Семейные хроники Лесного царя (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина - Страница 56

— Ванечка, как здорово! — восхитилась умением жениха Милена. — А я думала, ты их на кусочки резать станешь!

Мальчишки подняли головы, прищурились на спасителя с недоверием, очень уж необычный он был на вид:

— Ты кто? — хрипло потребовал ответ старший. — На колдуна похож!

— Я — дочь Лесного царя! — встряла Милена, отодвинув мага плечом. — А это мой муж — Сильван Бессмертный!

— Бессмертный? — поёжились мальчишки, переглянулись. — Кощей нешто?..

Оба снова уставились на некроманта, в недоумении хлопающего глазами. Кивнули друг дружке:

— Точно, Кощей!

И подхватившись с земли, взявшись за руки, спасенные утопленники ринулись к речке с единым воплем:

— А-А-А!!! Дочка лесного царя за Кощея замуж вышла-а-а!!!

Речные жители им лодку придержали, чтобы снова не перевернули, с разбегу запрыгнув-то, весло дали в трясущиеся руки — и отпустили восвояси. Разве что платочками вослед не помахали.

Быстро грести у мальчишек сил не хватало, да и одно весло разогнаться не позволяло шибко, так что пронзительные перепуганные крики еще долго разносились над речкой.

— Муж? — не утерпел-таки, выразительно выгнул бровь Сильван, когда отправились назад, обе пешие, ведя коня в поводу.

— Ой, Ванечка, не бери в голову! — зардевшись, отмахнулась Милена. — Это я так, чтобы мальчишек припугнуть. Чтобы не лезли в омут, не зная броду.

— Мальчишки-то скоро забудут, — негромко произнес некромант, отвернувшись от спутницы, словно бы увлеченный видом на заболоченный овраг. — А мне забыть ты разве позволишь?

Уличенная царевна хихикнула.

— Чего ты хочешь добиться своей настойчивостью? — прорвало некроманта. — Чтобы я привык?

— Ага! — охотно кивнула Милена.

— Чтобы доверял тебе? — продолжал с плохо сдерживаемой горячностью маг.

— О, вот бы да! — согласилась царевна.

— А если я поверю? — предположил Сильван. — Если позволю играть с собой? Опекать, оберегать, помогать во всём, укладывать спать, кормить с ложечки.

У Милены от предвкушения мечтательно затуманился взгляд.

— Позволю умиляться на мою никчемность и беспомощность. Как скоро тебе это надоест? Когда наскучит лелеять такое ничтожество? Когда у тебя раскроются глаза — и ты выставишь меня за порог, как ленивого кота, который разучился ловить мышей? И что тогда мне делать? Скрестись в дверь и жалобно мяукать?

Милена на мгновение представила мяукающего мага — и кровь бросилась к щекам. Коварный некромант, сам того не заметив, подбросил ей очаровательную идею, она загорелась страстью когда-нибудь заставить произнести его чувственное и нежное «Мяу!» Наверное, она настоит на этом в их первую брачную ночь.

— Отступись теперь, пока еще не поздно, — мрачно попросил Сильван. — Я устал обманываться.

Милена упрямо помотала головой:

— Поздно. Для меня слишком поздно, Ванечка. Я понимаю, ты всё равно будешь ждать от меня предательства.

Сильван поежился от ее слов, попавших точно в цель.

— Я не знаю точно, что там у тебя случилось с твоим драконом, папка сказал, ты сам потом расскажешь, если захочешь. Только никто тебя не научил верить в настоящее чувство, не ожидая подвоха. Ты вон и папке не поверил. Даже если я буду клясться тебе, что никогда тебя не брошу, никогда не разлюблю — ведь это только насторожит тебя, — вздохнула Милена, глядя себе под ноги. — Тогда я могу сказать лишь одно: я дочь своего отца. Ты знаешь Яра. Знаешь, что назвав кого-то «своим» однажды, он никогда не отступится, никогда не откажется. Я такая же.

Сильван усмехнулся:

— Хороший поручитель. Однако при этом Ксавьер… то есть Яр — противоположность собственного отца. Так что нет. Позволь мне не поверить этому доводу.

