Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 194

Милана обожала сидеть в саду, обожала сидеть вместе с дочерью и что-то ей рассказывать. Яков обычно в эти моменты убегал к себе, говоря, что он не будет слушать всякие там девчачьи разговоры… Делюжан усмехнулся, подумав, что он сам всегда был того же мнения, что и сын…

Любование природой казалось ему глупостью, слабостью, которую он, бессморно, снисходительно позволял жене, но не мог позволить себе самому. Делюжан с самого детства привык к чёткому распорядку дня, это успокаивало его, давало возможность всё делать не спеша, думать над каждой появляющейся идеей. Можно было не думать над каждым движением — это было доведено до автоматизма. Можно было не замечать уже этих действий, зато замечать более важные детали.

Их существовала масса. С того самого дня министр ещё больше внимания стал уделять мелочам… Почему он не остался в доме в тот день? Давно бы умер, умер, вместе с детьми и женой, спокойно ушёл, не доставив никому проблем. Зачем он когда-то цеплялся за свою жизнь? За бессмысленные часы своего существования.

Портрет Якова стоит на камине в гостиной. Впрочем, портретов Якова в доме первого министра больше всего. Сын любил всю эту жизнь. Жизни гвардейцев были наполнены кутежами, интрижками — тем, что его отец всем сердцем презирал. Почему? Делюжан теперь и сам не знал. Жизнь Якова была совсем не такой, какой была его собственная. И, наверное, поэтому, он никак не мог понять его… Портретов Якова писалось больше всего — пожалуй, министр мог насчитать около десятка таких маленьких картинок, когда как не мог найти ни одного изображения — кроме того общего, семейного портрета — дочери и жены, умерших в тот день.

— Вы все ушли, — шепчет мужчина себе под нос задумчиво, направляясь в гостиную, единственную комнату в этом доме, сделанную после взрыва. — Почему же тогда я остался?

Всё холодает. Наверное, пройдёт не больше двух месяцев, как выпадет первый снег. Снег… Его так любила Лирта. Светлая, чистая, добрая девочка, так напоминавшая ему его умершую в младенчестве. Маленький светлый ангелочек… Которого теперь не было на свете. Не было из-за его работы.

Зачем он так тянулся помогать всем тем людям? Пусть прозябали бы в грязи, в собственной крови, в нищете, пусть умирали бы от голода, пусть убивали бы друг друга. Пусть… Да, наверное, так было бы лучше. Зачем было помогать всем этим неблагодарным тварям, когда-то убившим мать и сестру Делюжана, а потом утащивших на тот свет жену и детей? Зачем он помогал им? Глупость — не более.

Делюжан держит в руках конверт, на котором не стоит ни печати, ни подписи, и грустно смотрит в небо. Человек, написавший письмо, говорил, что не имеет возможности сейчас убить первого министра — после смерти Алесии охраны стало куда больше. Но неизвестный говорил и то, что убьёт Делюжана как только представится такая возможность… Пожилой политик грустно усмехается и отворачивается от окна, подходит к камину, снова вглядывается в ещё не стёршиеся из памяти черты лица Якова…

Министр смотрит и будто видит своего ребёнка рядом с собой — живого… Главное, что живого… Делюжану думается почему-то, что, возможно, его дни сочтены уже. Стоит готовить саван… Давно уже стоило его готовить.

— Надо научиться прощать… — вдруг говорит мужчина портрету сына. — Знаешь — я никогда не понимал этого. Только сейчас… понял…

Комментарий к II. Глава двадцать четвёртая. Двенадцатый обрывок желаний.

* Unreal – Аутодафе

========== II. Глава двадцать пятая. Тринадцатый обрывок смерти. ==========

Пронзил мне сердце в час ночной

Сон вещий огненной стрелой,

Мир вспыхнул словно сущий ад…

Никто ни в чём не виноват…

Так небо прокляло любовь,

И слёзы превратились в кровь!

Всей правды лучше и не знать -

Так легче жить и умирать.

В сад гордых роз любви моей

Пришла зима, снег и метель…

И демон шепчет мне во мгле,

Что верности нет на земле.

Тех, кто забыл про Божий Суд

Проклятья мёртвых роз найдут!

Мой ангел крылья распростёр,

Но знаю, ждёт меня костёр,

От злой судьбы бежать нет сил…

Хранитель мой, меня спаси!

И день и ночь покоя нет,

Пусть карты мне дадут ответ,

Я в жертву принесу себя,

Я стану казнью для тебя.

Тот сон мне правду рассказал…

Меня ты предал, ты мне лгал.

Будь проклят лживых клятв обряд!

Пусть роз шипы наполнит яд!

Мой ангел крылья распростёр,

Но знаю, ждёт меня костёр,

От злой судьбы бежать нет сил…

Хранитель мой, меня спаси!

