Грешник (ЛП) - Стивотер Мэгги - Страница 11

— Ну же, Коул, — позвал Ти. — Что я скажу Бейби?

— Меня беспокоит, что ты называешь свою сестру деткой^[15], — сказал я ему. — Скажи ей, что прослушивание начинается завтра. Я сам это сделаю. Захвати свою камеру и пару чистых шорт.

Другой оператор — Джейн? Джоан? — впервые заговорила. Она раздраженно спросила:

— Ты собираешься забраковать и Лейлу тоже?

Я оглянулся туда, где она сидела, все еще кайфуя от сигареты. Я хотел свою группу. Я не хотел всех этих клоунов.

— Нет, пока.

Я дважды проверил ванную комнату на наличие камер, включил душ для шума и тогда достал вещи, необходимые мне для того, чтобы стать волком на пять, или семь, или девять минут.

Это был относительно не такой уж и большой грех. На пике славы Наркотики я был знаменит своим бесстрашием перед химией — не было ни одного наркотика, который я бы не попробовал хотя бы раз. Некоторые из них имели довольно грубые и сложные побочные эффекты, но я не очень-то и беспокоился о своем теле, в конце концов. Уйти из жизни насовсем — вот чего я на самом деле хотел, но был слишком труслив для этого.

Я поставил свои принадлежности на край раковины и разложил их. Мой безумный отец-ученый, ярый фанат научных процессов, гордился бы тем, как я к этому пришел. Множество месяцев самостоятельных экспериментов позволили мне создать свой собственный коктейль «стать-оборотнем-без-чувств»: эпинефрин, чтобы начать процесс, сосудорасширяющее, чтобы упростить его, бета-блокатор, чтобы уберечь свою голову от фактического взрыва, и аспирин, чтобы уберечь свою голову от чувства, что она фактически взрывается.

Он был гораздо лучше любой субстанции, которую я когда-либо создал. Это было не хуже, чем достать пиво из холодильника. Нет, даже лучше. Потому что после него не было никакого похмелья.

Так что, в этом не было ничего, за что нужно было чувствовать вину.

Но я все равно немного чувствовал. В основном из-за ассоциации. Я стал оборотнем только из-за того, что никакой другой наркотик уже не оказывал сильного действия и мне нужно было что-то, что не позволило бы мне пасть. Потому что я шел к абсолютному дну. Потому что я просто хотел уйти, но боялся, а трус всегда остается трусом.

Но сейчас это не имело значения.

В этот вечер это ничем не отличалось от пива. Просто кое-что, чтобы перезапустить мой мозг, убедить меня уснуть, заставить поверить, что солнце Л.А. может исцелить меня. Пять, или семь, или девять минут.

Я вколол, проглотил, подождал. Я смотрел на маленькие вещички, которые они поместили в эту ванную и которые не имели ничего общего с ванной комнатой: орхидея на подоконнике, поддельная уличная табличка над зеркалом, бетонная статуя жирафа в углу. Прошли недели с последней трансформации. Иногда частые превращения пробуждали во мне жажду к ним, и мне не хотелось никаких сюрпризов в аэропорте Миннеаполиса.

Душ шумел на маленькую кафельную плитку. Я мог услышать запах железа в воде также, как крови в моих венах. В моих ушах стучал пульс. Я не мог поверить, что Бейби наняла для меня гитариста и этого басиста. Я не мог поверить, что если бы все не пошло к чертям, мое свидание началось бы час назад.

Изабел…

Мой пульс внезапно пронзил трансформирующееся тело.

Мои мысли исчезли вместе с моей человеческой кожей.

Глава 7

ИЗАБЕЛ•

Той ночью я лежала в моей бездушной спальне с ноутбуком на животе и смотрела ранние видео, на которых Коул выступал с Наркотикой. На них он выглядел так молодо и ярко, как будто в огне, который разжигала толпа. Его улыбка была самой ослепительной вещью на свете.

С каждым новым видео Коул менялся. Его глаза угасали. Это была модель Коула, брошенная на сцене позади клавиатуры, рок-звезда-образный мешок с мясом. Временами можно было фактически увидеть, как его трясет в свирепости от того, что он принял перед выступлением. Уничтожая себя, сродни тому, как он уничтожал толпу в тех ранних видео, он зажег пламя внутри.

