Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 204

Как светло улыбнется князь!

Тебя ворожить –

Босой по углям ходить.

Тебя целовать –

Под пеплом звезды считать.

За три года траву соткать,

Темным волосом вышить путь,

Искры все на него собрать –

Пальцы болью горят, ну и пусть.

Кровь делю на двоих без слов,

Почернеют снега к весне,

Алой лентой ночных костров

Свою душу отдам тебе.

Знай, зола –

Все слезы выплакала.

Ты тоже знай, смола –

Все ветры я прогнала.

Где теперь взять тепла –

Всю душу я отдала,

А другая тебя нашла,

Другая за руку увела,

Я ее за то прокляла.

Будет время, и будет ночь…

Как в голодный, безлунный час

Ты беги, разлучница, прочь –

Обернется огнем мой князь.

Вспыхнут порохом дом и лес,

А дорога ему – в мой край.

Как затлеет подол небес,

Всю, как есть, меня забирай!*

Крупные капли воды стекали по стеклу, оставляя за собой мокрые длинные следы. Небо было почти чёрным из-за дождевых туч. Возможно, скоро должна была начаться гроза. Из-за потоков воды, стекавших на дорогу, вымощенную булыжником, улицы напоминали скорее русло той небольшой речушки — Аверзы, берущей своё начало из озера Ниммерри. Вода стекала отовсюду — с крыш домов, беседок, деревьев… Пожалуй, сейчас было не лучшее время для того, чтобы сидеть на улице и что-то делать там. Впрочем, Сара Эливейт сейчас не могла находиться в доме. Им с Эриком насилу удалось уложить Паула обратно в постель, дав ему перед этим вина, которое было призвано хоть как-то затуманить, смягчить боль. Пожалуй, это должно было хоть как-то ему помочь. Впрочем, наверное, почти помогло. Чернокнижник, наконец, уснул. Впрочем, Саре всё время казалось, что в доме, куда она пришла, пахнет смертью, страхом и тёмной магией, возможно всё было из-за тех книг, лежавших в комнате больного. Воздух здесь казался гуще и тяжелее, чем где-то ещё. Не самая лучшая атмосфера для исцеления от проклятья, не правда ли? Тем более, если они даже не знают толком — что это за проклятье. Сара чувствовала себя жутко беспомощной. Худшее, что может быть для врача — чувствовать себя абсолютно беспомощным перед тем недугом, которым поражён его пациент. Сара Эливейт чувствовала, как ей хочется, постоянно хочется опустить руки и сдаться, даже не пытаться больше как-то помочь этому Паулу, который, кажется, и не особенно хотел, чтобы ему помогали, всплеснуть руками и уйти, убежать от этой жестокой реальности… Но она не могла. Не имела права. Не позволяла гордость, всегда двигавшая ею в трудные жизненные моменты гордость отчаянно сопротивлялась и не позволяла ей сдаться. Сара всегда была гордой. Куда более гордой, чем её сёстры. Девушка грустно усмехнулась — родители всегда пытались привить своим дочерям жертвенность, но из всех девочек в семье Эливейт жертвенной была разве что Моника. Эрик отчего-то решил, что ей холодно. Зашёл зачем-то в дом, принёс плащ и кружку горячего чая… Уселся сам рядом… Саре не хотелось возвращаться в это ужасное здание. Оно чем-то необъяснимо отталкивало её, заставляло просто трепетать от страха. Это был обычный белый домик, каких были десятки в этом небольшом городке, где они сейчас были, но что-то определённо с ним было не так, дом был будто бы насквозь пропитан чем-то отталкивающим, страшным… Сидеть на ступеньках перед домом было куда лучше. Можно было отвлечься от мрачных мыслях о проклятье, подумать о чём-то более приятном и расслабляющем. Например, о яблоках или книгах. Сара, пожалуй, очень сильно любила яблоки.

Впрочем, было бы просто невежливо просить у Эрика сейчас ещё что-то. Молодой человек и так сильно услужил мисс Эливейт тем, что принёс тёплое пальто и горячий чай. На улице становилось уже довольно зябко. Не хотелось чувствовать себя неловко от его заботы, ведь именно её пригласили для того, чтобы хоть как-то облегчить участь Паула. Его ждала поистине страшная смерть. Девушка знала, как всё будет происходить дальше. Не пройдёт и двух месяцев, как Паула уже будут хоронить, а за месяц до этого он перестанет как-то воспринимать окружающий его мир, будет бредить…. Впрочем, даже до этого ему будет настолько плохо, что любому человеку, который находится с ним рядом, будет ужасно тяжело. Проклятья убивали медленно, постепенно, но не давая знающему человеку даже тени надежды на то, что страдания несчастного можно будет хоть как-то облегчить. С каждым днём всё будет становиться хуже и хуже. Маг уже — он точно был магом хотя бы потому, что на тех, кто колдовать не умел, наложить такое проклятье было просто невозможно — едва соображал, да и чувствовал он себя, очевидно, даже хуже, чем это казалось со стороны. Эливейт было до невозможности жалко его, но, пожалуй, она ничего не могла с этим поделать. Кто мог наложить на волшебника такое проклятье? Пожалуй, это был слишком трудный вопрос… Слишком трудный вопрос для обычной девочки из небольшого посёлка. Сара не владела магией и, следовательно, не могла обучаться в Академии, где ей обязательно объяснили бы всё, связанное с проклятиями. Или хотя бы часть той информации.

