Фэнтези-2003 - Зорич Александр - Страница 59

«Пора! Другого такого удобного момента не будет!» — подумал капитан Муций и с размаху ударил демона камнем по затылку. Капитан старался бить аккуратно — все же это было тело стротана, и он не хотел его повредить.

Муций ловко подхватил обмякшего демона и почувствовал исходящий от него нечеловеческий жар.

«Может, лучше его водой? — подумал он. — Хотя зачем? Нет, пусть умрет так, потом стротану станет легче».

Положив обездвиженного демона в тень скалы под присмотром двух верзил-гвардейцев, Муций сам возглавил наступающее войско. Это был сейчас самый важный участок — хархов следовало дожимать!

Капитан построил гвардейцев правильной фалангой, встал впереди нее и принялся изображать буйнопомешанного. Он зловеще рычал, делая выпады, и настолько мерзко выл, что содрогались даже его собственные гвардейцы. При этом он еще успевал молотить мечом направо и налево. Словом, Муций выглядел вполне сносным демоном.

Если кто-то думает, что выглядеть буйнопомешанным и валять дурака — одно и то же, пусть попробует сам. Капитан Муций был замечательно тренирован, закален, подтянут, но не молод. Ему приходилось нелегко. Спустя короткое время он уже всем телом чувствовал навалившуюся усталость, но, несмотря ни на что, не прекращал неистовствовать. Этот буйный танец являлся основным оружием Муция.

И капитан добился того, чего хотел. Вдоль конвульсивно вздрагивающего тела голубой змеи-колонны пронесся новый слух о новом, еще более кровожадном и невыносимо жутком бронзовом демоне.

Реанские лучники непрерывно, как заведенные, стреляли через головы убегавших врагов, а также пускали стрелы вниз, на следующий виток серпантина. Трофейных стрел не жалели.

Бравые гвардейцы через каждые семь шагов хрипло рявкали тарийский боевой клич — «Хур-р-р!» — и безжалостно кололи копьями отстающих хархов.

Солнце постепенно перешло зенит и начало клониться к западу, когда измученный неподвижностью соквоорг простился с жизнью. Все это время он очень сильно страдал, ибо понимал, что никогда не достигнет цели и не добьет смертельно опасную змею. Он неподвижно лежал в тени скалы и наконец тихо умер.

Когда стротан Туриг очнулся, его первой мыслью стала мысль о собственной смерти. Ему было до невозможности плохо. Его нетренированное тело, надорванное нечеловеческой нагрузкой, превратилось в один большой синяк. Турига жестоко тошнило, но он не мог даже пошевелиться. Он лежал на жестких и неудобных камнях, лежал, как ему показалось, бесконечно долго.

И все же организм выдержал. К вечеру, когда подул мягкий, прохладный ветерок, черты его лица разгладились, и он, так и не поняв, что с ним, уснул.

Он все еще спал, когда его положили на носилки. Не проснулся он и тогда, когда уставшие гвардейцы понесли его на перевал. Капитан Муций сначала хотел сам взяться за носилки, но не смог — так он был вымотан.

За ними смеющейся толпой валили лучники. Они скалили зубы и наперебой обсуждали, как на последнем участке спуска устроили показательный шабаш. Жуткие танцы, потрясание мечами, вопли, от которых кровь стыла в жилах…

Солдаты вспоминали, как быстро бежали в лес хархи — хвост злосчастной голубой колонны. Солдаты-реанцы возвращались, чувствуя себя победителями, и имели право вспоминать об этой поистине чудесной победе.

Стротан Туриг очнулся к вечеру следующего дня. Его тело жутко болело, но он уже мог шевелиться. Тут же к стротану приблизился Муций и немедленно окружил его заботами. Он кормил Турига с ложки бульоном и рассказывал то, что ему следовало знать о происшедших событиях. Стротан понимающе кивал головой, но верил с трудом. Лишь когда он смог сесть, то заметил, как отряд солдат, ловко орудуя кирками, рушит мост. Позорный мост!

А хархов нигде не было видно. И Туриг наконец поверил.

Когда он очнулся снова, стоял жаркий полдень, а Тайранский мост был разрушен. Туриг все-таки заставил себя встать и приказал подошедшему Муцию немедленно послать гонца на равнину — разузнать, что с его братом и где войско. Только это оказалось лишним — гонец уже был здесь. Тан Хориг выслал его вперед — предупредить брата, что у него все хорошо и что он будет на Тайранском перевале через шесть дней.

