Желания боги услышали гибельные... (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 51

Винченцо проснулся внезапно — с новым странным пониманием, ещё не осмысленным, но прояснившимся. Ему казалось, туман таял и рассеивался, в голове мелькали, как фрагменты сна, воспоминания былого. «Я хотела извиниться перед вами. Я обидела вас, я не должна была говорить, что не хочу за вас замуж…» Она подумала, что задела его, чувствовала себя виноватой… Письмо Марии Убальдини. Джованна тогда резко отозвалась о ней, и выскочила из столовой, вызывающе хлопнув дверью. Хлопала она дверью и тогда, когда замечала его насмешки и несерьёзное отношение к ней, мрачнела, когда с ним кокетничали её подруги, волновалась по поводу его дуэли с Убальдини, резко и по-юношески бестактно интересовалась его чувствами к Глории Монтекорато, бесилась, когда он читал ей нотации и свысока поучал… Глупец. Понимание открылось ему, как разъехавшийся театральный занавес обнажает глубь сцены. Слепец. Она влюблена в тебя.

Но осознание, что он любим, не обрадовало Винченцо, а мгновенно вернуло его к исходному постулату. Значит, Альдобрандини был прав. Но почему, Господи?

Джустиниани поднялся с кровати и позвонил Луиджи. Побрившись и одевшись, отпустил слугу и снова вошёл в гардеробную. Старое венецианское зеркало отразило его в полный рост. Винченцо долго разглядывал себя. Пожал плечами. Ни хромоты, ни уродства, ни косоглазия, ни падучей. Рост шесть футов, лицо… ничего, никто не пугается. Видел он рожи и похуже. Ну почему, почему его нельзя полюбить без дьявольских чар?

Вспомнилась и дуэль. Приписывать ему дьявольскую неуязвимость мог, по его мнению, только дурачок Рокальмуто. Он на полголовы выше Убальдини и на пару стоунов тяжелее. Сила запястья, в принципе, тоже несопоставима. Только исступлённая ненависть и ослеплённая глупость могли заставить Умберто вызвать его. Но причём тут дьявол? Что подлинно сатанинского случилось с ним за последнее время? Видение у герцогини, дурацкий случай с Берризи, чёртов выигрыш в покер, дикое происшествие в Сан-Лоренцо с Пинелло-Лючиани, нелепое умение проникать взглядом в людские души и тела, Трубочист с вольтом Ипполиты Массерано. Подумаешь!

Винченцо понимал духовную опасность демонических капканов и сразу отказывался от действий там, где видел дьявольщину: отрёкся от игры, раздал вольты, не встречался с девицами и избегал женщин, отводил глаза, когда видел болезни и мысли людей. Но причём тут любовь? Какой дьявол толкнул его влюбиться? Вот если бы он влюбился в баронессу Леркари или герцогиню Поланти — тут ещё можно было бы поискать дьяволово копыто, но девица молода и хороша собой. Немного наивна, но чиста и достаточно разумна. Джованна всегда ему нравилась, и не свались на него это дьявольское искушение, он давно бы разглядел её. Ничего тут дьявольского нет, уверил себя Джустиниани.

Винченцо снова поморщился, вспомнив, как хотел отдать Джованну за Чиньоло. Нет, мальчик, тебе жениться рано — молоко на губах ещё не обсохло. К тому же, он обещал дорогому родичу позаботиться о девице. Поклялся именем Господним и Пресвятой Девой дель Розарио. Надо выполнять.

За первый же год брака он заставит её усвоить его принципы, о которых с таким пренебрежением отозвалась Глория, и научит уму-разуму. Женщина всегда разделяет взгляды любимого и сильнейшего. Научит её мужчина ведьмовству — будет ведьмой, а научит лампады возжигать — будет лампады возжигать. Он быстро очистит её мозги от бесовского вздора. Тут Джустиниани опомнился, поняв, что если это все-таки искушение, он попался.

Он мысленно уже женился на девице.

Джустиниани не хотел верить в искушение — потому что только сейчас понял, насколько устал от одиночества и сколь хочет покоя и семьи. Что ж, лучше всего мы поддаёмся искусам тогда, когда они совпадают с нашими тайными желаниями. Vota diis exaudita… Джустиниани вздохнул.

