You're All I Want (СИ) - "Paula.M." - Страница 79

— Дело не в тебе, — продолжил он, снова приоткрывая старую скрипучую раму и забираясь с ногами на подоконник.

— Что это значит? Что случилось? — спросил я, пытаясь скрыть нарастающую во мне с каждой секундой невероятную панику, но мой взволнованный и встревоженный голос выдавал все скрытые эмоции и чувства. Рихард же даже не дернулся.

— Не задавай мне вопросов, ладно? — он снова обернулся ко мне, и едва заметная грустная улыбка затронула уголки его губ. — Просто это было ошибкой, вот и все, и я думаю, мы оба это понимаем.

— Но… — я запнулся, когда понял, что даже не знаю, что сказать. — Я не понимаю: зачем ты делаешь это? — снова начал я свои возражения, не в силах просто уйти и оставить все это позади, потому что придется оставить слишком много.

— Ты мне не нужен, — холодно ответил Рихард, чуть повышая на меня голос.

Я хотел подбежать к нему, потрясти его за плечи что есть сил, кричать на него или же просто молчать, наблюдая за его действиями, но я просто стоял на месте и бездумно пялился в одну точку. В этот момент я чувствовал ненависть, ярость и больше всего — непонимание, поэтому мне просто хотелось скрыться в неизвестном направлении, чтобы не видеть сейчас того человека, который заставил меня сначала быть счастливым, а затем самым несчастным на свете.

— Вот так значит. Рад был повидаться, — только и выговорил я.

Я в последний раз взглянул на него и направился к выходу, оставляя за своей спиной все, что у нас было. Блять, просто невероятно. Еще вчера все было нормально, нет, все было просто отлично! Лучше я и представить не мог. Наконец-то все наладилось, я стал ощущать себя как никогда комфортно и уверенно, постепенно признаваясь себе в том, что он действительно является для меня всем. Ради этого человека я поссорился с матерью, ради этого человека я изменился, и этот чертов человек в конце концов заставил меня полюбить его. И это после того, что было? После всего, через что мы прошли, он говорит мне о том, что я ему не нужен и это было ошибкой. Ошибка… А ведь говорит он мне об этом уже второй раз. Наверное, надо было послушать его еще тогда, в тот самый вечер дискотеки, и понять своим крохотным мозгом, что такие, как он, не меняются, что он вообще не способен на чувства, а только может делать вид, что чувствует что-то.

Что же это выходит? Все это было фальшивкой? Мнимая забота и лживое доверие, рассказы о своей семье и одна бутылка вина на двоих в долгие холодные вечера. А как же тот день, когда он пришел ко мне домой и на нем не было лица. Черт, в тот злосчастный день он сказал мне нечто очень важное:

«Мы — не ошибка».

А как же то время, когда он болел? Тогда я просидел с ним всю ночь, а потом он просто взял меня за руку и слова вдруг стали не нужны. Мы, блять, спали в одной кровати, и он рассказывал мне всякие истории, от которых у меня захватывало дух. Поцелуи, объятия, слова — все это теперь было позади, и я просто не мог в это поверить. Вчера я кричал матери в лицо о том, что я люблю его. А сегодня даже после его слов я понимаю, что ничего не изменилось и вряд ли изменится. Я по-прежнему чувствую это, и, наверное, даже острее, чем раньше.

— Привет, как жизнь? — рядом со мной сел, как всегда, веселый Шнайдер, попутно доставая учебники из своей сумки. Я просто тупо уставился на свои ладони, лежащие на коленях, и прокручивал слова Рихарда, которые все еще звучали эхом в моей голове.

— Все у меня нормально! — ни с того ни с сего завопил я, напугав этим Кристофа, который даже пошатнулся в сторону.

— Эй, Пауль, ты чего? — взволнованно спросил меня он. — Что-то случилось?

— Я просто… Просто не выспался я совсем… — начал бубнить я, пытаясь отмазаться, чтобы впоследствии не объяснять ему, в чем заключается настоящая причина моего долбанутого настроения этим утром. Но фразе, которую я уже начал говорить, видимо, было не суждено быть сказанной, потому что, когда я увидел, кто зашел в класс, я буквально проглотил язык.

