Забытая часовня (СИ) - Матвеенко Майя - Страница 37

— УРА! До неё дошло…

— Я сказала, начинаю склоняться, а не склонилась, — возразила Надя. — Я ещё не уверена…

Выпуклый, змеистый рисунок золотой рамы зеркала был очень, очень похож на изящную ковку медного пюпитра.

— А ведь ты, между прочим, уже давно обещала нам помогать, помнишь? Ещё когда мы обнаружили, что здесь не работают электронные предметы. Ты обещала, — заметила Вера, вставая, отряхивая крошки с колен и подходя к открытой книге.

— Я просто была под впечатлением! — упрямо вздёрнула нос Надя.

— Угу, угу… Так зачем, говоришь, ты в книгу полезла?

— Картина красивая, — мечтательно вздохнула Надя, тоже поднимаясь на ноги и вставая с другой стороны от медной подставки. Люба запихала в рот последний кусок колбасы, облизала пальцы и, деловито вытерев руки об штаны, подошла к друзьям, глядя на картинку склонив голову:

— Художник-фантаст. Интересно, о чём он думал, когда её рисовал? Красивая, конечно, но уж больно мрачная.

— Фантазия у него очень богатая, ведь это сейчас чего только не придумывают, я столько книг-фэнтэзи перечитала, что только удивляться остается, как это всё можно было вообразить, а тогда, когда писалась эта… За такие непонятные рисунки и на костер, наверно, отправить могли… — заметила Вера, и тут её осенило: — Слушайте, как же я раньше не догадалась! А вдруг это книга колдовства, с заклинаниями?

Надя презрительно фыркнула («Действительно, перечитала ты фэнтэзи!»), а Люба со скептическим видом начала листать книгу:

— Да нет, вряд ли. Вот, смотри, здесь идёт сплошной текст без абзацев целых четыре страницы. А ещё почерк мелкий. Пока такое заклинаньице прочитаешь, язык отвалится! Мне как-то больше это учебник по истории напоминает… Древний…

Подруги прыснули со смеху.

Вера перелистнула ещё одну страницу:

— Да уж, бедные дети… Хотя у них истории по идее учить было меньше… Да и Барисовой своей у них не было… — девочка аккуратно перелистнула ещё один листик. — Оба-на, а это что?

Они уже давно заметили, что в самом конце Книги несколько страниц почему-то оставались пустыми. Раньше друзья думали, что это как в современных изданиях — для заметок. Но сейчас у них на глазах эта теория рушилась.

По ровной, пустой, желтовато-серой поверхности, как по наклонной ложбинке, в которую капнули воды, побежали красные линии, прочертив в верхнем левом углу несколько наклонных полос.

Девочки, затаив дыхание, ждали.

Ничего больше не происходило.

— Эй, а дальше?! — искренне возмутилась Надя.

Но книга, по-видимому, угрызений совести не почувствовала, потому что больше ничего так и не показала.

Подруги ещё немного молча постояли, выжидающе глядя на книгу и давая ей время одуматься, а потом накинулись на неё, как ненормальные. То пытались восстановить позы, в которых они стояли, когда это случилось, то передвигали пюпитр, чтобы солнечные лучи падали на него под таким же углом, то вспоминали и повторяли слова, которые они говорили в тот момент… И всё безрезультатно.

— Нет, тут и в самом деле что-то не так, — пробормотала Надя, когда друзья выходили из часовни. — Я боюсь! Я сюда больше не пойду!

Люба немедленно принялась взывать к Надиной совести, спорить и уговаривать. Вера молчала, не обращая внимания на привычные звуки перебранки. Она прекрасно понимала, что Надя всё равно придет, хоть и боится, хоть и упрямая, как осёл. Придет. Потому что по-другому быть не может.

И Вера довольно улыбнулась. Её мечты сбываются!

*

— Я видела, как парни притащили сегодня в школу два здоровенных пакета, — заговорщицким шёпотом поделилась с девчонками 7 «А» Наташа. — Наверное, это наши подарки.

— Да? И что там? Хотя бы примерно? — жадно спросила Люба.

— Не знаю. Их сейчас Марго обрабатывает, уж она-то должна всё вызнать, у неё это всегда хорошо получалось.

— Эх, надо было тебе на правах старосты потребовать предъявить содержимое, — расстроилась Вера.

— Ага, так бы они меня и послушали…

— А помните, они недавно на русском послали по классу бумажку с просьбой всех девочек указать свой размер ноги? — включилась в разговор Полина Корней. — Может, они нам тапочков купят? Каждому по одному. На стенку повесить.

