"И демон тоже может плакать..." (СИ) - "shizandra" - Страница 56

Молокай потрясенно выдохнул.

- Пятнадцать? Так давно…

- Да, так давно, – отец откинулся на спинку кресла и на секунду прикрыл глаза. – Это было тяжелое время и для него и для меня. Тогда он еще не достаточно хорошо владел своими эмоциями, его контроль оставлял желать лучшего. А когда он увидел тебя, исчезло и то, что было. Его даже пришлось на некоторое время изолировать от всех. Но он сумел овладеть своими эмоциями, взять их под контроль. Он стал сильным. Но остался таким же мальчишкой, каким и был. Так же, как и ты. Наверное, он уже тогда любил тебя, но почему-то не пытался хотя бы познакомиться с тобой.

Он замолчал, и Молокай выдохнул, осознав, что в последние секунды даже не дышал. Все, что рассказал отец, почему-то идеально вписывалось в представление Молокая о Джарете. И знание того, что Джарет любит его очень давно, не потрясло, а опустилось мягким пушистым комочком на сердце. А вопрос о том, почему же этот невозможный, но такой любимый тип так долго избегал его, он задаст потом. Сейчас его волновало совсем другое.

- Папа, что-то изменилось. Во мне. Что-то исчезло и я теперь чувствую то, что никогда не чувствовал раньше.

Отец на мгновение нахмурился, а потом улыбнулся. Искра радости, сверкнувшая в его глазах, удивила Молокая.

- Джарет уничтожил барьер, который не давал тебе воспринимать те эмоции, которые касались тебя. Занявшись с тобой любовью, став с тобой одним целым, он просто отдал тебе все, что чувствовал и все, что накопилось за это время в нем. И твой барьер просто не выдержал такого накала эмоций.

Молокай задумчиво кивнул:

- Я понимаю, я почувствовал это. Из-за этого я потерял сознание. Но откуда взялся этот барьер?

Отец опустил взгляд.

- Я не знаю. И никто не знает. У всех, кто владел этим даром, был барьер. Но только ты смог избавиться от него.

- Ты ведь знал, что Джарет сможет уничтожить его?

Отец лукаво улыбнулся.

- Я предполагал. Джарет был единственным, чьи эмоции были достаточно сильны для этого. Я просто хотел, чтобы ты, наконец, почувствовал, КАК тебя любят. Чтобы ты был счастлив.

Молокай опустил голову. Вот, значит, как… теперь действительно все понятно. Отец отправил его за Джаретом, практически столкнув их, заставив познакомиться, начать общаться. И…

- Мое время пришло, Молокай, – знакомый голос с ненавистными холодно-спокойными интонациями обрушился подобно лавине. Молокай, который мгновенно понял весь смысл, что вложил в свои слова отец, вскинулся, взмыл на ноги, вытягиваясь перед отцом в струнку.

- Ты… не можешь! Еще слишком рано!! – мгновенно навалившееся отчаяние исказило голос почти до неузнаваемости. Сердце рвалось из груди.

Отец тоже поднялся, смотря куда-то за спину Молокая.

- Наоборот, уже слишком поздно. Я и так ждал слишком долго. Но теперь, когда твой барьер, наконец, уничтожен, когда ты нашел свое счастье, я могу уйти, – он шагнул вперед, обошел сына и остановился рядом со вторым креслом. Протянул руку вперед, и сердце Молокая тоскливо завыло. Отец взял плед Амирана в руки и поднял его. На секунду Молокаю даже показалось, что он зароется в него лицом, но отец только бездумно ласкал пушистую поверхность большим пальцем и нежно, светло улыбался.

– Я хочу стать свободным, сын. Теперь ЭТО – моя единственная мечта. Стать свободным. От всего.

Молокай опустил голову. Все слова замерли в груди. Слишком хорошо Молокай чувствовал эмоции отца, слишком хорошо знал, от чего он хочет освободиться. В этой бездумной ласке отца было столько боли, тоски и нежности… Столько любви. Молокай с силой стиснул кулаки, закрываясь наглухо, не желая больше чувствовать ничего. Пусть все станет таким, как раньше. Пожалуйста…

Отец разжал пальцы, и плед с тихим шорохом опустился в кресло. Повернулся, подошел к Молокаю и, взяв его за подбородок, вскинул его голову, заставляя заглянуть в свои глаза.

- Через четыре дня совершим Ритуал передачи силы. Готовься, – легкий поцелуй в лоб, и за ним закрылась дверь. Молокай тихо всхлипнул, сжимая плечи руками. Дверь спальни открылась бесшумно, и Джарет переступил порог.

- Ты все слышал? – Молокай смотрел на него с отчаянием. Джарет только хмуро кивнул и, подойдя к Молокаю, обнял его, прижимая к себе.

- Надеюсь, ты не собираешься отпускать его?

