На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - де Лафайет Максимиллиан - Страница 25

— А они захотят встретиться со мной?

— Да, это можно будет организовать. Тебе придется ответить на множество вопросов. Если ты им понравишься, тебя посвятят в члены общества. Я сам займусь твоей подготовкой. Тебе предстоит многому научиться, чтобы соответствовать их требованиям, однако результат стоит усилий. Если все пройдет успешно, после посвящения мы отправим тебя в Эфиопию для встречи с Великим Магистром. Не забывай только, что параллельно тебе придется учиться в университете, чтобы получить свою ученую степень.

— Конечно, — сказал я несколько неуверенно. Судя по всему, график у меня складывался весьма напряженный. Рабби Мордехай, взглянув на мое встревоженное лицо, разразился смехом.

— Тебе не о чем беспокоиться, сынок! Даже на расстоянии я смогу помочь тебе с университетскими занятиями, так что вместо труда они превратятся для тебя в сплошную забаву! Да и в остальном нам тоже не придется скучать. Хочешь фокус?

— Какой фокус?

— Алхимический.

— Стало быть, господин Маркович прав и вы действительно алхимик?

— Помимо всего прочего, мой мальчик. Прежде всего я улем. Затем я каббалист, поскольку успел досконально освоить это учение. У Каббалы много общего с доктринами улемов. Алхимия мне тоже нравится, но для меня это скорее игра.

— Игра? Люди шли на любые жертвы, чтобы открыть Эликсир Жизни или найти способ, позволяющий создавать золото.

— Все потому, что у них не было подлинной шкалы ценностей. Знание — вот что по-настоящему важно. И доброта. По сравнению с ними, богатство и Эликсир — детские игрушки. Ну как, хочешь увидеть фокус или нет?

— Конечно, — ответил я с воодушевлением. Разве можно было сохранять уныние в присутствии Рабби Мордехая? С такой любовью к жизни ему были не страшны никакие трудности.

— Идем к машине, — предложил он. Мы приблизились к загадочному механизму, на стеклянной крышке которого я увидел кольцо голубого света.

— Возьми-ка со стола пепельницу, — сказал мне Рабби Мордехай, — и поставь ее на машину.

Так я и сделал, после чего он повернул рукоять на боку машины. Затем из ящика, расположенного в нижней части механизма, он вытащил блестящий черный конверт, похожий на футляр, и укрыл им пепельницу. Вырвав из записной книжки листок бумаги, Рабби положил его на черный конверт.

— Нарисуй-ка что-нибудь на этом листке, — предложил он, — все что угодно.

— Нарисовать? — в растерянности переспросил я. — Но что именно?

— Да что хочешь! Хоть банан.

— Ладно, — ответил я и начертил на листке маленький банан.

— Ты все еще не умеешь мыслить по-крупному! — напомнил Рабби Мордехай, потрепав меня, для пущей убедительности, по макушке. — Почему этот банан такой маленький? Ладно, пускай. Каким ты хочешь его видеть — золотым, серебряным, рубиновым?

— Я не могу раскрасить его, Рабби, у меня нет карандашей.

В притворном отчаянии Рабби покачал головой, после чего достал из ящика еще один футляр и закрыл им мой рисунок. Затем он повернул вторую рукоять. В машине что-то загудело и тут же затихло.

— Готово! — сказал он. — Сними футляр.

К величайшему своему удивлению, я увидел под ним точную копию моего банана, однако абсолютно материальную, трехмерную. Сделана она была из чистейшего золота. Я ошеломленно разглядывал банан. Все равно как тот фокус с мезузой, подумал я.

— Видишь, каким ты можешь быть неразумным, сынок? — рассмеялся Рабби Мордехай.

— Почему неразумным? — в удивлении спросил я. — Вы хотели, чтобы я нарисовал банан, вот я его и нарисовал.

— Этот крохотный, жалкий бананчик! Будь ты умнее, нарисовал бы большой, крупный бананище и получил бы в итоге куда больше золота. Мысли с размахом, сынок! Всегда мысли с размахом.

