Желания боги услышали гибельные... (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 36

— Пока сделка не заключена — я был бы глуп, если бы огласил её условия.

Глория вскочила и стремительно пронеслась по комнате, потом резко повернулась к камину и пролетела обратно. Благородный человек не должен сидеть, когда женщина стоит, но нигде не сказано, что должен делать мужчина, когда по комнате мечется разъярённая ведьма. Джустиниани остался в кресле, борясь с искушением задвинуть под него ноги, опасаясь, как бы на них не наступила всё ещё снующая по комнате сумасбродная фурия. Спазакамино тоже забился в глубину соседнего кресла и скептически смотрел оттуда на гостью. Но Глория наконец чуть успокоилась и села перед Винченцо на диван.

— Послушай, ты же не сумасшедший! Едва он получит ларец и заставит тебя открыть его, за твою жизнь никто не даст и ломаного гроша. Ты не знаешь этого человека.

— А ты его знаешь? — иронично поинтересовался Джустиниани, — откуда? Любовник?

Глория не ответила. Она, казалось, даже не расслышала Винченцо.

— Послушай, Винче, не продавай. Сколько бы он не предложил, — мы дадим больше, слышишь? — и она поспешно выскочила из комнаты, не успев даже закрыть за собой двери.

Джустиниани лениво поднялся, стараясь не наступить на кота, тут же задравшего хвост и побежавшего впереди, и направился в столовую, по пути сосредоточенно размышляя.

Итак, Глория вначале пыталась прельстить его, потом, поняв, что сентиментальных воспоминаний о прошлом у него не осталось, завела прямой торг. Стань она его любовницей, ей был бы открыт доступ в дом, и получить ларец было бы проще простого, причём — задарма. Но и сумма в сорок тысяч была явно оговорённой. С кем? Точно, что не с Пинелло-Лючиани, ибо при этом имени Глория побледнела. Перспектива, что ларец попадёт в руки Пинелло-Лючиани, испугала её — и это была не игра. Актриса из донны Монтекорато была неважная.

Стало быть, в кругах этих чёртовых демономанов существуют две партии. Одна — судя по всему, возглавляется Пинелло-Лючиани, а вторая была партией его дядюшки. При этом партия Пинелло-Лючиани уже дважды пыталась его уничтожить. Глория же, как и старуха Леркари, безапелляционно утверждает, что, получив ларец, они повторят попытку в третий раз. Почему? Кому он мешает?

— А это правда, что донна Монтекорато когда-то была вашей невестой? — У окна столовой стояла Джованна и смотрела, как от порога виллы отъезжает карета Глории.

— Это вам рассказала донна Леркари? — Винченцо вспомнил, что Джованна на ужине у Чиньоло сидела рядом со старухой.

— Так это правда?

— Да, — бездумно подтвердил Джустиниани, думая о своём. Он уже сел за стол и с аппетитом приступил к утренней трапезе.

— Она сказала, что когда мессир Гвидо выгнал вас, донна Глория расторгла помолвку. А вы любили её? — спросила Джованна с прямотой юности.

Джустиниани поднял на неё глаза.

— Santa simplicitas^[3], - тихо пробормотал он, — любил.

— И сейчас любите?

Джустиниани усмехнулся.

— Любовь, дорогая Джованна, — менторски начал Винченцо, подцепив на вилку кусочек спаржи, — удивительно странная штука. Как говорил один немец, она нужна вовсе не человеку, но — роду человеческому, и потому сводит порой абсолютно разных людей в глупейшие союзы, а потом человек годами недоумевает, что могло сблизить его с особой, совершенно чуждой ему, и даже испытывает откровенный стыд за свой выбор. В любви много глупости, дорогая Джованна, очень много. Я ещё не пришёл к той мысли, что вся эта любовь — чистейший вздор, но я близок к ней.

— А то, что рассказывала донна Леркари о донне Монтекорато — правда?

— А что она рассказывала? — лениво поинтересовался Джустиниани. На самом деле это его ничуть не интересовало.

— Три года назад донна Монтекорато возвращалась домой с оперы и увидела свечение над фонарями в форме звезды. Вскоре с ней стали происходить странные вещи. Она начала изучать мистику, крёстный говорил, что она медиум, и является проводником небесных знаний таинственного гостя Аштар Шерана. По её словам, «это имя гарантирует истину и высочайшее знание». Это универсальный мировой учитель, будущий мессия.

