Мой дорогой дневник (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 17

День рождения Санджая я встретила у него дома. Голая и в его постели. Не подумай, что опытный мужчина воспользовался наивной глупышкой и обольстил ее. Все случилось с точностью до наоборот.

Целуясь с Санджаем на заднем сиденье машины, я положилась на судьбу: привезет нас Махеш на мою виллу – так тому и быть, останусь дома и примерной девочкой буду дожидаться возвращения отца, нет…

А вот тут я не стала загадывать. Ведь в любовном бреду должны находиться двое.

Каюсь, я кривила душой и играла с судьбой в подкидного дурака с мастерством шулера. Откуда Махешу знать, где я живу? Конечно, он оставил целующуюся парочку у дома Санджая.

Как только мы выбрались из автомобиля, Санджай превратился в сдержанного человека.

– Мы пообедаем, и я отвезу тебя домой,– изложил он свой план, входя в кабинку лифта.

– На чем? Скутер остался у кладбища.

– Я отправлю за ним Али.

С Али я познакомилась тут же. Это тот самый мужчина, что поет по утрам песни и увлеченно работает венчиком, смешивая соус. Его взгляд мне не понравился.

Но когда твои губы горят от недавних поцелуев, и в тебе проснулось желание, сродни животному, когда зов природы так силен, что ты становишься безрассудной, тебе глубоко все равно, что о тебе думают люди, которых ты больше никогда не увидишь.

– Прости, я не должен был… – начал Санджай, переходя на другую сторону стола.

Он остановился не рядом, а напротив, пытаясь столом разграничить все, что случилось в машине, на «до» и «после». Он испугался жаркого «до», поэтому выбрал холодное «после».

– Что ты делаешь? – осекся он, видя, как я расстегиваю свою рубашку.

– Снимаю мокрую одежду. – Только безумие первых поцелуев заставило нас забыть о том, что мы попали под ливень и промокли насквозь. – Я боюсь опять заболеть, у тебя в квартире прохладно.

– Я подниму температуру.

– Не надо, она и так зашкаливает.

Рубашка упала на пол, следом полетел бюстгальтер. Соски от холода сжались в тугие горошины.

– Сия…

Молния на джинсах открылась с привычным звуком. Я бы хотела снять их красиво, но мокрая ткань липла к ногам, поэтому более-менее грациозно получилось спустить их лишь до колен.

– Я сейчас упаду! – смеясь, воскликнула я. «Боже, пусть Санджай не заставляет меня прыгать до него на одной ноге!»

Как только Санджай, испугавшись, что я сейчас убьюсь о мраморный пол, обошел стол и протянул руки, я прильнула к нему всем телом. К черту джинсы, которые кандалами сковали ноги. Долой мокрую майку, которая рельефно обтянула грудь Санджая.

Тело к телу. Губы к губам.

– Сия, мы должны остановиться.

Мольба, которой я не вняла. Я сама расстегнула его ремень, но ладонь Санджая накрыла мою руку и сильно сжала ее. До боли, до моего вскрика.

– Маста И…

Чтобы он не произнес имя моего отца, я запечатала его рот ладонью.

– Ты меня не остановишь.

– Я не могу. Я дал обещание заботиться о тебе.

– Так заботься. Моим ногам холодно. Я стою босая на каменном полу, а мокрые джинсы никак не снимаются.

Я видела, как на его лбу выступили капли пота.

– Сия…

– Я заболею и умру, и тебе будет стыдно перед твоим учителем.

– Сия, так нельзя. Это серьезный шаг.

– Так сделай же его, наконец! Не заставляй себя уговаривать!

Санджай резко развернулся и вышел.

А я осталась стоять на кухне. Полуголая, со спущенными штанами.

Кое-как натянув их обратно, подцепив с пола рубашку и лифчик, который зло сунула в сумку, застегнувшись на все пуговицы, я остановилась у двери, ведущей к лифту.

«Вот и все. Он не хочет меня. И как бы я ни горела, он одним движением сумел потушить пожар».

– А как же любовь? – я вспомнила произнесенные в машине признания. Но тут же память услужливо подсказала, что я уже спрашивала об этом Санджая и получила ответ: «Если она по правилам. Семья отвернется от сына, если он возьмет в жены девушку из низшей касты».

Не в этом ли причина? Он вспомнил, что я джати, и пришел в себя?

Я направилась в его комнату, резко открыла дверь и выкрикнула то, что мучило:

– А как же любовь? Если она не по придуманным кем-то правилам, значит, ее нет?

Ответом мне был шум воды. Санджай купался, забыв обо мне.

Ах так!

Я ворвалась в ванную комнату и дернула дверь душевой кабинки.

Санджай стоял спиной ко мне, уперев руки в стену. Он был в джинсах, а ледяная вода лилась на его плечи. Ее брызги отрезвили меня, и я захлопнула рот.

Почувствовав движение воздуха (не от захлопнутого рта, это точно), Санджай обернулся. У него были больные глаза.

– Сия…

– Я люблю тебя. – По моим щекам текли капли воды. Или это были слезы? Я тряслась от ледяных брызг и нахлынувших чувств.

Он сделал шаг навстречу, подхватил меня на руки и перенес в свою спальню. Откинув покрывало, улегся вместе со мной на кровать. Мы так и лежали, вцепившись друг в друга, словно сиамские близнецы перед операцией разъединения. Мы, как и они, не знали, сумеем ли выжить, если нас разделят.

Одежда высохла прямо на нас. Мы открыли глаза, когда за окном наступило утро следующего дня.

– С днем рождения, любимый, – прошептала я ему на ухо, заметив, как дрогнули его ресницы. – Наступил долгожданный день рассказов о «Камасутре».

– Какая же ты упорная, Сия.

– Я никогда не нарушаю своих обещаний. Подарок в студию!

Забравшись на Санджая верхом, я наклонилась низко-низко и сама поцеловала мужчину, с которым провела ночь в постели, пусть и полностью одетая.

– Поза номер тридцать шесть. «Наездница», – начала придумывать я. – Руки мужчины лежат на ее бедрах, ее – покоятся на его груди.

За дверью что-то разбилось.

– Подожди. – Санджай аккуратно снял меня с себя. – Запомни, на чем мы остановились.

Через минуту послышался приглушенный разговор, и хлопнула входная дверь.

– Я отпустил Али на сегодня. Нехорошо, когда рассказы о «Камасутре» слушает кто-то третий. – Санджай открыл шкаф и снял с плечиков рубашку.

– Ты куда? – поднялась я на локте.

– Я быстро. Шампанское и шоколад – непременные атрибуты в позе «Наездница».

Чмокнув меня в нос, Санджай скрылся за дверью.