Туриг, выслушав сообщение гонца, сдержанно кивнул. В самом деле, что в их положении шесть дней? Они могут продержаться и дольше.

Парис сидел на каменной скамье у своего дома. Гранит, сплошь в серых пятнах лишайника, покрылся мхом — порыжевшим и сухим. Небо было по-осеннему пронзительно-голубым, по-осеннему мягко грело солнце, лаская выжженную за лето растрескавшуюся землю. Воздух, всего месяц назад пыльный, горячий, напитанный настоем ароматов разогретых горных трав и пота, был чист и прохладен. Ни единого звука не разносилось в нем в этот ранний час, только где-то вдалеке в наступившей пустоте тихо звенел родник.

Был именно тот день, который ясно отделяет лето от осени, первый день ранней осени.

Осень была на душе у Париса.

«А как хорошо сейчас в лесу! Лечь на спину и смотреть, смотреть в небо, где лишь изредка раздается клекот ястреба. Удивительно… Приятен этот звук, но как боится его лесной народ. Так и с человеком… Каждому — свое. Когда же я был в лесу последний раз? Наверное, лет двенадцать назад. Позже все было некогда, а потом… Потом началась Осада. И остается издали смотреть на лес — как герою одной, неведомой сейчас повести. И еще человек по имени Камилл — который близок пне более всех современников. Но он будет бессмертен, а я…

Я из тех людей, которых не хочет носить земля. Не хочет, но носит — до срока. А когда этот срок истечет, со мной погибнут все, кто рядом, кто принял меня и доверяет мне.

Первой была Кассандра. Был у нее свой расчет, когда она назвала никому не известного пришельца именем давно умершего старшего принца. Не было тогда в Городе человека, который не поверил бы слову жрицы Аполлона. Не то, что теперь. Слишком поздно поняла сестричка, что бывают люди, с которыми нельзя заигрывать. Став наследником, я не хотел быть ставленником Коллегии. Конечно, в тот день она спасла меня, но первым-то мог быть только один.

Вот что делают с человеком власть и обстоятельства. Всегда знал, чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах, — но Случай не оставлял выбора.

А все началось раньше, по иронии судьбы в тот день, когда был зачат Ахилл Непобедимый. Да, неудачным стал для Трои тот летний день. Я — тогда еще просто Александр — сидел в тени, а разомлевшее от жары стадо паслось рядом, на склоне Иды. Вдруг они появились прямо передо мной — три богини и Гермес с яблоком, которое позже назовут «Яблоком раздора». Не было в нем ничего сверхъестественного, яблоко как яблоко — аппетитное, большое, красное. И на боку четко виднелось торопливо процарапанное: «Прекраснейшей». Помнится, подумалось озорно: «Взять да и съесть самому».

…Парис был не первым и не последним человеком, в чьей жизни яблоки сыграли роковую роль. Еще бедняга Адам расплатился за излишнюю любовь к фруктам из чужого сада суровой ссылкой на Землю. «Сегодня они едят яблоки из моего сада — завтра до меня доберутся», — должно быть, решил Господь. А на память об обжорстве первого на свете мужчины его потомки прячут под галстуком острый угол щитовидного хряща, более известный под названием адамова яблока.

Прямо в яблочко, лежащее, вот в чем загвоздка, на голове у родного сына, всадил арбалетную стрелу Вильгельм Телль, а другое яблоко, свалившись на голову Исаака Ньютона, сбило его с размышлений о лондонской чуме на закон всемирного тяготения — закон, который сполна испытал на своей шкуре Геракл, поддерживая небесный свод вместо Атласа, добывавшего яблоки с той же яблони, что и фрукт трех богинь. Вполне возможно, что именно этот вклад яблок в науку навел группу молодых людей на мысль назвать фруктовым названием фирму «Эппл — Макинтош». И другая молодая группа тоже выбрала своим символом яблоко — и стала легендой шестидесятых. «Битлз» пришли к вершине славы, но не выдержали испытания ею. А город Нью-Йорк назвали Большим яблоком не Лаки Лучиано или легендарный дон Корлеоне, которые и вправду делили его, как большое и аппетитное яблоко. Это название дали городу заезжие джаз-банды.