Милена снова вздохнула, против столь справедливого примера не возразишь. Так она и молчала, сосредоточенно сопя, погруженная в размышления весь обратный путь, пока не показались над дубами шпили дворцовых башен. Тогда она вернулась к волнующей теме. Заявила, глядя в глаза, (а чтобы Сильван не отвернулся, для верности взяла его за воротник обеими руками):

— Ванечка, ты всё равно от меня не отделаешься. Я найду способ растопить твое сердце. Ведь не твоя вина, что оно заледенело. Я буду любить тебя так, что ты поймешь — ты вовсе не ничтожество. Потому что никчемную бестолочь так сильно любить невозможно. Ванечка, ты особенный! А для меня — самый-самый!

Сильван невесело улыбнулся на ее спокойную уверенность. О нем она может говорить что угодно, он-то себя знал лучше. Была б его воля, давно бы покончил с собой, чтобы никому больше не отравлять жизнь своим смертельным невезением, тем более Милене. Только пока рядом Яр, все попытки будут бессмысленны — вытащит из-за грани, усовестит, стыда не оберешься. А главное, что его держало на этом свете — беспокойство за названную дочь. Удостовериться бы, что с Грюнфрид всё хорошо, что она не добралась до дракона, не вызверила его своими попытками отомстить, не полезла в огнедышащую пасть…

Во дворце их ожидали новости: поночуги по-прежнему не отыскали дитя некроманта. Однако они сумели связаться с мужчинами гоблинской деревушки. Передали им выведенное на бересте письмо от старейшины деревни с приказом возвращаться домой и оставить дальнейшие поиски поночугам. (Вернее, отправляться туда, куда укажут ночные посланницы, ведь деревушка дружно перебралась на новое место). Однако мужчины отказались прерывать экспедицию, о чем сообщили в кратком ответном послании, накорябав оное прямо на обороте берестяного свитка. Якобы они то и дело нападают на свежие следы дитя, однако в последний момент эта непоседа ускользает буквально из-под носа. Теперь не только клятва «богине» их удерживает на чужбине, но на кон поставлена их честь охотников-следопытов!

— Не нагулялись, охламоны, — проворчала старшая гоблинша, она же личная горничная некроманта. — Чуют, что дома дел невпроворот, вот и не хотят возвращаться. А то ведь заставлю работать, избушки строить и огороды вскапывать — это вам не по холмам, по долам шастать, куропаток постреливая. Лентяи.

Оливковое личико недовольно наморщилось, но все прекрасно видели, что на самом деле старейшина переживает за своих мужчин. Впрочем, про избы и огороды она также преувеличила: Веснян по поручению Яра помог собрать достаточно лесных нелюдей в помощь, чтобы обустроить новое поселение, от рытья колодцев вплоть до теплых нужников на задворках.

— Что ж, подождем ответное письмо от Тишки, — подвел итог Яр. — Что-то мне подсказывает, что именно он привезет Грушеньку.

— Не он, а Полкан, — поправила Милена, не меньше отца доверявшая своей интуиции.

Их бы несокрушимую веру — да некроманту! Сильван в ту ночь от переживаний заснуть не мог. Не получалось, мысли мешали, страхи и здравые опасения заставляли ворочаться с боку на бок… Пока в темноте не прошуршали тихие шаги от двери до кровати. И он ощутил, как теплое тело прижалось к нему со спины.

— Спи, Силь, — шепотом приказал Яр, обняв, уютно накрыв обоих сбившимся лоскутным одеялом. — Вот скоро поправишься, наберешь вес, выдам за тебя Миленку — тогда спокойных ночей не будет.

Сильван выдохнул, поймав себя на легком уколе разочарования. Сам себе не поверил, но ждал он вовсе не друга, а его шумную дочку. И с этой удивительной мыслью незаметно заснул.

…Утром оба глаза раскрыть толком не успели, как тут же зажмурились от внезапного яркого света. И попытались спрятаться друг за дружкой — от возмущенных воплей царевны.

— Папка!!! — орала Милена, позабыв об уважении к старшим. Специально распахнула все окна настежь, впуская в спальню утреннее солнце, птичьи трели и прохладу, щиплющую сонные тела не слишком приятно. — У тебя совесть есть?!

— Солнышко, судя по тому, что тебе совести от меня не досталось ни капельки, значит, у меня ее не было, — проворчал Яр, по-кошачьи прячась в подмышке у некроманта. Благо тот дотянулся до своей черной мантии, висевшей на спинке кровати, и накинул им на головы, чтобы укрыться от слепящего солнца.