Значит, искушение принято. Однако все это не облегчало, а отягощало его бремя. Не дал ли он, упаси Бог, что-то понять светским сплетницам? Те по блеску глаз или по трепету пальцев способны предположить весьма многое. Но нет. Кажется, нет. В любом случае, он и на минуту не выпустит Джованну из дому без надзора.

В итоге поручив девицу заботам Луиджи, велев не отпускать её дальше внутреннего двора, сам Винченцо направился к отцу Джулио. Он не скрыл мыслей по поводу случившегося, — равно как и сомнений в чистоте своей любви. Вполне возможно, что это новое сатанинское искушение — дурной приворот, не более, просто мираж, сон, бред, пустое видение.

— Это та, что заходила в крипту, когда тот эпилептик в припадке упал?

Джустиниани кивнул и тут напрягся.

— Ты запомнил её?

Отец Джулио немного порозовел.

— Красавица. Я ещё и подумал, помнится, что тебя подлинно ослепляет дьявол, если ты живёшь с такой под одной крышей и не искушаешься. Не помню, чтобы ты в блудных помыслах-то каялся.

— Да не до того как-то было, — огрызнулся Джустиниани. — Впрочем, и сейчас-то дела мои хуже некуда. Этот припадочный в покое меня не оставит, а пойми он, что Джованна дорога мне — беды не миновать. Я вот думаю, может, самому встретиться с ним, потолковать… не скажу, по душам, но спокойно, по-мужски.

— Ты хочешь отдать ему эту куклу, что в кармане тогда придавил?

— Не знаю. Тут одна ведьма, я же тебе говорил, предостерегала меня от этого и дала совет — просто уничтожить его вольт. Совет дьявольский, не спорю, но смысла он не лишён, поверь. Судя по рассказу старика Альдобрандини и мыслям дружка моего Рокальмуто, несть ничего, на что этот эпилептик не был бы способен…

— Тогда эта кукла — залог твоей безопасности, получается?

— Угу.

— Ну, ты, главное, не отчаивайся, тем более что…

— Что? — спросил Джустиниани, заметив странный взгляд духовника.

— Тебе это на пользу. Я так погляжу, ожил ты, а то больно мне мумию в последние годы напоминал. Всё тебе без разницы было, я удивлялся, как ты ещё добро и зло различать не разучился. А тут, глянь-ка, глаза блестят, шевелишься, растормошило тебя немного.

Винченцо окинул Джулио долгим язвительным взглядом, полным упрёка и досады, но монаху это было как с гуся вода.

Выйдя из крипты, Джустиниани побрёл на кладбище. Дошёл до родительских могил, издали оглядел склеп Джустиниани. «И зацветёт миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы. И возвратится прах в землю, чем он и был…» Он медленно шёл от могилы к могиле. Весенняя зелень буйно разрослась, высоко выбросил длинные узкие листья ползучий пырей, ярко-сиреневыми цветками голубел цикорий, молочными соцветиями белел тысячелистник, а у старых заброшенных могил крапива и чертополох заглушили цветы. Неожиданно он замер, заметив неподалёку от церкви, в старом квартале, где давно никого не хоронили, графа Вирджилио Массерано.

Джустиниани понял, что Ипполита похоронена именно там, видимо, в семейных захоронениях.

Винченцо не хотел подходить к Вирджилио, но тот уже заметил его и помахал рукой. Джустиниани подошёл и остановился у чьей-то обветшавшей могилы. Его сиятельство сидел, опустив руки на колени, был бледен и грустен.

— Рад, что встретил вас, Джустиниани.

Винченцо тихо вздохнул, опустился рядом на скамью. На могиле Ипполиты Массерано ещё не было надгробия, но холм был устлан свежими цветами — алыми розами и тюльпанами.

— Я знаю, — неожиданно заговорил Массерано, нахмурившись, — вы считаете меня глупцом…

Джустиниани бросил на графа быстрый изумлённый взгляд: он не то чтобы считал Массерано неумным, скорее находил горестную иронию в том, как оплакивал Вирджилио супругу, мечтавшую отправить его самого на тот свет.

— Вовсе нет, граф, о чём вы?

— О том, что я знаю, зачем она приходила к вам перед смертью, — отчётливо произнёс он.

Джустиниани почувствовал, что его заморозило на теплом майском ветерке. Он угрюмо посмотрел на Массерано, вздохнул и пожал плечами.

— Что вы ответили ей? — тихо спросил граф.

Джустиниани сказал, не поднимая глаз.