Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 109

— Их брак не спасти? Церковь же может запретить развод? — спрашивает девушка, ещё лелея последнюю надежду.

Клир качает головой, шепчет, что так лучше для самой королевы, если она хочет остаться в живых, и Мария, слыша это, уже совсем не может сдержать рыданий, она бросается на шею этому человеку и начинает рассказывать всё, что беспокоило её уже давно, начинает говорить о том, на что она ещё надеялась, чего ещё хотела… Отец хотел развода, и он является королём, никто не вправе запретить ему. Мария плачет. Клир Ерин проводит рукой по её волосам и говорит что-то о том, что новую королеву народ всё равн, не полюбит так, как Рэйну, что совсем необязательно новая жена родит королю наследника… Мария почти не может слушать… Она только плачет, понимая, что последняя её надежда на спасения брака родителей разрушена, разбита…

Комментарий к II. Глава вторая. Другая Мария.

* Эпидемия - Сумеречный ангел

========== II. Глава третья. Прибытие в “Погибший” город. ==========

Тень, ты мой светлый мир,

Вакуум жизни моей,

Как кровавый пир,

Сломано прожитых дней.

Может, я смешон,

Так, словно шут для толпы.

Чёрный капюшон

Режет глаз, словно серпы!

Любовь и смирение — вот смысл Бытия!

Ты мой крест, ты мой свет — Вера!

Ты навеки моя сфера!

Да, я в молитвах живу,

Славя имя Христа, но безумно устал.

И я знаю, что

Жизнь даётся лишь раз свыше,

Но я жить не хочу тише.

Дьявол в душу проник,

Ведь она, как родник,

Словно горный хрусталь!

Я так устал от снов,

Я не могу больше спать!

Свет своих оков

Я так хочу разорвать.

Ты меня прости,

Всё-таки я не святой

Лучше отпусти

И не кричи во след «Стой!»

Грешник, покайся, и я тебя прощу!

Ты мой крест, ты мой свет — Вера…

И в витраже кривых зеркал

Я твою душу отыскал.

И тень сомнения в ней

Таится изнутри.

И ты боишься согрешить,

Но без грехов не можешь жить

Забудь свой страх, глупец, -

В глаза мне посмотри!

Открой глаза, раб божий, ха-ха,

Я дарю тебе огонь, который согревает

Душу и волнует кровь. Открой глаза

И спустись с небес на землю.

Нет, это смертный грех

И искушение тьмы,

А я слышу смех,

И это смех Сатаны.

Лучше во Христе

Буду свой век доживать,

Или на кресте

В муках за вас умирать!

Тени сомнений вновь обратятся в прах!

Ты мой крест, ты мой свет — Вера…*

Мария сидела в карете напротив Хоффмана, тот что-то говорил ей, она едва ли могла слышать это, понимать это. Если говорить честно, ей просто хотелось спать. Граф вытащил её и Мердофа из гостиницы в шесть утра, даже не предупредив о столь ранней, и весьма утомительной, поездке заранее. Раньше он всегда говорил о таких вещах, хотя бы, за день, но в этот раз… Граф что-то говорил, но Мария даже не пыталась слушать его, только кивала, как только слышала в его голосе вопросительные нотки, девушке хотелось спать, и остальное для неё сейчас казалось настолько маловажным, что даже вникать в это не хотелось. Мердоф сидел рядом и просто спал, совершенно не стесняясь присутствия в карете Хоффмана и Марии. Девушка, возможно, в шутку возмутилась бы этим фактом, но сейчас ей самой так хотелось спать, что всё, кроме этого, уходило на второй план. Принцесса сама клевала носом, так что обвинять сейчас Айстеча в том, что он заснул здесь, было бы просто глупостью.

А за окном мелькают деревья, которые они проезжают. Деревья. Такие же, точно такие же, как и в её мире. На Земле. От этого становится грустно. Её мир там. Там, а вовсе не здесь, и она, как все люди на свете, тянется к дому, к тому месту, которое ей является родным. Девушка смотрит в окно и понимает, что не стоило ей ввязываться во всё это, не стоило подвергать жизнь Розы, жизнь мамы опасности. Мария тяжело вздыхает. Ей больно проезжать мост через неширокую речку, сразу вспоминались те дни, когда она на автобусе ехала в клинику, где лечили Розу. Чем болела её младшая сестрёнка? Да чем только не болела… Мама говорила, организм её был очень ослаблен. И Мария сама видела это, прекрасно видела и в то же время прекрасно понимала, что помочь сестре ничем не сможет, как бы ей не хотелось…

— Мария… — уже почти устало произносит Георг, впрочем, даже не устало, скорее просто обречённо. — Прошу вас, дослушайте меня. И я больше ни разу не побеспокою вас следующие четыре часа.