Тогда я думал, что этот день уже не может быть дерьмовее и я не могу чувствовать себя еще более ужасно и одиноко, но я ошибался. Причина моей ненависти и, как говорил Круспе, «беспочвенной ревности» сейчас зашла в класс, радостно сообщая о чем-то уже улыбающемуся Рихарду. Господи, как же меня трясет. Они зашли вдвоем, снова о чем-то разговаривая и звонко смеясь. Все было как в старые добрые времена: я всегда сидел один, а они были лучшими друзьями, которые никогда не расставались и наводили страх на школу. И мне было не место в их мире. Будто бы этих нескольких месяцев и не было, словно он вырезал их из своей жизни, оставляя в своей памяти только сентябрь и март, в то время как я помнил все эти полгода в самых ярких красках.

Я помню сентябрь и их поцелуй в кабинке, я помню октябрь и наши занятия у меня дома, которые впоследствии вылились в просто приятное общение и крепкую дружбу.

«Ландерс, это все ты».

Я помню ноябрь и то, как он меня поцеловал, а потом мы оба лгали друг другу о том, что ничего не помним.

«Ты ни в чем не виноват. Это я мудак».

Я помню дискотеку и мой первый опыт курения сигарет, когда Рихард давал мне советы, как делать это правильно.

«Иногда мне хочется, чтобы меня поняли. И только ты понимаешь».

Я помню, что случилось в тот вечер, и до сих пор ощущаю это вместе с бесконечным холодом того дня. Ошибки, недомолвки, ложь и примирение… Я помню, как он целовал меня и я дрожал от дождя.

«Тебя трясет всего. Пауль? Скажи что-нибудь, эй?».

Я помню одну бутылку вина на двоих и его слова.

«Спасибо за душевные разговоры ночью».

Я помню все.

«Все будет хорошо».

— Ты? — тихо продолжил Шнайдер.

— Устал очень, не обращай внимания, — отчужденно ответил я, махнув рукой.

«Я не хочу тебя терять».

Как я мог ему довериться? Каким же я был идиотом, слепым, наивным и влюбленным идиотом. И в кого, блять? В Рихарда, которому я никогда, судя по всему, не был важен. Я не собирался бегать за ним, задавать ему вопросы и умолять начать все сначала. И во мне говорили отнюдь не гордость и не самолюбие, а скорее реализм.

***

«Что с Паулем, он не заболел?».

«Ландерс четвертый день чернее тучи ходит, что случилось?».

«Почему он ни с кем не разговаривает?».

Все вокруг словно решили вывести меня из себя, постоянно спрашивая меня о самочувствии и каких-то возможных проблемах. Этими вопросами задавались даже мои одноклассники, люди, с которыми я только здоровался и изредка разговаривал в свободное от уроков время. На самом деле я даже не был удивлен этим, потому что мое состояние и угрюмый внешний вид явно оставляли желать лучшего. Но от того, что они взволнованно перешептываются у меня за спиной обо мне же самом, легче мне не становится. Удивительно, но многие считают, что это из-за расставания с Ритой. Знали бы они, из-за чего я такой на самом деле. Я настолько сильно тосковал по Рихарду, что не замечал ничего вокруг, а вот остальные замечали. К сожалению, мое настроение и состояние видели все в школе, включая Тилля и Шнайдера, и от них мне поступало в тысячу раз больше вопросов, чем от всех остальных. Я старался не раздражаться, улыбаться и просто врать в лицо всем людям, которые хотят мне помочь. Я понимал, что они ни в чем не виноваты и искренне хотят того, чтобы у меня все было хорошо, но шел четвертый день без Рихарда, и я ощущал себя еще хуже, чем в тот злосчастный понедельник, когда он сообщил мне о том, что мне неплохо бы пойти на хуй и я ему не нужен. Да, мы даже не общались больше, и я старался вовсе не смотреть на него и оставаться спокойным, когда он проводит время рядом с Томасом. Самое плохое заключалось в том, что мне нужно было заниматься химией, а я лишился своего бесценного репетитора, и, чтобы не подвергнуть свою четверку по химии опасности, я записался на дополнительные занятия в школе по вечерам пятницы. Слава богу, что хоть мать, словно почувствовав, что мы больше не вместе, перестала читать мне лекции и все стало практически как прежде. Мне определенно было бы неплохо отвлечься от плохих мыслей, побольше заниматься в школе той же химией и избегать чрезмерного нахождения дома, где все мне напоминало о Рихарде и наших вечерних посиделках с откровенными разговорами.