Спаси меня от одиночества,

Спаси от тёмного пророчества,

Прoклятых карт известна масть!

Хранитель мой, не дай мне пасть!

Я буду лгать самой себе!

На зло врагам, на зло судьбе

Любить и ненавидеть вновь,

Пока бежит по венам кровь

Сама приму свой тяжкий крест!

И пусть мне не видать небес!

Ответь хранитель мой…

Ты здесь?*

Погода в этот день была, как назло, просто прекрасная — тихая, безветренная, солнечная… В такую только радоваться жизни, радоваться солнцу, голубому небу, на котором нет ни облачка.. В такую погоду грех — хоронить кого-то. Особенно кого-то, кто смерти совсем не ждал, кто был ещё полон этой по-весеннему свежей, новой жизни. Того, кто должен был прожить ещё, наверное, долго. Во всяком случае, достаточно долго. Солнце заглядывало в каждый дом, говорило всем «будьте счастливы!», кричало всем об этом… Солнце готово было обласкать любого, кто только посмел выйти на улицу, Это было ужасно несправедливо по отношению к этой девушке. На улице уже стояла осень, но всё вокруг ещё полно жизни. Листья ещё не успели пожелтеть, было ещё очень тепло,а небо было таким чистым, каким редко бывало…

Природа словно радовалась её смерти…

Джон стоял перед гробом этой женщины и не мог отвести от неё взгляда. Он уже видел её однажды. Алесия Хайнтс обожала танцевать, обожала кружиться в своих роскошных юбках по залу и громко, искренне смеяться. Её голубые глаза почти всегда смотрели весело, а красивый рот почти всегда улыбался. Племянница короля Алана была обворожительна, прекрасно понимала это и беззастенчиво этим пользовалась. Сендлер вспоминал тот бал, на котором он увидел эту девушку впервые — до невозможности красивую, открытую, общительную, Алесия разговаривала почти со всеми и всегда смеялась, а её друзья, Георг Хоффман и Гораций Бейнот, казалось, соревновались за её внимание — шутили, беседовали с ней, смеялись… Впрочем, сражаться за внимание этой дамы первому удавалось куда лучше. Хоть Алесия Хайнтс старалась не отдавать предпочтение ни одному из этих двоих кавалеров. Мисс Хайнтс, вообще, казалась какой-то нереальной — воздушной, лёгкой, словно порхающей. Она была похожа на бабочку. Бабочку с небесно-голубыми крыльями… А теперь — уже обожжёнными крыльями. Бедная, глупая девчонка, полетевшая на открытый огонь… На лице этой девушки отразился такой ужас, что Джону невольно становилось жаль её. А ведь раньше — думалось парню — он не мог бы и подумать, что ему станет жаль племянницу короля. Ведь она своими глупыми проказами сломала ему карьеру в министерстве финансов… Сколько сил Джону стоило устроиться туда — сколько слёз было пролито в те бессонные ночи, когда он пытался понять то, чему учили его в Академии, сколько нервов было потрачено на всё это?! И всё без толку!

Джон с ужасом вспоминал тот день, когда в кабинет Георга Хоффмана заглянула Алесия. А на следующий день граф попросил его убираться из министерства и запретил когда-либо ещё подбираться к властным структурам. У Хоффмана были все свзяи для того, чтобы уничтожить Джона, его семью, его друзей, всех тех, кто был ему дорог. И Георг недвусмысленно намекнул на это. Впрочем — намекнул ли? Скорее, сказал прямо. Сендлер с горечью вспоминал, как стоял на коленях, как умолял казначея не выгонять его с этой работы, как пытался убедить… Всё напрасно! Граф Георг Хоффман по праву считался одним из самых хладнокровных и безжалостных людей во всём королевстве. Джон Сендлер мог на личном опыте убедиться в этом. Графа не интересовало ни то, что молодому человеку просто некуда больше пойти, ни то, что мать и младшие братья Сендлера могли умереть с голоду… Он совершенно спокойно и равнодушно выслушал всё, чем пытались заставить его изменить своё жестокое решение, и ещё раз, так же спокойно и равнодушно, попросил Джона убраться из кабинета. И, что было ещё более обидно, всему виной была эта глупая красавица Алесия Хайнтс, которой он, вероятно, не так улыбнулся! Эта женщина, эта абсолютно пустая светская женщина, пусть и красивая, была причиной, основной причиной того, что пришлось Джону пережить после этого. Отец совсем сдался. Впрочем, сдался он куда раньше — как только услышал страшное слово «банкрот», но тот факт, что его сын остался без работы, без этого выхлопотанного местечка в министерстве, окончательно сломило лорда Сендлера. Подумать только — во что могут превратить человека несколько лет более трудной жизни, чем та, к которой он привык! Подумать только — до чего сильно люди могут меняться в непривычных для них обстоятельствах!