Никто, кроме тебя...(СИ) - "ErmineWhite" - Страница 82

- Кроме этих двоих тут ещё кто-нибудь был? – настороженно поинтересовался Светлов.

- Да. Бородатый мужик... кажется, они его Иваном зовут...

- И больше никого?

- Нет...

В голове пульсировал один-единственный вопрос: что могло понадобиться от неё господину Астахову...и знакома ли она с ним вообще?.. А спрашивать нельзя: неспроста ведь он на глаза ей не показывается! И сейчас любой лишней информацией можно собственноручно подписать ей приговор.

- Что они со мной сделают? – захлестнувшее отчаяние готово было выплеснуться истерикой, – ...Выкуп будут требовать? Изнасилуют?.. Убьют?.. Что?..

-Тихо-тихо-тихо, не говори глупостей!.. – Сергей поправил в изголовье сбившуюся подушку, – Давай-ка лучше приляг, а я обработаю рану. – Как мог приободрял, а самого от её слов передёрнуло даже: эта чёртова неопределённость, действительно, сводила с ума.

Смутившись, девушка неловко подтянула соскользнувшую с груди простынь. Нашла ж время стесняться!

Сергей обтёр руки спиртом, пропитал антисептиком бинт и, присев рядом, накрыл ладонью вцепившиеся в бязь пальцы.

- Не бойся, это всего лишь перекись.

- Я не боюсь... – соврала она, и, робко взглянув ему в глаза, задала терзающий её вопрос.

- ...А почему вы здесь?

Его губы тронула улыбка.

- Наверно, чтоб тебе одиноко не было.

Почувствовав лёгкое прикосновение к ране, Ира не смогла сдержать судорожный вздох.

- ...Дома отец с ума сходит от беспокойства...

Скрипнула открывающаяся дверь. Прихрамывая, в комнату вошёл Леший, поставил на стол тарелку, от которой поднимался лёгкий пар.

- Чтобы всё поела, красавица! Тебе сил набираться надо… И ты обедать приходи, – окликнул он Сергея, – Негоже вторые сутки голодным быть.

Светлов коротко кивнул ему вслед. Закончив перевязку, освободил стул от пузырьков, чтобы поставить тарелку с супом. Наваристый, пахнущий грибами и зеленью бульон был как нельзя кстати. А Ира раскапризничалась, будто ребёнок, в сторону отвернулась: “Не хочу! Не буду!” Ну что за выкрутасы! Даже прикрикнуть на неё пришлось, чтоб послушней стала. Помогло: хоть и с уговорами, но поела-таки.

- Молодчина! – он радовался, наблюдая, как на восковых щеках заиграл лёгкий румянец.

Через некоторое время Леший появился снова. Повесил на спинку кровати какие-то вещи.

- На вот, примерь... Твои всё-равно теперь негожие, – собрал со стола посуду и окликнул Сергея, – Идём со мной, поешь и воды подсобишь принести... может, дивчина душ принять захочет... А то ведь у нас тут, как в соседних апартаментах, удобств нет!

Светлов вопросительно посмотрел на Иру. А у той даже взгляд оживился. Закивала в ответ, потом, как будто смутилась... Ну как тут устоишь перед такой обезоруживающей улыбкой!..

- Отдохни пока... Я скоро вернусь.

Иван разрубил на несколько частей говяжью кость, отставил топор и, обернув мясистый кусок газетой, протянул Сергею.

- Мимо вольера будем проходить, собаке кинешь, чтоб не брехала попусту, – после чего, взяв пустые вёдра, велел следовать за собой.

При виде приближающихся людей псина насторожилась, издавая утробное рычание.

- Грета, свои! – прикрикнул Леший.

Узнав его, та завиляла обрубком хвоста, но на “чужака” рычать не перестала. Лишь с запахом мяса, исходившим от свёртка, в руках Сергея, на неё снизошла благосклонность. Даже повизгивать начала, приплясывая с ноги на ногу.

- Щенная она... Как и все беременные бабы придурковатой стала, – проворчал Иван, – Видал, что творит, сука: за мосол и хозяина сдаст... Покорми и идём...

А ведь поручение-то, по меньшей мере странное: доверить подконвойному собаку сторожевую прикармливать – нелогично как-то! Но... с другой стороны, большой плюс иметь в “союзниках” этакого прирождённого блюстителя порядка.

Ёкнуло-таки внутри, когда вольер отпирал. И хоть результативность “положительного подкрепления” пищевого рефлекса ещё академиком Павловым доказана была, как-то некомфортно стало от близости радостно сопящей клыкастой морды.

