Почему я ненавижу фанфики (СИ) - "Эш Локи" - Страница 62

Возникла пауза, но Никита не ждал ответа. Он снова отвернулся и загляделся на пышный клочок облаков, повисший над домом.

— Кем бы я был…

Лёша подошел в плотную, медленно убрал тёмные, заметно отросшие волосы за ухо. Затем пальцы наткнулись на металл, обвели выпуклые шарики серёжек.

— Прошлое изменить нельзя, — тихо сказал он. — А будущее — можно. Я бы хотел знать, кем ты станешь, если выживешь.

— Я не выживу.

Обхватив острый подборок, Лёша развернул лицо Никиты к себе. Слёзы уже высохли, но горечь осталась. Она всегда оставалась, невыплаканная и жуткая.

— Мы можем поступить по-другому. Я переломаю тебе все кости и ты станешь овощем. Такая вот, комфортная определённость бытия. Знаешь, что тебя мучает звёздная болезнь? Маленький мальчик, которого перехвалили в детстве, был травмирован и весь его талант лопнул в одночасье, как воздушный шарик. Скажи-ка, ты точно был талантлив? А может, ты на самом деле мудак, который нашёл оправдание своей натуре?

— Был? — бесстрастные глаза Никиты, и без того мрачные, почернели до космической темноты.

Усмехнувшись, Лёша тут же смягчился и улыбнулся, будто это не он мгновением назад ударил в самое больное место. И Никита бросился, будто слепая летучая мышь, всем телом. Лёша легко подхватил его и приглашающе лизнул в подбородок.

После таких сцен секс у них всегда был изумительный. Бессмысленно-грубоватый, больной. Они трахались так, будто воздух закончится раньше, чем придёт экстаз, а на планете давно не осталось ни одной живой души, способной их услышать.

Хотя Лёша был неизменно нежен, а Никита — неизменно напряжён, натянут до треска мышц, они находили в этом способ зализывать нанесённые друг другу глубокие раны.

Ещё лучше секс был только после маленьких сцен ревности.

Дементьев не позволял Никите какое-то время ходить в универ. Приходилось с одногруппниками и «клиентами-дипломниками», да и вообще с кучей ничего не значащих людей общаться на расстоянии.

Он звонил с двух телефонов и четырёх симок, на кухне, в ванной, в любой напряжённый и не очень момент. Иногда целыми днями не выпускал сотовый из рук, строчил сообщения, читал сообщения, листал паблики.

Лёше пришлось ломать и эту зависимость тоже — путём изъятия батарей.

— Слепишь бабочку — верну, — издевательски бросил он, унося аккумуляторы в неведомые тайники своей квартиры. И противостоять ему было невозможно. Никита пытался. Он пытался и был пять раз завёрнут в узел, один раз запуган до смерти, один раз почти изнасилован, так что скоро бросил это по-настоящему гиблое дело.

Бабочку Никита лепил два дня и обгрыз все ногти. К концу второго он вдруг понял, что руки не трясутся.

И… испугался.

Осознание, свалившееся на голову, согнуло в три погибели и загнало под стол на кухне. Там он просидел полчаса, а потом пришёл Лёша.

— Чего ты сюда забился?

— Кажется, твои методы действенны… — тихо отозвался Никита.

Он ждал какой-нибудь очередной, невыносимой жести, после которой останется одно желание — умереть, но…

Лёша взял его за руку, вытащил на свет и обнял, как ребенка — крепко-крепко. Гладил по волосам, целовал куда ни попадя, долго и старательно. Что бы не происходило, ему не надоедало. Да, он пёр напролом, жестко и непреклонно, но Никита уже знал — больше ничто не могло ему помочь.

С того дня начались улучшения. Маленькие, незначительные, но они увлекали и радовали. Сначала он смог самостоятельно разобраться с бабочкой и получил батареи назад. Потом, под присмотром Лёши, лепил на протяжении часа — увлёкся.

Прошлое больше не тянуло жилы, а кошмары всегда разбивались о нежные поцелуи. И не было необходимости искать утешения.

Он знал — впереди ещё гора работы. Целая куча.

Но страшное позади.

— Какой-то ты другой, — заметил Костя, встретившись с ним на крыльце возле универа в первый же день, когда Лёша снял домашний арест и разрешил вернуться в привычную жизнь.

