Чернушка и Солнечный зайчик (СИ) - "atat" - Страница 87

========== Глава 5. ==========

Солнце еще не встало, но видимость была отличная. Фима смотрела в окошко кареты. Ее спутники, кроме Лёлика, крепко спали. Забившись в мягкий угол, служанка свесила голову, не в силах держать ее прямо. Вэдлин, используя колени оличкина как подушку и поджав ноги, лежал на сидении. Результатом бессонной ночи и тряски явилась головная боль. Фима уже хотела разбудить девушку, но в последний момент передумала. Пусть девчонка поспит. А голова… что голова, она болит уже не один год. Пора бы и привыкнуть.

Мысли повернули к предстоящим событиям. Получится ли задуманное, или их всех ждет провал? В случае последнего проход домой не откроется и есть вероятность здесь погибнуть. Страшно. Но действовать все же лучше, чем сидеть сложа руки. Ребята молодцы, особенно Юимлен. Один облет замка, и враг бежал. Какая же в нем таится невероятная сила. Было бы в Маврии таких веев штук пятьдесят, вероятно и армия станет ненужной. Расставить бы их по одному в ключевых точках королевства и горя не знать. А какая была бы экономия! Чем кормить десятитысячную армию эльфов, дешевле прибавить жалование веям.

Поймав себя на подсчетах будущей экономии казны, Фима про себя усмехнулась. Надо же, бухгалтерская жилка проснулась. Потом мысли снова вернулись к паре веев. Всю-то ночь, пока ехали, женщина наблюдала за их занятиями. Там и без пояснений было понятно, что один учил другого. Чтобы не мешать этой паре, Фима приказала всем делать вид, что происходящее никого не интересует. Приказ был выполнен, но можно было не сомневаться, что все до одного эльфы не пропустили ничего из произошедшего.

Глядя в окно кареты, как веи тренируются, Фима переживала за Лаварда. Как-то он справится? Насколько она поняла, тот совсем недавно обнаружил в себе чудесные способности, и сейчас, когда совершенно не было времени испытывать их, Лавард был уязвим. Также Фима догадывалась, что не только она переживает об этом. Юимлен, пытаясь иронией замаскировать свое беспокойство, прикладывал все силы, чтобы как можно быстрее обучить вея-новичка. Судя по всему, ему это удалось.

Самым явным результатом обучения были крылья Лаварда. Сверкая в свете луны, они были превосходны. Стоя на поляне и мерно взмахивая ими, мужчина был бесподобен. Им любовались буквально все, за исключением лишь спящего Вэдлина. Разинув рот от удивления, к окошку прилип Лёлик.

– Как такое возможно? Племяш с крыльями…

Оглянувшись на спящего принца и отыскав глазами стоящую снаружи служанку, Фима ответила:

– Лёлик, ты забываешь о ролевой игре. Николай тебе объяснял в самом начале, что мы попали на места сказочных персонажей.

– Я помню, но разве там были такие птицы?

– Нет, но то, что в развитие сюжета вмешалась погибшая девушка, и породило такие изменения персонажей.

– Вот же стерва! – воскликнул Лёлик. – Мало того, что Лавард с крыльями, как у летучей мыши, так он еще и голубым стал.

Фима вздохнула:

– Да, Лёлик, но мальчик об этом не жалеет.

– Разве ему это нравится?

– Не то слово. Они с Николаем любят друг друга.

– Чушь! Так не бывает. Это не любовь, это… это… – Лёлик не мог подобрать слово.

Фима улыбнулась:

– Ты ошибаешься. Посмотри на них. Это самая настоящая любовь. Они ни минуты не могут жить по отдельности. Посмотри, как они смотрят друг на друга.

Лёлик долго молчал, наблюдая за парой веев, то вызывающих, то прячущих крылья. В конце концов, ему пришлось согласиться с Фимой:

– Да, похоже, любят. Но… это все равно ненормально.

– А что нормально?

– Что? А то, как все живут. Как мы с тобой, например. Вот как нормально.

Фима грустно посмотрела на мужа.

– Лёлик, ты считаешь, что мы с тобой живем нормально? – тот неуверенно кивнул. – То, что ты общество друзей-пьяниц ценишь выше моего, то, что годами пил, не просыхая, и поэтому из мужа превратился в соседа по постели, что ни я, ни наш сын не только слов любви от тебя не слышали, но даже элементарного внимания не получали? Вот скажи, Лёлик, где та нормальная человеческая любовь? Где ты ее в наших отношениях видел? Посмотри в окно на тех двух мужчин и сравни, где нормальнее всего?

