12 ульев, или Легенда о Тампуке - Тихомиров Валерий - Страница 48

• Предыдущая
• 48/76
• Следующая

В узенькую щелку между шторами чародей, трясясь от страха, наблюдал, как пневматическая пасть подкатившего троллейбуса поглотила сплошной комок мрака. Рогатое механическое чудище, очень подходившее эмиссарам дьявола, содрогаясь, отползло от остановки, унося беду прочь. Игорь Николаевич получил отсрочку.

Расставание профессора Файнберга с капитаном Потрошиловым носило довольно односторонний характер. Алик стремился к дальнейшему знакомству и сотрудничеству. Виктору Робертовичу хотелось домой, спать и никогда впредь не иметь дела ни с милицией вообще, ни с Альбертом Степановичем в частности. Мучаясь от безответности чувств, Алик канючил:

— Профессор, а когда возможна передача наркотиков?.. Как вы считаете, наркокурьер сейчас в городе?.. Речь идет о крупной партии?..

Вопросов у него было много. Одуревший от бесконечных жалобных вопросов, Файнберг держался стойко. Согласно инструкции Виктории Борисовны, он давал один и тот же ответ:

— Сообщу, как только отыщется талисман.

Стойко продержавшись запланированные десять минут, Виктор Робертович с облегчением выхватил из кармана простенькую пластмассовую расческу и начал остервенело втыкать ее в остатки волос. В разные стороны крохотными молниями разлетались голубоватые электрические искры. Жаль, что этого не мог видеть доктор Рыжов, запершийся в своей магической келье. Он бы непременно восхитился энергетической мощью «Черного Магистра».

Алик почувствовал, что дальше затягивать встречу неприлично, да и бессмысленно, а потому мужественно начал прощаться:

— До свидания, профессор. Значит, как только...

— ...Так сразу, — прервал его Виктор Робертович, не желая повторяться.

Колоссальным усилием воли Альберт Степанович сдерживал напряжение. Он заметил, что Профессор волнуется. Тот нервничал, посматривал на часы и беспричинно расчесывался. «Уходит! Уходит! Уходит!» — дятлом стучала в голове дедукция. Варианты слежки роились в его мозгу, как комары в затопленном подвале. Но «комары» продолжали летать, а четкого плана так и не появилось.

Пока Алик настраивался на бесконечную погоню, полную смертельного риска и опасностей, рядом под визг лысой резины затормозил бежевый «Москвич», по самую крышу заляпанный грязью. Хана втянула Файнберга в распахнувшуюся дверь, как в водоворот. Машина грозно заревела, вывернула на встречную полосу и исчезла в ближайшей подворотне.

Маневр был столь стремителен, что напрочь исключал возможность преследования. Алик выпрыгнул на проезжую часть и восхищенно прошептал:

— Профессор...

Вся информация о профессоре Файнберге лежала на письменном столе Кнабауха. Очень солидные документы. Гербовые печати, официальные бланки, подписи медицинских светил... Но Мозг не верил ни единому слову. Суперлипа! Легенда Вити по прозвищу Хана была безупречна. В Комитете умели разрабатывать прикрытие. Даже фамилия «профессора» была подобрана со вкусом. Доктор-еврей — безжалостный терминатор? В этом был определенный шарм!

Кнабаух вздохнул. Все последние данные о Файнберге были связаны с частной клиникой под претенциозным названием «Панацея». Он еще раз перелистал документы, пытаясь постичь скрытый смысл действий старого СМЕРШевца. В бумагах ответа не было. Зачем Вите-Хане понадобился умирающий вор в законе, оставалось загадкой. Тем более было непонятно, зачем «профессору» нужен чернокожий. Причем студент, да еще из Нигерии?

Идиотская путаница измотала окончательно. Артур Александрович задумчиво написал на листке: «Панацея» и поставил большой знак вопроса.

Звонок раздался поздно вечером:

— Оба интересующих вас человека доставлены ночью машиной «скорой помощи». Сейчас они на хирургическом отделении. «Панацея» на ремонте. Внедрение крайне затруднено, — сказал бесцветный голос в трубке.

Мозг покрутил головой, разминая затекшие шейные мышцы.

— Вот что, любезнейший, позаботьтесь о наблюдении за входом. Если Вы их проспите...

Специалист по лечебным учреждениям с хрипом втянул воздух:

— Там же два входа!

— Зато жизнь у человека одна, — философски заметил Кнабаух и повесил трубку.

