Очи познания: плоть, разум, созерцание - Уилбер Кен - Страница 9

Смысл же именно в том, что высказал Шумахер: «Если вкратце, то мы „видим“ не просто посредством наших глаз, но и при помощи значительной части оборудования своего ума [ока духа]… В свете интеллекта [lumen interius] мы можем видеть то, что незримо для наших телесных чувств… Истина идей незрима для чувственного».[14] В качестве примера можно привести математику, которая является неэмпирическим знанием – или сверхэмпирическим знанием. Она открывается, озаряется и применяется оком рассудка, а не оком плоти.

Даже тексты, посвященные введению в философию, весьма однозначны в этом смысле: «Понимаются ли эти [математические] формулы как нечто относящееся к физической реальности, является заботой не математика, а физика. Для математика же [математические] утверждения рассматриваются как утверждения о логических соотношениях; он не интересуется ни их эмпирическим, ни фактическим значением [если таковое вообще имеется]».[15] Таким образом, никто при помощи ока плоти никогда не видел квадратного корня из минус единицы. Это надэмпирическая сущность, которую можно увидеть лишь посредством ока разума. Большая часть математики, по словам Уайтхеда, является надэмпирической и даже априорной (в пифагорейском смысле).

Так же и с логикой. Истина логической дедукции опирается на внутреннюю непротиворечивость, – она не опирается на ее соотношение с чувственными объектами. Таким образом, валидный логический силлогизм может утверждать следующее: «Все единороги смертны. Тарнак единорог. Следовательно, Тарнак смертен». Логически это утверждение верно; эмпирически же оно бессмысленно (не обосновано) в первую очередь по той простой причине, что никто никогда не видел единорога. Логика надэмпирична. Посему многие философы, такие как Уайтхед, считали, что абстрактная (или ментальная) сфера необходима и априорна для проявления природной/чувственной сферы, и примерно это же утверждали восточные традиции, говоря, что грубое возникает из тонкого (которое возникает из причинного).

В математике, в логике – и, более того, в воображении, в концептуальном понимании, в психологическом озарении, в творческой деятельности – при помощи ока разума мы видим вещи, которые не доступны в полной мере оку плоти. Вследствие этого мы утверждаем, что поле разума включает, но значительным образом трансцендирует поле плоти.

Око созерцания является для ока рассудка тем же, чем око рассудка является для ока плоти. Подобно тому, как рассудок трансцендирует плоть, точно так же созерцание трансцендирует рассудок. Подобно тому, как рассудок не только нельзя ни свести к знанию плоти, ни вывести из него, точно так же созерцание нельзя ни свести к знанию рассудка, ни вывести из него. Тогда как рассудок надэмпиричен, око созерцания надрационально, надлогично и надментально.

Гнозис [око созерцания, lumen superius] трансцендирует ментальную сферу и уж тем более сферу чувствований [чувственную, или сенсорную, сферу]. Данная трансценденция является результатом «сверхъестественно естественной» функции [гнозиса], а именно – созерцания Неизменного, или Я, являющегося Реальностью, Сознанием и Блаженством. Как следствие, цель и работа философов не имеет ничего общего с целью созерцателей, поскольку ее базовый принцип состоит в обстоятельной вербальной адекватности, а не какой-либо освобождающей итоговости, какой-либо трансценденции словесной сферы.[16]

Мы еще вернемся в настоящей главе к трем сферам познания. Между тем давайте просто допустим, что все мужчины и женщины обладают оком плоти, оком рассудка и оком созерцания; каждое око обладает своими собственными объектами познания (чувственными, ментальными и трансцендентальными); око более высокого уровня нельзя свести к более низкому или объяснить с его помощью; каждое око достоверно и полезно в своей собственной сфере, но совершает ошибку, когда пытается самостоятельно и односторонне полностью понять более высокую или более низкую сферы.