Эрик зря пригласил её в этот дом. Зря надеялся на чудесное спасение своего друга. Зря надеялся на то, что болезнь отступит… Состояние Паула было вызвано совсем не болезнью, и именно в этом была вся проблема. Проклятье невозможно вылечить, его возможно только снять. И, наверняка, Сара, правда, не знала этого точно, проклятье такой силы мог снять только тот, кто его наложил. В этом заключалась, пожалуй, основная трудность данного положения, но ведь были ещё и другие. Взять хотя бы ту боль, которая не отпускала несчастного чародея ни на минуту. Взять хотя бы то состояние с которым, как однажды случайно обронил в разговоре один из преподавателей на курсах, можно было сравнить разве сдирание с человека кожи заживо. Взять хотя бы то полузабытьё, из-за которого Паул просто не мог нормально соображать. Теперь маг спал, но мисс Эливейт знала, что в таком состоянии он пробудет весьма недолго. А после придётся вновь думать, как хоть немного облегчить его страдания. Не давать же ему ещё вина… Это было бы слишком опасно… Говорили, что у магов были какие-то лекарства, которые могли в разы облегчить боль, но Сара не умела их готовить, да и ни в коем случае не имела права их назначать. Эти лекарства вряд ли возможно было бы приобрести где-то. Девушке до невозможного стыдно признавать свою беспомощность перед этой ситуацией. Она не хочет, ни за что на свете не хочет снова оказаться слабой. Она достаточно была такой — безропотной, беспрекословной, тихой, милой Сарой. Теперь девушка уже давно не такая. Она просто не может позволить себе снова оказаться слабой, снова проиграть. Она должна быть сильнее, чем. Возможно, ей самой этого хочется. В глазах Эрика всё ещё не угасает слабый огонёк надежды. Интересно, насколько же хорошим другом надо быть, чтобы всё равно надеяться, даже в такой, совершенно безвыходной ситуации? Саре было жаль его, но она просто не знала, чем может помочь этому несчастному человеку. Да и может ли? Что может сделать простая сестра милосердия? Но Эрик надеялся. По его глазам было видно, что он перепробовал уже всё, чтобы спасти друга, но… Вероятно, даже опытные врачи не давали ответа на то, что случилось с Паулом. А что могла сделать она — хрупкая и глупая девчонка? Саре было неловко и больно от надежды Эрика. Она чувствовала, что снова не оправдывает чужие ожидания, но в прошлый раз, когда она чувствовала это, ей было почти совсем не больно, а сейчас… Сейчас она чувствовала себя такой виноватой… Виноватой перед семьёй, сёстрами. Виноватой перед проклятым Паулом и до ужаса взволнованным Эриком. Виноватой перед своими больными, теми, кого она смогла выходить, и теми, кто умер. Виноватой перед всеми в мире. И, наверное, больше всего перед самой собой. Правильно говорил ей тот человек — нужно просто отпустить себя. И простить. Простить за всё, что с ней когда-либо происходило.

Ну почему она не могла помочь этому несчастному Паулу? Всё было бы куда проще, если бы у него была чахотка или немирит, болезни, которые хоть и были почти неизлечимыми, но, всё-таки - почти… Всё было бы куда проще, если бы она владела магией и могла бы разобраться в том, что это за проклятье. Но она — не могла этого сделать. И это было ужасно несправедливо. Почему-то, Саре не столь хотелось помочь Паулу, этому несчастному больному, сколько его другу. Наверное, этот человек нуждался в помощи не меньше, а может, даже и больше, чем маг. Последний, во всяком случае, явно знал, за что ему достались все эти муки, знал, за что именно он страдает… Нужно было срочно что-нибудь придумать — что-нибудь, что могло бы облегчить страдания хоть одному из них. В какой-то момент Саре хотелось кричать на Паула за то, что он вёл себя так, что кто-то вздумал его проклясть. Наверняка, он сильно разгневал какого-то могущественного колдуна, чтобы тот решился на такой шаг. Насколько помнила Сара, большинство магов не слишком любило кого-либо проклинать — слишком уж это было тяжело. В какой-то момент мисс Эливейт просто хотелось уйти, убежать из этого дома, чтобы больше никогда в жизни не связываться со всеми этими магическими историями, колдунами и проклятьями.