Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 117

- «Дом Периньон», - прошептала я ей на ухо. – Хочу отпраздновать свой побег.

Это была для нее совершенно лишняя информация, но девушка тепло улыбнулась, и уже спустя несколько минут я пригубила изумительное шампанское из высокого бокала.

- Обрети свой покой наконец, Дима, – прошептала в пустоту, сделав глоток. – У нас уже не осталось сил на дальнейшие подвиги…

Глава 26

Дима

К этому невозможно подготовиться. К этому невозможно привыкнуть.

Еще несколько часов назад ты сжимал в кулаке чужой мир, подчиняя своим желаниям, ритму своего сердцебиения, прерывистой диаграмме собственного дыхания, чередующимся нажимам и поглаживаниям поверх самой сути сознания, которым обладал в этот раз окончательно и без остатка. Так было понятнее и проще: бежать от себя, подменять обычные понятия иллюзией абсолютного превосходства, не дав времени осознать, не оставив шанса на передышку; продавить до пограничной черты во имя окончательного утверждения собственной власти. Упоительный восторг победителя, когда чужая воля тает на кончиках твоих пальцев с последним надрывным стоном ее обладательницы, разливается искрами сладкой эйфории по всему телу, проникая в сознание. Даже когда чувство вины за то, что ты, по сути, ломаешь жизнь дорогого тебе человека, недрогнувшей рукой пытается запустить свои отравленные щупальца в эпицентр танцующего эго, ты готов к этой атаке. Ты можешь отступить от собственной линии поведения несколько шагов, чтобы убедить человека, которого собственными руками опустил к своим ногам в том, что это правильно и закономерно, для пущей убедительности вложив через ядовитый поцелуй в сознание мысль, что так вы решили сообща. В данный момент ты не думаешь о том, что это билет в один конец. Куда исчезнет эйфория абсолютного обладания, когда ты однажды поймешь, что в вашей закрытой от посторонних глаз абсолютно черной и безжизненной вселенной погасли последние отблески звезд, ее беспробудный мрак затянул глаза светонепроницаемой повязкой ледяного остывающего презрения на осколках обреченности?

Только что ты держал ее в руках в двух шагах от счастья. Где ты ошибся? Поверил в то, что она не вырвется из твоих тисков безумной одержимости? Или ты не учел главного: человек, которому больше нечего терять, пойдет на любые безумные шаги. И вряд ли ты осознаешь, что все могло закончиться гораздо хуже для тебя. Жертва была куда более милосердна к своему палачу изначально.

Она никогда не была моей. Моя любимая женщина не играла в эту игру с надеждой на лучшее, день изо дня она спасала свой собственный рай, положив свою волю к моим ногам исключительно ради того, чтобы просто выжить и не сорваться. И сейчас ее поступок не был ударом в спину. Она всегда была гораздо добрее ко мне, чем я того заслуживал. При очень большом желании она могла пронзить мое сердце направленным ударом без возможности подняться. Она всегда была слишком рассудительна для столь низких поступков даже во имя собственного спасения.

Я закрываю глаза. У меня нет сил видеть тускло поблескивающие окна того самого дома, где ее больше нет. Я знаю, что там осталась ее сестра. Если на миг позволить себе забыть подробности ошеломительного удара, можно представить, что ничего не изменилось… что надо наконец сделать то, что я должен был сделать с самого начала. Мне уже по х… Пусть видит мою боль во всем ее великолепии. Пусть испытает восторг торжества от своей победы, она заслужила это за столько дней ожидания моих ударов. Пусть рвет на клочья своими словами, лишенными прежнего опасливого трепета и обреченного послушания, пусть полосует сердце к чертовой матери на флаг Гондураса несовместимыми с жизнью ударами, я готов выдержать все… пусть только сегодняшнее потрясение останется страшным сном, несбывшимся кошмаром, жестокой иллюзией… Пусть она останется здесь. Мне все равно как. Я готов не то что сложить свое оружие, я готов вложить его в ее подрагивающие ладони. В последнее время они холодные как лед, их не согреть ни поцелуями, ни своим дыханием.