Принцесса резко поворачивается к нему. Слишком резко для девушки её статуса и происхождения. И Хоффман чувствует, что усмехается, про себя отмечая это. Девушка смотрит на него с удивлением и интересом. Она не слушала. Он и сам это знал. Прекрасно знал. Просто так хотелось убедиться в этом. Мария, действительно не слушала, и ему, пожалуй, его положение позволяло прикрикнуть на неё, отчитать, но из-за чего же ему так не хотелось этого делать? Девушка внимательно смотрела на него, и он прекрасно понимал, чем именно вызван этот интерес. И Хоффман понимал, чем обусловлен его интерес к ней. Она не винила его в смерти сестры. Хотя могла бы. Мужчина прекрасно понял бы её, если бы она кричала, психовала, плакала, но она просто молчала, и Георг чувствовал, что проникается уважением и даже симпатией к ней, чего он совсем не чувствовал ни к покойной принцессе Кассандре, ни к её, тоже уже покойной, дочери Розе.

— Вам нужно будет войти в круг приближённых короля Джона, Мария, — спокойно произносит Георг Хоффман. И тут же добавляет: — И той девушки, которую он захочет сделать королевой.

Мария удивляется ещё больше. Но в чём дело? В чём причина её удивления? Хоффман прекрасно понимает, в чём именно дело, и прекрасно понимает, что совсем не зря попросил это сделать именно её. Она, во всяком случае, не строила из себя важную особу, хотя, наверное, даже являлась ей. Девушка удивлённо смотрела на мужчину, но в её взгляде не было той презрительности, той важности, которая могла быть присуща Алесии, к примеру, или кому-то ещё. Если говорить по правде, порой Хоффман стал замечать во взгляде Алесии ещё что-то — что именно, понять он не мог. С какого-то момента в её взгляде стало проявляться любопытство, которого раньше не было, и страх. Страх… Она раньше никогда не боялась его, а теперь начал появляться и страх. Алесия раньше задирала нос перед Анной, Хоффман даже знал, что не однажды мисс Хайнтс назвала будущую невесту графа «пустышкой» и «ничего не стоящей». Точно так же, как слышал, как Моника называла Анну «дорогой шлюхой». Вступать в споры трёх девиц мужчине не хотелось. К тому же, как он заметил, Анна и сама смогла прекрасно справиться. Более к ней не лезли.

— Как я понимаю, я должна вас благодарить за то, что мне нужно будет понравиться и новой королеве? — усмехается Мария.

Хоффман начинает хохотать. Нет, эта девчонка определённо ему нравилась! Моника бы обиделась на такое поручение. А сейчас понимание со стороны подчинённых или хотя бы просто молчание с их стороны были так необходимы графу.

— Вероятно, — улыбается Георг, стараясь не захохотать вновь.

Мария тоже смеётся. Пожалуй, стоит рассказать ей основную часть его плана, но позже, сейчас Хоффману совсем не хочется этого делать, всё-таки пока ещё совсем не наступило то время, когда принцессе будет нужно знать об этом всём. Она ещё ребёнок, хоть и пытается казаться старше. Мердоф старается притворяться спящим, и у него неплохо это получается. Во всяком случае, он не пытается приглушить дыхание, как делал Гораций вчера, стараясь подслушать разговор графа с Анной. Девушка, нужно отдать ей должное, вела себя куда спокойнее, нежели её сестра, когда Георгу нужно было уехать по работе: она не скандалила, не плакала, не кричала, даже не просила остаться, хотя, по её взгляду это было видно, она была совсем недовольна отъездом жениха прямо перед свадьбой, и это недовольство не могло просто так укрыться от взора Хоффмана, впрочем, он видел и то, что она, как он её и просил, не устраивала ему никаких скандалов.