Я расхохотался. И в самом деле, какой же я глупец: упустил возможность заполучить целый слиток золота! Ладно, в следующий раз буду умнее. Главное, однако, что обучение у Рабби Мордехая обещало стать настоящим приключением. Передо мной лежал целый мир новых знаний, небывалых возможностей и творческих обретений. Я не мог дождаться, когда же мы наконец приступим к учебе.

Вскоре после нашей беседы Рабби Мордехай возвратился в Будапешт — он жил там в периоды между поездками, связанными с его загадочной деятельностью. Я, в свою очередь, вернулся в университет, к привычной уже студенческой жизни. Однако на этот раз все пошло немножко иначе. Я обратил внимание на то, что работать мне стало гораздо проще: я намного быстрее выполнял задания, хотя раз от разу они становились все труднее. Если прежде на подготовку и написание эссе у меня уходило две недели, то теперь я с успехом справлялся с этой работой за одну. Подготовка к экзаменам уже не заставляла меня засиживаться допоздна, даже быстрый просмотр материала убеждал, что я знаю его «от и до» и гарантированно справлюсь с заданием. Странное дело: мне заранее было известно, о чем будет экзаменационный билет. Я не очень доверял этому загадочному ощущению и старался изучить весь материал, однако предчувствия меня ни разу не обманули. По мере того как скорость моей работы возрастала, я постарался определить источник такого прогресса. Без сомнения, это имело какое-то отношение к Рабби Мордехаю, вот только какое? Тщательно все осмыслив, я понял, что всякий раз, когда получал от него письмо, моя учеба становилась гораздо эффективнее. Он же обещал, что будет направлять меня даже издалека, и он это делал! Думаю, шутка эта доставила ему немало удовольствия.

Я с блеском защитился и вечером того же дня получил письмо от Рабби Мордехая: «Вот и конец забавам, сынок. Поздравляю тебя с получением степени, однако хочу сказать, что пришло время для серьезных занятий». Я рассмеялся. Большинству людей учеба во французском университете показалась бы весьма трудным делом, а вот Рабби Мордехай считал ее детской игрой по сравнению с занятиями, которые были обязательны для ученика улемов. Ну да ладно! Надеюсь, мои новообретенные качества позволят мне справиться и с этим. «Так что пакуй чемоданы, Жермен, — говорилось далее в письме, — и перебирайся на время ко мне в Будапешт. Тут тебя ждут чудесная летняя погода, голубой Дунай, удобная комната в моем доме и обширная библиотека. Полагаю, за три месяца мы с успехом справимся с нашими делами, при условии, конечно, что будем работать весьма усердно. Обещаю, впрочем, что помимо усердной работы тебя ждет здесь немало интересного». Я не сомневался, что так оно и будет. Мне не терпелось приступить к нашим занятиям и распахнуть врата в жизнь, полную невероятных чудес.

Рабби встречал меня на железнодорожном вокзале. Несмотря на теплую летнюю погоду, на нем красовался традиционный черный костюм, и сам он, как водится, выглядел некоей комбинацией раввина, священника, крестьянина и здоровенного медведя. Рабби обнял меня с привычным энтузиазмом; во взгляде его сияла искренняя радость. Я тоже был несказанно рад видеть его после года разлуки. Даже странно, как сильно я успел привязаться к Рабби Мордехаю за то короткое время, что мы были вместе. Впрочем, такое не редкость, когда люди объединены узами братства улемов.

Будапешт — весьма интересное место: он фактически состоит из двух отдельных городов. Река Дунай течет через весь город с севера на юг. На холмах к западу от реки расположен жилой город, Буда. Деловой же Пешт раскинулся на равнине к востоку от Дуная. Дом Рабби Мордехая был расположен на тихой улочке в одном из кварталов Буды. Это было большое каменное трехэтажное здание — типичная восточноевропейская постройка. Металлическая решетка надежно прикрывала окна первого этажа. Обстановка внутри отличалась простотой и удобством. Комната, которую предоставил мне Рабби, была просторной и уютной. Здесь стояла замечательная печь, отапливаемая дровами. Разумеется, в такую жару огня в ней не было. Еще в комнате находился старомодный шкаф темного дерева, покрытый изящной резьбой, — сделанный, должно быть, еще в восемнадцатом веке. На кровати красовалась целая горка подушек, а довершали картину простые стол и стул. Из окна открывался вид на большой, заросший зеленью сад.