Я принял в тот день окончательное решение. Один звонок. Скоро мы поставим точку в этом неравном и затянувшемся противостоянии без цели и смысла. Я услышал ее голос и буквально содрогнулся от новых ноток в этом хриплом, сводящем с ума тембре… она была другой. Той, которую мне хотелось носить на руках и топить в бескрайней нежности, забывая обо всем на свете. Той, которая одна-единственная могла подобрать ключ к моему безумию и усыпить его навсегда одним прикосновением своих пальцев. Не сломленная под ударами рока, которые я сам вряд ли выдержал бы с высоко поднятой головой. Не прощающая, но понимающая, умеющая прятать свою боль и ярость глубоко под кожу, когда внезапные обстоятельства все переворачивают с ног на голову. Нотки согревающего тепла всего в нескольких словах с оттенком легкой грусти, которую я так и не распознал. Она попрощалась. Не протестуя, не выступая с обвинениями, показав мне размытую картину того, что бы могло у нас быть. Если бы все сложилось иначе… Я все решил гораздо раньше. День - и я верну то, что принадлежало ей по праву. Клуб, который значил для нее так много. Уверенность в завтрашнем дне, которой сам ее лишил. Свои настоящие чувства больше не хочу прикрывать надуманной одержимостью, с ней можно было бороться, и даже нужно. Считать силой то, что было самой настоящей слабостью, долго невозможно. Я мог взять ее настоящим чувством. Не захотел ждать? Боялся потерпеть поражение на этом поле боя? Все это уже не имело значения.

В полдень моя вселенная перестала существовать, развеялась микрочастицами звездной пыли, погружаясь в абсолютный мрак. Я отказывался в это верить. Разогнал заседание по поводу нового бюджета для «Укравтодора», получив прекрасную возможность лицезреть упавшую челюсть бестолкового зама. Черный референт, он же Стаховский, приехал довольно быстро.

- Что значит – улетела? Твою мать… - бокал летит в сторону, разбивается на осколки. Вижу испуганный взгляд прибежавшей на шум Оксаны. – Дверь закрой с обратной стороны!

- Более того, - Стаховский теряет свою невозмутимость и осторожно протягивает мне копии каких-то документов. – Собственно, она больше не является вашим деловым партнером… Но эту часть клуба можно выкупить, проблем не возникнет…

- Я когда сказал тебе начать оформление дарственной на ее имя, у**ок?

- Но вы поставили довольно размытые сроки…

Никогда еще желание убить не было таким ярким и затмевающим разум. Сжимаю кулаки до пронзительной боли, которая, кажется, ломает фаланги… ее недостаточно. Осознание произошедшего взрывает мой мир, который прежде казался правильным и нерушимым, но сердце в этот раз не застывает осколком льда, его надрезы истекают кровью без права на окончательное исцеление. Размытые сроки. Роковая ошибка. Небо падает осколками, которые ранят, но слишком жестоки для того, чтобы убить одним ударом.

- Раздобудько не должен был давать ей эту информацию… Распоряжение покойного Кравицкого. Как так?

- У меня нет никаких данных по этому вопросу. Возможно, ей подсказали. Может, сама догадалась. Сделку оформил именно он.

Огонь. Лед. Жар. Холод. Мое сознание плавится в этой вакханалии полного и бесповоротного апокалипсиса. Я не могу этого понять и не хочу в это верить. Почему сейчас? Почему именно тогда, когда я наконец вырвал сам себя из замкнутого круга одержимости, вырезал собственное сердце, чтобы без колебаний вложить в ее подрагивающие холодные ладони?

Ты победила, Юля. Ты могла даже не бежать. Ты оказалась сильнее и достойнее, чем кто-либо. Даже достойнее, чем я.

- Начинай процесс выкупа… Директора зовут Герман Бойко, едь на переговоры прямо сейчас. Цена не имеет значения, предложи ему хоть полную стоимость клуба, к вечеру сделка должна быть завершена!

Меня трясет. С какой-то обреченной отстраненностью понимаю, что работа на сегодня закончена, я просто не смогу заниматься никакими делами. Зам все еще в шоке, мне плевать на него. Все потеряло свое значение, кроме того, что я оказался перед лицом угрозы остаться без моей девочки. Угрозы? Мне просто невыносима сама мысль о том, что это наконец произошло! И что это уже не угрозы, а свершившийся факт окончательной потери женщины, которую я люблю больше жизни.