Я знала, что это было тем, что Бейби Норс хотела получить от него. Она знала, как их выбирать, уверенно ставила на бесспорных неудачников.

Кошка тети Лорен запрыгнула на край моей кровати. Я зашипела на нее. Она спрыгнула вниз, но не выглядела расстроенной. Она пробыла здесь достаточно долго, чтобы все ее чувства была заменены плотным линолеумом. Когда я выпустила ее из комнаты и начала было закрывать дверь, услышала, как хлопнула входная дверь: моя мама вернулась с дежурства. Ей было достаточно времени для Эйч-Би-Оу^[16] и, возможно, для небольшого горевания по ее мертвому сыну и отдалившемуся мужу.

Секрет был в том, что слезы не вернут погибших или пропавших без вести.

Я быстро закрыла дверь в свою спальню.

Я снова улеглась в кровать и нашла видео с последним выступлением Коула в составе Наркотики. То, на котором он упал и больше не поднялся. Тысяча немигающих камер телефонов записали вопль синтезатора, за который он ухватился, падая. Никто не был достаточно близко, чтобы поймать его. В конце концов, единственной вещью, которая остановила его падение, стала земля.

В этом видео на него было страшно смотреть. Падение не было красивым и мягким. Оно было потным, обжигающим, гнилым. Я продолжала проигрывать его снова и снова, каждый раз думая о том, насколько сильно хотела позвонить ему.

Он был здесь не только из-за меня. И в этом был весь он. В этом был тот, кем он мог стать снова. Но я не знала, имело ли это значение. То есть, было ли этого достаточно, чтобы остановить меня.

Я ненавидела плакать.

Я нажала на плей снова. В этот раз я смотрела на других участников группы, бегая глазами по краям экрана. Улыбка Джереми, расплывшаяся в беспокойстве, опустошенный Виктор.

Ладно, хватит.

Через тонкие стены своей спальни, я слышала, как мама ругается с отцом по телефону.

мать (подслушано): Мое разрешение? Тебе нужно мое разрешение, чтобы прийти увидеться со мной? Если бы ты на самом деле хотел увидеть меня, то был бы уже здесь. Не играй со мной в эти игры.

отец (предположительно): Тереза, игры — для детей. Мы не дети. Мы — образованные профессионалы. Мы оба прошли сквозь десятилетия школы, чтобы увериться, что больше никогда не будем играть в игры снова.

мать (подслушано): Это моя робота, Том. Я не могу менять свой график. Ты, по крайней мере, можешь передвинуть клиентов.

отец (предположительно): Передвигать клиентов звучит очень похоже на игру, и ты, и я, мы оба знаем мои чувства по поводу того, Тереза, чтобы хотя бы сказать им такое.

мать (подслушано): Хотя бы сделай вид, что услышал, что я только что сказала.

отец (предположительно): Хотя бы сделай вид, что услышала, что я только что сказал.

мать (подслушано): Вот что я слышала: «Бла-бла-бла История-жизни-Тома-Калпепера-только-о-нем». Думаешь, только у тебя есть чувства?

отец (предположительно): Не смеши меня. У меня нет чувств. Чувства для слюнтяев и детей.

мать (подслушано): Ты такой мудак.

отец (предположительно): Ты снова плачешь? Боже, такое чувство, что слезы можно купить в Крейт-энд-Баррел^[17]. Ты снова заказала их онлайн? Мы не сделаны из денег.

мать (подслушано): Это было лучшим решением, которое я когда-либо приняла.

Она повесила трубку.

Это место. Что за дыра. Я могла чувствовать, как оно тянется к краям моей души, пытаясь задеть их.

Я включила видео с обмороком Коула на сцене клуба Жозефина.

А потом позвонила ему.

Он сразу же ответил:

— Йес?

Мое полное жестокости и ненависти сердце ускорилось. На моем ноутбуке глаза Коула опустели. Музыка дрогнула, но вы на самом деле могли это сказать только после того, как посмотрели его раз сорок.

— Ты все еще живешь по миннесотскому времени? — спросила я.

— Я живу по любому времени, которое могло бы сделать этот звонок как можно дольше, — сказал он.