Чернушка и Солнечный зайчик (СИ) - "atat" - Страница 79

Эльф развернулся и поспешил вниз. Юимлен, напоследок стиснув Лаварда, разжал объятия.

– Что ж, ничего не поделаешь, нужно идти. Ты поможешь мне одеться?

Лавард кивнул:

– Разумеется. Сейчас, только сам оденусь.

========== Глава 10. ==========

За воротами замка пылали погребальные костры. Выжившие защитники, те, кто мог ходить, собрались проводить своих погибших товарищей и родственников в последний путь. Молча смотрели на огонь и вспоминали события этого страшного дня. Еще утром все было спокойно и безоблачно, а в полдень, словно из преисподней, появился враг. Дикие крики горняков, штурмующих стены замка, свист стрел, звон мечей и падающие один за другим защитники замка. Соотношение сил было чудовищно неравным. Навскидку вокруг замка кружилось около трех тысяч нападающих. Примерно две трети осталось лежать у стен, остальные разбежались кто куда.

Возле самого большого костра в траурной накидке стояла королева. Позади нее – оличкин с неизменным колокольчиком на шее. Слева Вэдлин, держащийся одной рукой за Леозьку, другой за Лаварда. Возле последнего стоял Юимлен. Лавард – в голубом камзоле Юимлена, все равно тот из-за крыльев не смог бы его нормально надеть. Юимлен же был облачен в белую рубашку с широким воротом и разрезами для крыльев. Вей держался совершенно непринужденно, будто всю жизнь только и делал, что пользовался дополнительной парой конечностей.

Несмотря на горестную обстановку, многие участники церемонии то и дело бросали взгляды в сторону стоящих возле королевы пары придворных кавалеров. То, что бывшие соперники между собой поладили, только сыграло на руку сторонникам Лазури. А возникшие между мужчинами чувства по большому счету никого не удивляли. Любовь в Маврии только приветствовалась, неважно какая. Она согревала своим теплом не только сами счастливые пары, но и окружающих их эльфов.

Еще украдкой рассматривали огромные крылья Юимлена, сейчас сложенные за спиной и возвышающиеся над его головой. Черные, как ночь, они напоминали две тени. Многие из присутствующих видели тот знаменитый полет вокруг замка, когда вей взмахами крыльев заставлял дым стелиться вдоль земли. А еще тот страшный звук или не звук, совсем уже что-то непонятное, убивающее все живое. Это пугало. И сейчас, поглядывая на задумавшегося мужчину, каждый был уверен, что ни за что в жизни не посмеет разозлить этого таинственного эльфа.

Лавард же, напротив, внушал к себе расположение. Впрочем, как и всегда. Даже несмотря на свою необычность, так неожиданно открывшуюся, мужчина оставлял впечатление открытого, добродушного и внимательного эльфа. Именно к таким тянутся дети. Вот и принц Вэдлин не был исключением.

Мальчишка был готов ни на шаг не отходить от своего старшего друга. И последние события убедили юного принца в правильности своей оценки этого незаурядного придворного. Правда, в последние сутки позиция Лаварда в сердце Вэдлина немного изменилась. Вею пришлось потесниться. Оличкин Леозька, такой с виду беззащитный и жалкий, впоследствии оказавшийся одним из самых сообразительных защитников замка, занимал теперь все мысли мальчишки.

Лёлик же, стоя позади Фимы, бросал взгляды на прекрасных веев. Он никак не мог взять в толк, как такое возможно, чтобы два таких умных, смелых, искусных воина оказались “голубыми”. Вот хоть убейте, но такое было просто невозможно. Лёлик был убежден, что такие отношения связывают только “опущенных” мужчин, которых и за людей-то не считают. А чтобы они чем-то превосходили обычных, нормальных, как он считал, мужиков, это и вовсе было за гранью понимания.

И вот на тебе, эта пара “голубых” оказалась на высоте. Причем как в прямом, так и в переносном смысле. То, как сражался Лавард, было бальзамом на сердце Лёлика. Племяш был просто герой! Вот с кого Тёмке пример брать. Хотя, не во всем, нет, не во всем. Все же не дело это, когда… в общем, не дело. А уж друг Лаварда, тот и вовсе оказался неизвестным науке существом. Совсем как доисторическое животное или как летающий ящер, птеродактиль. Точно, так оно и есть. Вот все эти ящеры вымерли, а такой вот выжил. А почему бы ему и не выжить? Соображалка у него хоть куда, такой не пропадет. А как он кричал, когда летал! Просто жуть! Хоть и закрывал Лёлик уши, а и сквозь них пробивался этот звук. Было страшно до ужаса, когда почувствовал шевеление вдоль позвоночника. Волосы на затылке встали дыбом, и захотелось бежать, куда глаза глядят, только не слышать этого воя.