Лёлик молчал. Все то, о чем он думал, стоя у окна в имении Лаварда, было сейчас произнесено вслух. Он не мог смотреть в глаза жене, поэтому отвернулся к окну, а там на поляне, племяш взмахивал блестящими крыльями, а его друг не мог на того налюбоваться. Опустив голову, Лёлик сказал:

– Прости меня, Фима, прости, если сможешь. Я не знаю, как и когда сломал нашу жизнь. И не знаю, как искупить свою вину, но я постараюсь все поправить. Ну, если не все, то оставшееся, что еще можно исправить. Мне, правда, очень жалко, что я был такой дурак, – стукнув себя в лоб кулаком, Лёлик посмотрел в потолок, не давая пролиться навернувшимся слезам. – Если бы можно было все вернуть, я бы ни за что не прикоснулся к этой отраве. Лучше бы жилы себе перегрыз, но не опрокинул ни одной стопки.

Фима тихо проговорила:

– Ладно, Лёня, чего теперь убиваться, сделанного не воротишь.

– Да, не воротишь.

В этот момент вернулась служанка. Сев на свое место, девушка расправила складки на юбке. Мимо кареты прошагали оба вея, уже без крыльев. Вскоре прозвучала команда, и лошади дернули карету. Спустя полчаса служанка уснула. Фима, вспоминая недавний разговор, удивлялась себе, что вот смогла высказать мужу претензии, и тот их принял, да еще попросил прощения.

Сердце заныло от жалкого вида Лёлика. Как ни крути, но Фима все же любила своего мужа. Только любовь эта все время видоизменялась. Вначале она была юношеской влюбленностью, восторгом, новизной ощущений. Впоследствии, прибитый бытом, огонь страсти поутих, оставив гореть маленький огонек долга. Огонек этот то разгорался, то почти затухал, но не исчезал окончательно.

И вот сейчас, высказав все накипевшее и выслушав в ответ просьбу о прощении, Фима почувствовала, как бессмертный огонек разгорается ярче, вливая в душу тепло. Неуничтожимое чувство любви никуда не пропало, оно горело в сердце долгие годы, не давая паре расстаться. Фима удивленно прислушивалась к себе и не могла поверить, что все еще любит своего Лёлика, того веселого и простоватого парня, каким он навсегда остался в ее памяти.

Почему-то подумалось, а как же другие пары? Распадаются, люди ненавидят друг друга, враждуют, делят имущество и детей. Разве они не любили друг друга? И если любили, то куда подевалось это чувство? Бессмертная, вечная, неуничтожимая любовь, разве не она их связывала? Если не она, то люди расстаются, будто всегда были чужими друг другу. Если же присутствует это чувство, а люди, понимая это или же не понимая, все равно расходятся, то всю жизнь после мучаются. Поруганная любовь никому из них не даст спокойно жить, терзая сердца и нервы, заставляя вновь и вновь перебирать обиды, будто ожидая, что когда-нибудь эти мужчины и женщины устанут воевать, остановятся и взглянут друг на друга глазами впервые встретившихся людей. И тогда они снова откроют в своих израненных сердцах это вечное чувство.

Покачиваясь на мягких подушках, Фима все думала и думала, уносясь мыслями неимоверно далеко. Глаза медленно закрылись, и утренний сон, наконец, сморил уставшую женщину. Откинувшись на спинку сидения, свесила голову с тяжелой прической. Шею противно тянуло, но Фима ничего не чувствовала. Руки, до этого сцепленные на животе, раскинулись в стороны, утонув в складках юбки.

Королеве снился сон о ее королевстве. Лазурь шла по дворцовой площади, звонко стуча каблучками. Юбка колыхалась в такт шагам. Как ни странно, но сейчас она казалась удобной и совсем не путалась под ногами. Белая коса не была уложена в корону, а свободно лежала вдоль спины. Теплый ветерок шевелил кружево вокруг неглубокого декольте. Королева шла вперед, величаво поглядывая по сторонам. Там, где она проходила, появлялись, как из воздуха, высокие эльфы. И к тому времени, как Лазурь достигла ажурных ворот, вся площадь позади была заполнена народом.