Вспомнился приём, которым иногда изводил чуткую психику Пикника: в глаза смотреть не отрываясь. Обычно тот не выдерживал взгляда – отворачивался или вовсе удирал. Только ведь Пикачу – ласковый, одомашненный, затисканный детворой... А тут, бляха-муха, лошадь Пржевальского с волчьей пастью и крокодильим аппетитом!

Впрочем, Грета играть в “гляделки” и не собиралась вовсе. Её больше интересовал свёрток в его руке. Она облизывалась, не зная, с какой стороны лучше взять угощение.

- Держи уже, живоглот чёртов, – впихнув костомыгу вместе с газетой в хищную пасть, Сергей со вздохом облегчения захлопнул дверцу и задвинул засов.

Колонка находилась чуть в стороне от флигеля. Лязгая рукояткой, Иван прокачал насос и подставил ведро под хлынувшую струю.

- Ну что, доктор, с Гретой поладил? – с издёвкой спросил он.

- Как видишь – жив, – Светлов убрал наполнившееся ведро и обмыл липкие от мяса руки.

- ...Животина, она ведь интуитивно человека чувствует, – рассуждал Леший, – Хороший он или плохой...

- В плане гастрономических предпочтений? – усмехнулся Сергей, прислушиваясь к каким-то звукам, доносящимся со стороны флигеля. Как будто голоса... или еще что-то, нарушившее привычную тишину.

Иван ничего не ответил, и отлив воду из переполненных до краёв вёдер, прихрамывая двинулся к дому.

На подключенной к газовому баллону плите шипели капли конденсата, скатывающиеся в огонь со стенок эмалированного ведра. Сергей доедал любезно предложенный обед, когда из коридора послышался визгливый гомон Рамиля, с кем-то спорившего на ломаном русском, и тяжелые шаги по деревянной лестнице, гулко отдающиеся за дверью. Поступь не одной пары ног...

Предчувствуя что-то нехорошее, он подорвался из-за стола... И тут, сверху донёсся женский крик. Испуганный, переполненный паническим ужасом...

Леший с дробовиком в руках шагнул навстречу, преградив путь.

- Сядь! С места дёрнешься – покалечу! Можешь не сомневаться – не промахнусь!

- Сукин ты сын! – прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся сверху, прорычал Светлов, -Ты ведь всё это устроил, чтоб меня увести?!

- Сядь! – угрюмо повторил Иван, – Ей они ничего не сделают, а тебя, коль рыпнешься, сразу спровадят к праотцам! – не убирая пальцев с курка, он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Крики смолкли. Какое-то время сверху слышались лишь грубые голоса. Приглушённые – слов не разобрать. Только по интонации понятно – чего-то настойчиво требующие.

Скрипнув, захлопнулась сквозняком дверь. И снова тишина. Напряжённая, леденящая душу, бесконечная…

Безмолвный поединок двух буравящих друг друга ледяных взглядов, длился до тех пор, пока спускающиеся по лестнице шаги вновь не нарушили гнетущую тишину, постепенно растворившись за громко хлопнувшей входной дверью флигеля.

- Если с ней что-нибудь случилось, тебя, ублюдок, я первого голыми руками порешу!.. – сквозь зубы процедил Светлов, – Поэтому, советую сразу не промахнуться! – игнорируя направленный на него обрез, шагнул к двери и, задев плечом посторонившегося Ивана, вышел из кухни.

Забившись в угол, словно загнанный зверёк, переполненными ужасом глазами Ира смотрела на открывающуюся дверь. Сергей в три шага пересёк комнату и, присев рядом, обхватил ладонями её лицо.

- Что им было нужно?..

Ответа не последовало. Дрожащая, напуганная, она смотрела сквозь него – не видя... и только судорожно натягивала на поджатые к груди колени не по размеру длинную тельняшку.

Подняв на руки, он прижался губами к её виску.

- Прости... я не должен был оставлять тебя одну... прости... – Сергей бережно уложил девушку на кровать, с тревогой наблюдая за устремлённым в пустоту безжизненным взглядом.

За весь вечер Ира так и не проронила ни слова. Молча отказалась от еды, молча позволила осмотреть рану, а потом тихо уснула.

Эта встряска не прошла для неё даром: к ночи температура подскочила до сорока, и впереди были несколько часов изматывающей борьбы с лихорадкой. Приходилось силой удерживать мечущуюся по койке девушку, не давая ей сорвать трубку капельницы. В бессвязном бреду Ира то кого-то звала, прося о помощи, то плакала, умоляя оставить её в покое... Временами успокаивалась, впав в забытье, после чего всё повторялось по кругу. А потом вдруг откинулась на подушку и затихла... Рваное дыхание выровнялось, стало едва уловимым, и на заострившемся, словно у восковой фигуры лице заиграла улыбка. Пугающе красивая... и какая- то потусторонняя...