Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 56

И так далее. И до поднятия ставок. И до обмена картами, когда Банни расчётливо зацепила стол с выпивкой и выслушала в свой адрес «корова тупая!» и «сука пьяная!». Моя миссия была завершена именно в этот момент, когда все непроизвольно обернулись посмотреть, не грохнулись ли ополовиненные бутылки – я сунул Стасу пикового короля, получил в обмен какую-то левую карту, уравнял ставку, а потом спасовал. И сейчас за столом остались Стас Комнин, Владимир Долгин и Мурат Азаев. Сидят, смотрят друг на друга, а мы – на них. В банке, как я посчитал – уже больше четырёх тысяч. Для меня это не деньги, а вот для Стаса…

Никто уже не разговаривает, все смотрят на игроков. Темноглазый и темноволосый Азаев сейчас кажется особенно страшным – ноздри раздуваются, тонкая улыбка иногда пробивается сквозь деланную невозмутимость. Он уверен в своих картах. Вовчик кажется спокойным, но руки у него напряжены. Он сейчас должен не сплоховать, должен сделать то, что от него требуется. Он слегка облизывается, не в круговую, как это обычно делают все люди, а очень быстро, языком сверху вниз по губам – так высовывает язык ящерица. И краснеет, как краснеют только рыжие люди – сквозь веснушки. Многие девочки смотрят на него с интересом, и те, кто проиграл ему желание, не выглядят опечаленными.

Стас сидит спокойно, но это спокойствие обманчиво. Я вижу, что он весь на взводе. Если Азаев напоминает зверя, то Комнин – машину. Страшный разрушительный механизм, робота, киборга… Металл, обтянутый кожей, компьютер в голове, два рентгеновских прожектора вместо глаз. Терминатор в рубашке D&G. И как карты у него в руках не загораются?

Я представляю себе его горячую кожу и её запах, такой неуловимый и своеобразный. И думаю, как все были бы шокированы, если бы я сейчас встал, подошёл к нему и…

Стас прикусывает щёку изнутри, там, где не может улыбаться. Он не смотрит на меня, он сейчас весь в игре.

– Поднимаю! – это Азаев.

– Уравниваю! – Стас.

– Я – пас! – это Вовчик. У него на лице облегчение. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить. И он уходит, наливая себе чего-то и что-то кому-то говоря, но мне всё равно, я продолжаю смотреть на этих двоих.

Два парня друг напротив друга, один – жгучий брюнет с тёмными глазами, смуглый, в белом. Другой – блондин с почти белыми глазами, в чёрном. Как странно-то…

По-моему, я выпил больше, чем следовало.

– Сколько Азаеву лет? – шёпотом спрашиваю у подошедшего Игоря.

– Не знаю, – так же тихо отвечает он, – кажется, семнадцать уже есть… А что?

– Ничего.

С ума сойти! Одному шестнадцать, другому семнадцать. Сидят, играют на деньги, в банке уже два прожиточных минимума. Один, возможно, убийца, у другого – условная судимость. У Стаса в кармане нож, который он у этого Азаева выиграл. Оба – здоровенные парни, на тёмной улице встретишь – десятой дорогой обойдёшь. Я бы обошёл. Оба школьники.

Меня захватила эта мысль. Так странно, ведь многие здесь, наверняка, не думают о том, что мы – ещё несовершеннолетние. Если кто-нибудь совершит преступление, этим будет заниматься инспектор по делам несовершеннолетних. Ничего из того, что мы скажем, не будет принято всерьёз. Мы не имеем права голосовать. Наши родители могут разыскивать нас с милицией. Хлопнув дверью и уйдя из дома, мы не сможем устроиться на нормальную работу. Мы не водим машину, не голосуем. Мы можем пить, курить, ругаться матом, знать три языка (как Спирит), убивать людей (как Стас), торговать допингами (как Вовчик) и всё равно… Как там говорил этот урод? Мы не взрослые, от нас ничего не зависит…

Замечтавшись, я пропустил момент, когда парни, наконец-то, вскрыли карты.

– Стрит-флеш! – Азаев открыто улыбался и я замер. Все замерли. Стрит-флеш можно перебить только флеш-роялем или…

– До кого?

– До валета!

– А у меня, – Стас, в отличие от Азаева, не улыбался, только глаза светились, – стрит-флеш до короля. Я выиграл.

Все дружно замерли и отмерли. Кто-то выругался. Игорь, рядом со мной, пролил на рубашку текилу. Я сглотнул – таким подавляющим и уверенным был Стас в этот момент. Просто невероятно!

– Сука, – прошипел Азаев, – сука, мухлёжник, наёбщик! Нихуя ты не мог выиграть!

