друзей, семьи, цели в жизни… Всё, что у него оставалось — лишь голос да магия. Да и голос был уже посажен. Он был одинок. По-настоящему одинок.

Наверное, ему хотелось просто выть от этого…

Говорили — на пальце у Йохана был тяжёлый перстень с крупным рубином… Танатос обожал алмазы, Хелен и Йохан — рубины, Деифилия и Драхомир носили изумруды… Об остальных Эрна ничего не знала в этом ракурсе. А Елисавет он подарил прекрасный перстенёк — маленький, тонкий, лёгкий — с каким-то неведомым драгоценным камнем, переливающимся всеми цветами радуги. Говорили — его ни на секунду не отпускали мысли, что он хуже её во всём. Говорили — он очень сильно любил её… Возможно, нет, скорее всего — это была лишь очередная красивая легенда, в которой всё было совершенно не так, как на самом деле…

И так — думая только об этих легендах, Эрна пропускает момент, когда в лагерь возвращаются Отакар и Рид. А они и не замечают её. Ругаются только. И Хоу старается не шевелиться, чтобы они случайно не заметили её. Впрочем, наверное, можно было обойтись и без этого. Эти двое не услышали бы её сейчас, даже если бы она взорвала что-нибудь. В стиле Вейча и Монтаганем.

— Ты ничего об этом не знаешь! — кричит Андэль, с негодованием смотря на своего лучшего друга — Рида. Возможно бывшего лучшего друга.

Девушка осторожно выглядывает из-за дерево. Так и есть — эти двое пришли, не принеся практически ничего из того, что должны были принести по распределённым обязанностям. Да… Разговор, очевидно, намечался серьёзным. И Эрна просто обязана была его знать. Хотя бы затем, чтобы, если что, вовремя сказать Райну о проклятье, которым эти двое могут наградить друг друга.

Трефовый валет смотрит как-то потеряно — ему явно было не до наблюдения за тем, как Эрна споткнулась и упала. Он думал о чём-то другом в тот момент. И Хоу даже знает о чём — его младшая сестра умерла от туберкулёза несколько дней назад. Примерно в то же время, что умерла и мама Миры. Эрна даже не представляла, насколько это, должно быть, больно — потерять близкого человека…

Андэль, впрочем, пытался справиться. Эрна прекрасно знала это. Сама же видела, как его ревущего где-то за одним из домов, принадлежавшим командам, утешала княжна Леонризес. Да… Именно она — бесстрастная и гордая княжна Леонризес. Именно она прижимала парня к себе и даже шептала что-то… Сначала, Эрна помнила, Отакар был в шоке. Он ходил, словно ничего не осознавая, а потом в один день, когда Роза, Итан и Мери делали кукол для того, чтобы отнести их в детский приют, находящийся не так уж далеко от Академии, вдруг осёкся, сказав, что он бы хотел взять одну из кукол, чтобы подарить его Жанне, а потом побледнел, зажал рот обеими руками и убежал. А потом рыдал, прижимаясь к Леонризес и что-то говоря ей.

— Чёрная магия, как минимум, противозаконна! — шипит на него Толмей.

Это подло, — думается Хоу. Подло говорить это человеку, который является, пожалуй, одним из самых преданных людей в Академии. Подло бить по самому больному. Но Рид, разумеется, даже не задумывается над этим. Он — идиот. Куда уж ему думать? И тем более — куда уж ему думать о людях, точки зрения которых хоть немного не совпадают с его собственными идеалами. Андэль совершенно точно знает о запрещённости чёрной магии. Уж получше Толмея. Ведь именно Андэль как-то предостерегал от этой же самой чёрной магии Константина Райна. Разве он мог не знать о том, что этот вид волшебства является противозаконным? Он сам это когда-то не уставал повторять…

Разве можно было отвечать так резко? Разве можно было настолько не заботиться о чувствах другого человека? У каждого человека есть свои причины на совершение того или иного поступка. И уж Андэль Отакар уж точно не был исключением из этого правила. Уж точно не он…

— А как максимум — неприятна лично тебе! — огрызается в ответ Отакар. — Конечно — куда уж благороднейшему Толмею Риду дружить с простыми смертными вроде меня?!