— Жалкий и волосатый? — усмехнулся Никита.

— Нет. Не знаю… не счастливый, но что-то около того. Знаешь, я собирался тебя придушить, но ты так долго приходил в себя, что желание пропало. А теперь вот совсем, окончательно.

— Костя, тебе в тюрьму нельзя, — пожал плечами Никита. — Ты слишком симпатичный.

— О чем болтаем? — Даня материализовался из пустоты, как мышь, почуявшая запах сыра, правда, агрессивно настроенная мышь-охранник сырного банка.

— Да вот, расписываю Тесаку в красках, что в тюрьме его милую пятую точку ждёт неудобоваримое обилие мужской любви, — впрочем, кое-что из развлечений никогда не теряло актуальности. Например, игра на нервах Новикова.

Который тут же ощерился и трансформировался из мыши в бультерьера.

— Расслабь булки, принц-полукровка, Костя ещё не совершал преступлений. Пока не совершал.

— Вы бесите, — огрызнулся Тесаков, морщась. — Какая, блин, мужская любовь?

— А тюрьма — это ничё? — рассмеялся Никита. — Ой, не делай вид, что ты не знаешь, о чём речь. Одно время все гомосексуалы универа выстанывали твоё имя во время дрочки.

— Чего? — продолжал зеленеть Даня.

Костя покрутил у виска и слинял.

— Не злись, — Никита похлопал Новикова по плечу, поравнявшись с ним на лестнице. — Я шучу.

— Ты какой-то другой, — задумчиво протянул Даня. — Что-то хорошее случилось?

И Никита понял, почему, всё-таки, эти двое так крепко спелись.

========== 30 - Спэшл: список правил поведения (все со всеми) ==========

Комментарий к 30 - Спэшл: список правил поведения (все со всеми)

Сначала я настраивалась философствовать. Но потом решила, что грузанутый конец этой работе не нужен и написала эпически не грузанутый :D

Думаю, этот спэшл последний. Из него, в общем-то, ясно, что всё у всех хорошо и будет хорошо в дальнейшем.

Мурлык-курлык.

— Ребята, а раз мы все немного пидоры, давайте сыграем в бутылочку? — ляпнул Никита, и воцарилось молчание.

Гробовое.

Лёша уронил полотенце, которым вытирал руки, Даня тихо побледнел до оттенка сливочной глазури, а это было не так просто с его-то природными данными. Я икнул и потянулся за портвейном, потому что нахуй всё это, вот почему.

— Я, конечно, понимаю, что ты человек творческий и всё такое, — протянул Лёша. — Но это уже перебор.

— Смотрите, кто засмущался. Вообще-то, атака была на Новикова.

Я посмотрел на Даньку.

Если так прикинуть, с того момента, как мы опидорасились, он существенно изменился. Нет больше легкомысленного идиота, оторванного от мира, есть идиот классический, очень тесно с миром связанный. Но всё же местами его связь пропадала и откуда ни возьмись вылуплялись странные реакции.

Шалость Никиты удалась, так что он всё ещё перебирал палитру, будто хамелеон, и никак не мог остановиться. Для проверки результата я даже пощёлкал пальцами перед потерянным лицом своего ненаглядного. Он вдруг перевёл на меня взгляд и — ноль презрения, фунт внимания.

— Ну?

— Что?

— Ты бы согласился?

Он был пьян, но я полагал, что дело не только в этом — Никита притащил какой-то загадочный косяк, и Новиков выразил желание попробовать.

Теперь, очевидно, он медленно ехал башней. Хотя куда дальше ехать, если крыша давно откатилась за пределы досягаемости? Крыша, блядь, путешественница.

Я осмотрел лица собравшихся — морду Лёхи, титаническими усилиями пытающегося сдержать смех, Никиты, строящего мне глазки, и Дани, офигевшего от такого резкого поворотного поворота. Он очень охуел и никак не мог выхуеть обратно.

— Ой, да мне насрать! — взорвался я. — Чё уставились?

— Ты просто такой милашка, глаз не отвести, — улыбнулся Никита.

— Нахуй иди, Зацепин, — рявкнул я. — Все идите дружным строем.

Даня, в таких ситуациях обычно излучающий радиоактивность, внезапно захихикал. Мерзенько так, на своём, на испанском. Лёша этой удручающей картины не выдержал и тоже заржал.