Неусыпный контроль за «Панацеей» был обеспечен. С «пожизненной» гарантией. Информация пришла кстати. Вызванная из столицы бригада боевиков начинала проявлять нетерпение. Время шло, а любимой команды: «Фас!» — все не поступало.

Кнабаух запер дверь кабинета и сказал по селектору секретарю:

— Не беспокоить. Отдыхаю.

Затем он накинул мятый серый плащ, по самые брови натянул вязаную шапочку и удалился через запасный выход. Оказавшись на улице. Мозг взял такси. Ехать пришлось недолго. Всего два квартала. На конспиративной квартире его ждали. Производственное совещание состоялось в комнате, походившей на конференц-зал. После того как боевики разместились, в ней стало тесно.

Мозг придирчиво оглядел присутствующих. Он знал, народ подобрался надежный, прошедший хорошую школу. Но Спец, конечно, был на голову выше всех. Кнабаух вздохнул, отгоняя сожаление:

— Господа! Я собрал вас, чтобы сообщить... — Артур Александрович сделал паузу, но никто фразу не продолжил: не то выдержка у боевиков была железной, не то Гоголь не входил в число их любимых писателей — ...чтобы сообщить, что нам предстоит. — Кнабаух неуловимо пожал плечами, решив, что невыдержанность и начитанность для бандитов вещи одинаково опасные. — Итак, в клинике «Панацея» находятся два человека. Оба очень нездоровы. В первую очередь меня интересует он... — По рукам москвичей пошла фотография Паука. — Прошу обратить внимание на состояние здоровья объекта.

— Ухудшить? — полуутвердительно спросил старший группы.

— Напротив, друг мой, — ласково сказал Мозг, — оно настолько плохо, что его следует беречь максимально. Возможно, объект придется нести, дабы доставить в целости и сохранности.

Боевики приняли вводную без комментариев, ограничившись кивками.

— Второй — негр. На правой ноге у него гипс. Так что фотография, думаю, не понадобится. О нем такой заботы проявлять не надо. Но речевой аппарат все же лучше сохранить.

После мелких уточнений прозвучал главный вопрос.

— Сопротивление?

Все разом притихли, выжидая.

— Или никакого... — бригада замерла, ожидая продолжения, — или один человек. Прошу...

Еще одна фотография пошла по рукам. Изучив снимок, москвичи недоуменно загудели. Вид пожилого мужчины в очках, казалось, напрочь исключал вероятность серьезного противодействия. Мозг, как опытный лицедей, выдержал паузу, дождавшись, пока невнятный шепот перерастет в шум.

— Разделяю ваше удивление, господа. Тем не менее этот благообразный старикан за последнюю неделю двоих отправил в морг, двоих в реанимацию. А судьба еще одного пока неизвестна. Причем последним был Спец. Думаю, многие о нем слышали.

Несколько человек кивнули. У боевиков был свой рейтинг, и Спец занимал в нем не последнее место.

— Остальные четверо, между прочим, тоже не были нежными юношами. Но Спец — лучший. После встречи с «дедулей» один на один он пропал без вести. Тело пока не найдено.

— И откуда такая жуть потертая? — спросил самый молодой член бригады. Для него, в силу самоуверенности юного возраста, авторитетов не существовало в принципе.

— По нашим данным — наследие сталинизма. Может, Вам, молодой человек, доводилось слышать о СМЕРШе? — не дожидаясь ответа, Артур Александрович проникновенно произнес:

— Скорее всего, он вооружен, но пока ни одного выстрела не прозвучало. Понимаете? — Последние слова Кнабауха прошипел. — Этот поношенный старик убил здоровых молодых людей го-лы-ми руками.

Проняло... В комнате потянуло могильным холодком.

— Так он там? — вполголоса спросил старший группы.

— Надеюсь, что нет, — просто ответил Мозг.

Впервые за последние два месяца Владимир Сергеевич Теньков встал на ноги без посторонней помощи. Произошло это ранним утром, когда нормальные люди еще досматривали последние, самые сладкие сны. Закаленный организм, железная воля и заботливый уход свершили маленькое чудо. Он поднялся с кровати самостоятельно. Первая прогулка была совершена по палате. Кружилась голова, от боли в прооперированном месте приходилось по-матросски расставлять ноги, но это были сущие пустяки. Главное, он мог свободно перемещаться, куда вздумается, а не куда повезут. Например, в туалет. При мысли об отхожем месте взгляд его отыскал ненавистный предмет больничного обихода — опротивевшее за время лечения судно. На ватных ногах Паук доковылял до койки и с наслаждением пинком загнал утку под кровать. В самый дальний угол.

• Предыдущая
• 48/76
• Следующая