Молокай только горько улыбнулся, чувствуя, как уходит его отчаяние.

- Нет. – Руки Джарета дарили покой. – Ты поможешь мне?

Прямой взгляд в упор и короткий кивок в ответ. Конечно, поможет.

- Ты останешься со мной? – Молокай задал следующий вопрос и замер.

Джарет только коротко фыркнул и сильнее сжал его в своих руках, нежно, но сильно целуя.

- А куда ты теперь от меня денешься? Хотя быть любовником Повелителя – весьма хлопотное занятие, как я посмотрю.

Молокай тихо рассмеялся, понимая, что все только начинается. По-настоящему веря, нет, уже ЗНАЯ, что у них все получится.

- У тебя будет, у кого спросить совета.

Губы Джарета тронула лукавая улыбка, и Молокай тут же потянулся вперед, чтобы попробовать ее на вкус. Джарет с готовностью ответил на поцелуй. А потом, оторвавшись, произнес:

- У меня есть одна идея, мой принц.

====== Глава II-8 ======

Он чувствовал себя пустым. Вокруг была пустота, в нем самом была пустота. Только омывающий мир жар, который он раньше почти не чувствовал, защищенный своей силой. Теперь эта сила защищает его сына. А он… Кто придумал это правило, что бывший Повелитель не может уйти сразу после Ритуала? Неделя агонии. За что? Или это не правило, а очередное проклятие или наказание? Остались сутки. А потом он просто исчезнет. Устал, как же он устал. Почему его не хотят отпустить? Он все равно уже здесь никому не нужен. Даже собственному сыну, который будто забыл о нем.

Маарет отвернулся от вулкана, на который смотрел все это время и зашел в свои покои, плотно закрыв балконную дверь. Жаль, что он не увидит, как все изменится. Жаль, что он не успел найти решение. Теперь его придется искать мальчикам. Но они справятся. Молокай гораздо умнее его самого в этом же возрасте. А рядом с Джаретом...

Взгляд зеленых глаз скользнул по комнате, словно споткнулся о пушистый плед, который подарил ему Молокай, и снова заскользил дальше. Странно, он никогда не замечал в своем сыне склонности к подобной жестокости. Ведь он знает, ЧТО эта вещь значит для него. Но…ведь он мог не принимать от сына этот подарок. Взгляд Маарета вернулся к пледу. Хотелось снова прикоснуться к нему, снова почувствовать пропитавший ткань запах Амирана. ЕГО Амирана. Маарет медленно, будто давая себе время передумать, подошел к кровати и протянул руку вперед. Кончики пальцев ласково пробежались по пушистой поверхности. Маарет тихо вздохнул, а потом сгреб плед в охапку и зарылся в него лицом. Вдохнул запах того, кого так и не смог забыть за все это время. Амиран… Он так виноват перед ним, он сделал столько ошибок. Надо отпустить, давно надо, но сердце слишком упрямо, а у него никогда не было сил бороться с ним. Маарет, все так же прижимая плед к груди, опустился на кровать. Закрыл глаза, позволив, наконец-то позволив себе думать.

Надо бы сказать Молокаю спасибо. За плед. За то, что вообще дал возможность снова хоть на миг ощутить рядом ЕГО присутствие. При мысли об этом Маарет горько усмехнулся. Как же быстро он сломался, какой же хрупкой оказалась его защита, которая казалась ему совершенной. Одно только брошенное в разговоре имя… Маарет вздрогнул – одно только воспоминание об этом заставляло сердце биться о ребра. Жаль, что он, похоже, так и не успеет спросить у сына, зачем он это сделал. Зачем он вообще все это делал. И жаль, что и «спасибо» он тоже, похоже, не успеет ему сказать. Уже даже не за плед. А за те уже давно забытые ощущения, когда его волос и губ касался Амиран и которые Молокай подарил ему. Амиран... которого он проклял. Страшно, несправедливо. Обрек его на одиночество. Маарет тихо, зло застонал и сжал пальцы еще сильнее. Скорей бы прошли эти сутки. Вся эта неделя вымотала его так, как не выматывала вся предыдущая жизнь. Странно, он не думал об Уходе, не думал о том, что умрет. Он сгорит быстро – этот Мир всегда был ласков с теми, кто был готов отдать себя ему в жертву. Уходящие за барьер умирали почти мгновенно. На короткую долю секунды перед глазами встала эта сцена – длинные серебряные волосы, полыхнувшие огнем, открытый в неслышном крике рот. Ангел… Когда-то он винил во всем его. Теперь он знает, что сам во всем виноват. В том, что решил, что Амирану не нужны его слова любви. В том, что вел себя по отношению к нему не правильно. Похоже, его сын принял к сведению его ошибку. Хорошо, что он не боится показаться слабым и беззащитным. Не боится быть открытым.