Джустиниани потрясённо уставился на Джованну, едва не выронив вилку. Похоже, что девица не лгала: такого с налёту и не выдумаешь. Но «неужто и Саул во пророках?» Глория всегда была не только чужда всякой сентиментальности, но и далека от веры и «всякой мистики». В принципе, картинка вырисовывалась ясная: пустенькая и суетная Глория ночью подвергается демоническому воздействию. Душа её целиком открывается, проявлен интерес, нет сопротивления молитвой. Связь установилась. После этого влияние бесов на душу прельщённой усиливается, и в итоге Глория становится послушным орудием в руках нечистых духов, получает от них «высочайшие знания»… Ох, и дурочка… Надо же…принятие нового мессии, даже имя уже известно — Аштар Шерана. Господи, всё тот же старый, как мир, демон Астарот.

Лицо Джустиниани брезгливо исказилось. Грядёт, грядёт антихрист…

— Так вы больше не любите её? — снова резковато спросила Джованна.

Джустиниани вздохнул и, увидя входящего в комнату Луиджи, велел передать конюху его распоряжение заложить экипаж. Сам же подумал, что ему подлинно пора хоть раз выступить в роли опекуна, обязанностями которого он, из-за свалившихся на него чёртовых забот, постоянно пренебрегал. Винченцо плюхнулся в кресло, погладил тут же запрыгнувшего к нему на колени кота, и начал.

— Дорогая Джованна, пока у меня есть время, я хотел бы просветить вас в отношении некоторых вещей. Запомните на будущее. Нетактично подглядывать через плечо пишущего или читающего личное письмо, неделикатно подслушивать чужие разговоры и интересоваться чужими делами. Также недопустимо и к тому же крайне бестактно задавать человеку старше вас вопросы о чувствах, и особенно невоспитанно — выбегая из комнаты, хлопать дверьми, ибо те, кто не придерживает за собой дверь — обычно безответственны и легкомысленны, — тут Джованна выбежала из комнаты, снова громко хлопнув дверью, — к тому же — от этого двери начинают скрипеть в петлях, — рассудительно закончил тем временем Джустиниани.

Да, наставник юношества и проповедник из него явно был никудышный, подумал Винченцо, а так как аудитория была утрачена, поднялся. Трубочист, во время его нотаций дважды зевнувший, устроился в опустевшем кресле, свернулся клубком и закрыл глаза.

Глава 7. Solo Eriditiera. Только Наследник

Сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной. — Гал. 4:30

Старуха Леркари жила в Саллустиано, рядом с церковью Санта-Мария делла Виттория. Винченцо не думал, что скажет донне Марии, но вопрос о ларце хотел выяснить до конца.

— Мессир Винченцо, — виноватое лицо Луиджи показалось в дверях, — вы сильно спешите?

— Что? — Джустиниани обернулся.

— Беппо только что уехал подковать Кьяретту. Я не знал, что вы собираетесь куда-то, и не предупредил его, — виноватое выражение не сходило с лица слуги.

— Он к Джилло?

Слуга кивнул. Джустиниани вздохнул. Поездка откладывалась на пару часов. Но, не желая расстраивать Луиджи, и без того огорчённого своей оплошностью, Винченцо улыбнулся.

— Это к лучшему. Я как раз хотел прогуляться. Поброжу у Памфили.

Винченцо вышел из дому, взяв на всякий случай зонт, и побрёл к галерее. Медленно шагая по брусчатке тротуара, снова погрузился в свои мысли. Главное его непонимание касалось всё того же странного обстоятельства: почему все эти люди, если уж они так нуждаются в дьяволе, не могут сделать то же самое, что сделал Гвидо — просто продать ему душу? Ни у кого из этих приспешников сатаны не было ничего, что удержало бы их от зла — зачем же им нужен он, Винченцо? Зачем им ларец? За ненужное сорок тысяч не предлагают. Что в этих глупых безделушках такого, из-за чего старик Канозио бледнеет, а у Марио ди Чиньоло начинают трястись руки?

Джустиниани присел в маленьком скверике у галереи и задумался. Ему нужно было сегодня же добиться от старухи Леркари ответа хотя бы на некоторые из этих вопросов. Она явно одна из тех, кто восхищался Гвидо. Стало быть, она может прояснить и ситуацию с Пинелло-Лючиани. Винченцо поднял голову и замер. Прямо на него, не отрываясь, смотрел старик в инвалидном деревянном кресле на колёсах, расположившийся у соседней скамьи. Это был богач: сюртук украшали бархатные отвороты, холеные руки лежали на дорогом шерстяном пледе. Взгляд был странным, застывшим и прямым, и Джустиниани вдруг понял, что уже видел этого человека, просто плохо запомнил его лицо, ибо старался не смотреть на него. Перед ним был Марко Альдобрандини, слепец.