В рамках данного контекста я постараюсь показать, что хотя и верно, что интегральная, или по-настоящему всеобъемлющая, парадигма будет свободно опираться на око плоти и око разума, она также должна будет в значительной степени опираться и на око созерцания. Это означает, что новая и интегральная парадигма (если таковой вообще суждено появиться) будет крайне комфортно себя чувствовать, используя и интегрируя все три ока – грубое, тонкое и причинное. Я также приведу доводы в пользу того, что, в общем и целом, эмпирико-аналитическая наука принадлежит оку плоти, феноменологическая философия и психология – оку разума, а религия/медитация – оку созерцания. Таким образом, новая и интегральная парадигма в своем идеальном и предельном проявлении будет синтезом и интеграцией эмпиризма, рационализма и трансцендентализма (может или должно ли все это предприятие в целом называться «высшей наукой», будет рассмотрено в следующей главе; в настоящей же главе под наукой понимается классическая эмпирико-аналитическая наука).

Но есть одна важная трудность и одно важное препятствие, которое необходимо сначала преодолеть, и это склонность к совершению категориальной ошибки, заключающейся в попытке одного ока узурпировать роли остальных двух. Я укажу на некоторые основные категориальные ошибки, совершенные религией, философией и наукой, а затем – в качестве одного примера – я пройдусь по истории категориальных ошибок, приведших к появлению современного сциентизма. Я не собираюсь придираться к науке в этом отношении, – мы увидим, что религия и философия в равной степени повинны в сложившейся ситуации. Однако с исторической точки зрения относительно недавняя и наиболее распространенная категориальная ошибка касалась роли эмпирической науки, и важно попытаться разобраться в этой ошибке настолько досконально, насколько это возможно. Не только по той причине, что из всех категориальных ошибок, данная, вероятно, оказала наибольшее влияние на мир, как мы его знаем, но еще и потому, что во многих своих тончайших аспектах она все еще с нами.

Следуя за изложенными выше допущениями, мы можем приступить к изучению зарождения, становления и роли эмпирической науки.

От внимания обычно ускользает, что наука – под которой я в данный момент имею в виду то, что под ней подразумевали Кеплер, Галилей и Ньютон, – была не рационалистической системой, а эмпирической. Мы уже убедились, что одно отличается от другого: рационализм делает акцент на оке рассудка; эмпиризм – на оке плоти. Наука, на самом деле, началась как антирационализм, или прямой бунт против рациональных систем эпохи схоластики. Уайтхед описал это следующим образом: «Галилей без умолку твердил о том, как все происходит, в то время как его [рационально настроенные] противники уже имели полную теорию того, почему все происходит. К сожалению, две теории не сходились в результатах. Галилей настаивал на „несводимых и упрямых фактах”, а Симпликий, его оппонент, приводил в ответ рассуждения».[17]

Обратите внимание, что столкновение между Галилеем, с его «несводимыми и упрямыми фактами», и Симпликием, с его «удовлетворительными рассуждениями», как раз и является столкновением между оком плоти и оком рассудка – между эмпиризмом и рационализмом. Уайтхед настаивает на этом моменте: «Величайшей ошибкой будет рассматривать исторический бунт [науки] как обращение к рассудку. Напротив, это было всецело и совершенно антиинтеллектуалистическое движение. Оно было возвращением к жестоким фактам [оку плоти; эмпиризму] и служило реакцией на негибкую рациональность средневековой мысли».[18] Вновь и вновь Уайтхед повторяет эту важнейшую идею: «Невозможно преувеличить необходимость в углубленном понимании, что наука началась с упорядочивания обыденных [чувственных] переживаний. В этом смысле она с большой готовностью слилась с антирационалистическим настроением данного исторического мятежа».[19] Как отметил Бертран Рассел, наука была не чем иным, как последовательным практическим смыслом[20], что в действительности означает: нечто базирующееся на самом практичном из всех органов, которыми мы обладаем, – оке плоти.