Смотря остановившимися глазами на пылающий огонь, Фима так же, как и все, вспоминала прошедшие события. Ей тоже досталось. Сжимай не сжимай ладони, а звуки пробивались будто в самый мозг, будя похороненные там животные инстинкты. Хотелось бежать, спасаться, прятаться. Казалось, что вот прямо сейчас произойдет что-то ужасное: или земля под ногами разверзнется, или с неба комета упадет. Удерживала только мысль о Лёлике и Вэдлине. Когда в больничный коридор влетел один из эльфов и заорал о птице, Лёлик бросился к мальчишке, крикнув на бегу жене: “Фима, зажимай уши сильнее, как будто хочешь их раздавить!” Фима послушалась. Она наблюдала уже в тишине, как Лёлик подбегает к чем-то занятому Вэдлину и быстро говорит, показывая на свои уши.

Мальчишка кивнул и что-то достал из кармана. Как Лёлик позже объяснил, принц слепил из воска пару шариков для себя. Оставалось только ими воспользоваться. Опустившись на корточки спинами к стене, мужчина и мальчик зажали ладонями уши и зажмурились. Фиме это почему-то напомнило падающий с неба самолет, где все пассажиры сидят в своих креслах, обхватив головы руками и согнувшись, будто это могло их спасти при крушении с пятикилометровой высоты.

Недолго думая, уселась на пол рядом. Паника накрыла сознание в тот момент, когда деревянный щит на спине со стуком коснулся стены. Чтобы не сбежать и не опозориться перед своими подданными, Лазурь мысленно крыла себя трехэтажным матом. Вообще-то, по жизни Фима никогда не ругалась, даже в тех случаях, когда было совсем уж невмоготу и хотелось выплеснуть из души обиду и горечь с помощью бранных слов. Но вот как-то сдерживалась. Сейчас же, дрожа всем телом от сдерживаемого острого желания бежать, Фима ругала себя на чем свет стоит и клялась, что когда все это закончится, весь этот бред и кошмар, то вернется к себе домой и порвет тетрадь с кулинарными рецептами в мелкие клочки. Порвет, смоет в унитаз и навсегда забудет о своих фантазиях. Правда, позже, когда все успокоилось, решила не пороть горячку, порвать всегда успеет.

Разгоняя темноту, пылали костры. Они поднимали в небо дым и души погибших эльфов. Далеко в стороне, среди трупов горняков, горел еще один костер. Дым от него почему-то не поднимался, а стелился вдоль земли. Это сгорали останки обезглавленной Зианы, девушки, не смирившейся с второстепенной, как она думала, ролью. Вот прожил человек свою жизнь, порываясь все время занять самое первое, самое главное в этой жизни место, и так и не понял, что ее собственное место, которое так ей претило, и было тем самым главным.

Вскоре огонь погас, превратив тела в пепел. Ночь стояла тихая, и ветра, необходимого, чтобы развеять прах, не было. Юимлен вызвался завершить церемонию, и Лазурь позволила. Все эльфы вернулись в замок и поднялись на крышу. Взобравшись на каменный зубец, Юимлен распахнул крылья и полетел вниз. Эльфы зачарованно следили за полетом тени, как та мелькает на фоне догорающих углей. Мощные взмахи крыльев поднимали тучи золы и пепла. Красные угли разгорались ярче, а затем гасли, превращаясь в пыль. Вскоре все было закончено. Порывом ветра на крышу опустился вей, сложив крылья и отдышавшись, поклонился королеве.

Лазурь произнесла прощальные слова над оседавшим облаком пепла и обернулась к выжившим. Поблагодарив их за мужество, отвагу и самопожертвование, королева пообещала, что ни они, ни их родственники, ни родственники погибших не будут забыты. После того как будет отвоевана столица и изгнан враг, имена всех защитников будут внесены в летопись Маврии. Впоследствии, когда жизнь в королевстве войдет в мирное русло, все эльфы из того списка получат титулы, должности, земли или золото. По выбору. Подданные, внимательно слушавшие свою королеву, при последних словах одобрительно загудели. Все, перечисленное Лазурью, было как нельзя кстати.