— Нет, это точно не тапочки, — озабоченно прошептала подошедшая к ним Марго, усаживаясь рядом с Машкой. — Как я их не уговаривала, внутрь мешков они мне заглянуть так и не дали. Только издали показали. Они их у нас в кабинете за шкафом держат.

— И что?!

— В одном что-то квадратное, может, коробочки какие, а во втором — мягкое.

— У нас сейчас как раз русская литература, — заметила Аня, которая недавно плюнула на всё и покрасила волосы в ярко-красный цвет. — Может, попробовать взять шкаф штурмом?

— Посмотрим, — решила Ната, и все девочки вышли из женской раздевалки, где отсиживались после физкультуры.

— Что нам задавали? — прошептала Надя.

— Стих учить.

Сижу за решёткой в темнице сырой,

Вскормленный в неволе орел молодой… –

продекламировала Вера, открывая дверь в класс.

С идеей взять подарки лобовой атакой пришлось распрощаться: на страже у прохода между шкафом стенкой стояли Юра и Коля Прохор. Если последнего ещё можно было как-то обойти, например, подослав к нему Надю — он ради неё всё сделает, — то Юра останется непоколебим как скала: он и без Коли весь проем, даже не двигаясь, загородит.

На батарее у окна сидел Кочан и на мотив из песни «Старый клён» распевал:

Отчего, отчего, отчего мне так тепло?..

Оттого, что я сижу на батаре-эе-ээ…

Прозвенел звонок. Вошёл Кутас.

Все немного замешкались: всё-таки нечасто такое бывает, что бы Сергей Владимирович приходил вовремя.

— Значит, так, 7 «А»! На этом уроке все рассказывают стих, потом идете в столовую обедать…

— Травиться, — поправил кто-то.

— …и после этого снова возвращаетесь сюда, в класс, будем отмечать Восьмое марта. Уроков больше не будет.

Грянуло бурное «УРА!», а потом Кутас вызвал Игната рассказывать стих Пушкина «Узник».

— Может, давайте я вам вместо него песню какую-нибудь из «Короля и Шута» спою? — безнадежно предложил Кочан. И, не дожидаясь отказа, вскочил на парту.

Что тут было! Голос у Игната хороший, артистизма хоть отбавляй… С выражением пел, громко, и на колени вставал, и голову запрокидывал, и руки к сердцу прикладывал…

Потом последовала поэма в честь Ани Исрафиловой собственного сочинения, где Игнат страстно признавался ей в пламенной любви. Класс, который ещё не успел отсмеяться после первого выступления, совсем сполз под парты.

Когда парень выдохся окончательно, все, включая Кутаса, разразились бурными аплодисментами. Игнат поклонился на все четыре стороны и сел. Кутас поставил ему десятку и задал роковой вопрос:

— Молодец, конечно, а Пушкин?

— Да ну, Сергей Владимирович, устал я что-то… — отгородился от учителя Игнат русской литературой.

— Давай-давай! А то сейчас рядом с десяткой двойку поставлю!

— Ой, ну Сергей Владимирович… Ну не нравится мне это стихотворение, бессмысленное оно какое-то…

— Почему это?!

— Ну вот смотрите, — приготовился Кочан забалтывать Кутасёнка до конца урока. — «Сижу за решёткой в темнице сырой». Ну что это такое?

— А что тебе не нравится?

— Если он сидит в темнице, то отсюда логически вытекает, что там есть решётка. Так зачем писать? Далее: «Вскормленный в неволе орёл молодой» Ерунда? Причем тут орёл? И не жирно ли — целая темница для одного орла? Да и не современное оно, это стихотворение какое-то…

— Кочан!!! Ты вообще понимаешь, какую чушь ты несёшь?!

— Нет, а что? Ну, просто по-моему по-другому надо было как-то…

— Как же? — скептически поинтересовался учитель.

— А вот хотя бы так, — охотно начал Кочан:

Сижу я на вокзале

С протянутой рукой…

Но закончить ему не дали:

— КОЧАН!!! ТЫ СТИХ РАССКАЗЫВАТЬ БУДЕШЬ?!!!

— Ну ладно, ладно, иду уже, — вздохнул Игнат, успевший за это время переписать стих к себе на ладонь и, почесав белобрысую макушку, вышел к доске, прочитав произведение всё с тем же вдохновением.