Благая Весть Курта Хюбнера (СИ) - Незванов Андрей - Страница 55

И такая конкретизация невозможна как чисто рациональная деятельность. Законодатель, как и Судья, решает задачу при помощи ЧУВСТВА СПРАВЕДЛИВОСТИ. |В этом пункте, может быть, уместно вспомнить книгу Роберта Фрэнка "Страсти в нашем рацио" (PASSIONS WITHIN REASON), в которой рассматривается вклад чувств в рациональное поведение человека|.

В свою очередь, чувство справедливости - как и правовая интуиция - могут трактоваться как откровение Судов Божьих.

Так что, законодательная и судебная "конкретизация" самых общих законов не может быть отнесена к научной деятельности, по определению самого Хюбнера.

Чтобы остаться в границах своей логемы Хюбнер вынужден на место науки подставлять схоластику. И это приводит его к откровенной галиматье.

Он пишет:

"Хотя на этом основании как раз с помощью схемы объяснения теории эмпирически проверяются как частные случаи этих аксиом, но сами эти аксиомы при этом всегда полагаются a priori".

Мы уже указывали выше, что научные теории эмпирически проверяются в технологической практике, а "с помощью схемы объяснения" проверяются частные высказывания в схоластическом диспуте.

Однако, Хюбнеру очень нравится собственное неокантианство, и потому главная ценность всех цитированных рассуждений это "a priori".

Последнее представляется ему "золотым ключиком" от волшебного города, выступающего альтернативой новоевропейской цивилизации.

А именно, раз научные высказывания априорны, значит они лишь условно достоверны. На основании других "априорных аксиом" могут быть получены другие условно достоверные высказывания, и они (главное!) будут столь же "научны".

Курт пишет:

"Если же когда-нибудь /.../ снова были бы выдвинуты a priori уже иные онтологические аксиомы, они /.../ стали бы чем-то вроде нового "жесткого ядра" научной самоочевидности".

"Поэтому я называю эти априорные предпосылки онтологическими постулатами".

Ясно, что об "онтологических постулатах" можно вести речь только в рамках философии, которая может стать предметом изучения со стороны ученых, но сама к науке не относится. Потому в науке как таковой нет "онтологических постулатов", хотя в ментальности практикующего ученого такие "постулаты", наверное, можно было бы обнаружить. Но для этого пришлось бы двигаться обратно - от практике к теории. И тогда такое, например, не чуждое естествоиспытателю высказывание как "мир материален", явилось бы не конкретизацией неких неведомых аксиом, а, напротив, ОБОБЩЕНИЕМ технического опыта.

Подмена науки схоластикой позволяет Хюбнеру валить в одну кучу естественные и гуманитарные науки, хотя различия между ними много больше того методического сходства, которое позволяет обозначать их одним словом "наука".

В результате, из рудника своей ментальности он выдает на гора разные псевдо-умные суждения. Такие, например, как следующее, прочитываемое нами в разделе 4. Что такое научный опыт и эмпирическая истина или ложность:

"Безусловно верно, что степень зависимости научных базисных предложений от теорий является различной, хотя нигде и не отсутствует полностью. Что под этим имеется в виду, сразу же становится ясным, когда противопоставляют, например, следующие утверждения: "Наполеон вступил в Москву в 1812 г." (малая зависимость от теории) и "В момент Т электронное облако находилось в месте О" (высокая зависимость от теории)".

Прежде всего, приходится заметить, что приводимые Хюбнером предложения суть не УТВЕРЖДЕНИЯ, а исходные ДАННЫЕ.

В одном случае, это данные политической хроники, как исходный материал для Истории; в другом - это данные научных приборов, как исходные для Физики.

Предложения синтаксически схожи, но содержательно совершенно различны! - и потому не могут линейно сопоставляться.

Совершенно ясно, например, что за словами "высокая зависимость от теории" здесь прячется ТЕХНИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР данных физического опыта. Он тут же покажет себя, если мы сопоставим Москву как место (= город), и "место О", которое отнюдь не является местом, вопреки именованию, и представляет собой координаты, то есть набор цифр, понятный только специалисту, и имеющий смысл только внутри "машинерии" физического опыта.

Казимир Малевич так говорит об этом:

"Много есть аппаратов и технических вещей, которые вовсе не могут быть достоянием объективным, существующим для всех".

Что же до "теории", то, если копнуть глубже и задаться вопросом летосчисления, датировки событий, устройства календаря и т.п., то окажется, что такое простое данное как "14 сентября 1812 года" тоже очень сильно зависит от теории, и совершенно непонятно людям, использующим, например, лунный календарь, измеряющих общественное время "коленами", и т.д.

Второе, касающееся теории, заключается в принципиальном различии упомянутых Куртом "теорий".

Именно, теория, от которой зависят координаты электронного облака обязательно КВАНТИФИЦИРОВАНА; или выражена в математической форме. В то время как теория исторической хронологии является концептуально-политическим миросозерцанием, кванитифицируемым лишь внешне, в порядке информационного кодирования.

Завершает этот раздел Курт следующими словами:

"Таким образом, постигаемая некоторой наукой действительность не есть действительность сама по себе, она всегда является определенным образом истолкованной. Ответы, которые она нам дает, зависят от наших вопросов".

И перекликается в этом с Казмиром Малевичем, сказавшим, что...

"... все факты, субъективные или объективные, суть факты условные".

О Малевиче как философе Курт Хюбнер, видимо, ничего не знает. Ему не даёт покоя слава Канта. И в самом конце герой наш не может удержаться от создания нового неокантианского понятия.

Он пишет:

"Как мы выяснили, можно осуществить подтверждение или опровержение теорий, ставя под вопрос те предпосылки, с помощью которых они сформированы. Но то, что это подтверждение или опровержение произошло при этих предпосылках, оспорить не может никто. Поэтому я называю это чистым опытом". (Курсив наш).

Ставя под вопрос предпосылки можно схоластическим путем поколебать или укрепить доверие к данным теориям, - проще говоря, веру. Но, ни подтвердить, ни опровергнуть таким способом никакую теорию нельзя.

Что же до "чистого опыта", то, как говорится, "хоть горшком назови...", - всё равно чистая глупость!

Следующий раздел главы Курт озаглавил:

5. Об интерсубъективности априорных элементов научного опыта

Такими квазинаучными словами Курт хочет сообщить нам, что миросозерцательные априори, предшествующие всякому ученому занятию, - и должные находиться в организации воли имярека, для того чтобы ему вообще пришло в голову заняться научными исследованиями - имеют публичное бытие в межличных коммуникациях граждан; или, проще говоря, суть предметы коллективной веры в-...; инопланетян, например.

Необходимость публичного существования "общих предпосылок" обусловлена уже тем, что наука есть институт ПУБЛИЧНЫЙ.

Так мы думаем, отталкиваясь от заголовка.

Но, посмотрим, что нам скажет сам Хюбнер.

Читаем:

"Теперь следует спросить себя, могут ли быть обоснованы каким-либо образом интерсубъективно конститутивные для научного опыта априорные элементы.... При этом мы хотели бы /.../ ограничиться лишь тем, что, либо принципиально не способно к эмпирическому обоснованию, либо, преодолевая время, определяет историческую эпоху. К этому прежде всего принадлежат онтологические установления".