– Ты меня на мухлеже не ловил, так что давай теперь без истерик. Ты пацан или баба?

– Я-то пацан, – Азаев повернулся ко мне и мне поплохело от его взгляда, – а вот этот пидорас хуле с нами сел, я не понял?

– Слушай, я тоже проиграл, – только и выдавил я.

– Мурат, не накаляй, – вмешался Асланбек, – мы все проиграли, чисто было, я смотрел.

– Да куда ты смотрел, козёл безрогий! Я тоже смотрел!

– Ну, что, видел? Ты правила помнишь: кто за руку не пойман – играл честно. Что сейчас-то разоряешься! Проиграл – так проиграл. Вон, смотри, Макс тоже проиграл и ничего, не плачет! – Стас, зараза, ткнул в меня пальцем. Я улыбнулся.

– А ты, пидорок, чего такой радостный? Не у тебя ли король был?

Вот чёрт! Засветил карты!

– Ну, видимо, не у меня.

– Пиздишь, пидор!

Вот заладил – пидор-пидор!

– Слушай, а что ты так подорвался, – Стас сгрёб банк, пересчитал. Наконец, посмотрел на меня. Злится, наверное, что я карты запалил. – В первый раз, что ли, проигрываешься? Ну, не пошла масть… Хотя, пошла. Ладно, пока я добрый, давай разделим банк: половину и «тип-топы» мне, остальное – тебе.

И добавил – громко, раздельно:

– Надо помогать малым народностям и братьям нашим меньшим!

– Пидор ты, Стас! – выплюнул Азаев и все снова замерли.

– А ответить за свои слова? – Стас заулыбался.

– А и отвечу, как нехуй делать! С пидором повёлся и сам поголубел, чё думаешь, ты мне что-то сделаешь?

– Думаю, да. Выйдем, Азаев, поговорим! – Стас отдал банк Вовчику.

– А чё выйдем-то, чё не здесь?

– А зачем девушек пугать, – Стас, как всегда в такие минуты, вдруг, неожиданно, превратился в интеллигента, – опять же, выпивка, телевизор разобьём – общественность нам «спасибо» не скажет. Ты новый не купишь, ты теперь у нас банкрот, разве что на кухне пойдёшь поработаешь.

Кто-то хихикнул, не то над фразой, не то от нервов. Напряжение чувствовалось отчётливо, как гудение электричества, как течение воды под тонким льдом.

– Пойдёт, – шепнул мне Игорь, волнуясь, – за пидора отвечать надо или соглашаться. Пиздец, и чего он взвился? За драку после игры всем херово будет.

– Может, Стас не будет? – предположил я.

– Стас – и не будет? Хоть бы догадались уйти подальше…

– Ты заебал, Комнин, умный дохрена! – Азаев рванулся к нему. Не обращая внимания на крики: «Эй, стоп!», «Охуели оба!» – он сцепился со Стасом. Попытался схватить его за руки, получил хороший такой удар по рёбрам и в пах, но, всё-таки, ухитрился свалить на пол. Стас кувыркнулся, наваливаясь сверху, пытаясь встать, и, одновременно, вбивал того кулаком в пол. Дрался он без вывертов, пользуясь нечувствительностью к боли и силой, Азаев же явно учился чему-то.

Я не особо боялся за Стаса – тот был выше и крепче, и никто не вмешивался, а потом…

А потом взвизгнул кто-то из девочек – по-моему, Банни. А потом я чуть не заорал сам и рванулся к дерущимся. И Вовчик. И Таримов. Потому что, в переплетении тел, отчётливо мелькнуло лезвие.

– Растаскивай их нахуй! – заорал Вовчик и принялся без жалости пинать клубок тел. Но было поздно. Я видел лицо Стаса – совершенно безумное, Азаева, у которого кровь текла по подбородку, две широкие ладони – белую, с разбитыми костяшками, накрывшую другую – смуглую, с чёрными волосками на фалангах, длинное лезвие и кровь – яркую-яркую, быстро пропитывающую белый шёлк спортивных штанов.

Стаса оттащили от Азаева, которого он, напоследок, пнул по рёбрам.

– У него кровь, бля…

– У Стаса тоже! – это Банни. – Стас, очнись, щас придёт кто…

Где-то разбилась бутылка.

– Ёб твою мать, директор идёт, валим нахуй!

Кто-то побежал, кто-то что-то опрокинул. Возле Азаева осталась пара его друзей, которых я так и не научился различать, а вот Таримова с Асланбеком не было. Вовчик пытался удержать Стаса, который, похоже, совсем слетел с катушек и рвался добить противника, хотя у самого от рубашки был клок отхвачен.