Осознание (СИ) - "thelordofthedark" - Страница 76

В любом случае, получалось пока не густо, «Совенок» уверенно хранил свои тайны в секрете, давая коснуться их только самым краем, словно заманивая все глубже и глубже в этот водоворот пионерской жизни, сманивая какими-то посторонними размышлениями и эмоциями, не давая только сосредоточиться на главном. И, что хуже всего было, он не знал, как дальше себя вести с Алисой, с тем человеком, что уже казался ему действительно важным, а не просто частью всех этих действительно великолепных декораций. Все происходило словно даже без его участия, в моменты, когда они были рядом, разум словно отключался, оставляя место только эмоциям и случайным восторгам от самых, казалось, малозначительных действий. Логически понимал, что не имел права ни на что подобное, но эмоции словно не слышали голоса разума, раз за разом беря верх в этих ситуациях. Пусть все остается так, как есть и идет своим чередом? Или же… вслух произносить эти слова, даже в мыслях, Эдвард не хотел, поскольку здесь, в «Совенке», ему действительно нравилось. Эта тихая и беззаботная жизнь, которой у него никогда не было и, как сейчас понимал, которой ему очень не хватало. Каждый ведь имеет право на счастье, не так ли?

Остается только понять, какое именно счастье тебе нужно, и дальше просто протянуть руку… Если бы только в этом «Совенке» можно было остаться… Эдвард понимал, что никогда не сможет позволить себе подобного, слишком многое его ждало в родном мире, слишком много невыполненных клятв он там оставил, и не исполнил слишком много обязательств… Может быть, эти несколько дней под настоящим солнцем для него что-то вроде прощального подарка, за которым будет только кровь и смерть? В таком случае ими стоит наслаждаться, а не искать ответы на слишком запутанные вопросы…

- Уху! – у него под ухом раздался тихий шелест крыльев, и совсем рядом на ветку присела небольшая серая пташка с большими глазами и хищно загнутым клювом. Распушив перья, так что стала внешне почти в два раза больше, она повернула голову на бок и повторила, словно удивляясь его присутствию здесь, – Уху!

- Твое место занимаю? – лениво поинтересовался Эдвард, повернув к ней голову, – Ну уж потерпи, я здесь ненадолго… – невероятно глупо разговаривать с неразумным существом, тем более, с диким животным, но не видел в этой мелкой пташке противника, способный отбиться от нее одним движением руки, махнуть только стоит, и во все стороны полетят эти маленькие пушистые перышки.

- Уху! – повторила пташка, отойдя чуть в сторону по ветке, словно прочитав мысли Эдварда, но слишком любопытная, чтобы сразу его покинуть. Чего же тебе надо, животное? В родном мире Эдварда дикие твари либо атаковали, либо убегали при виде человека, по своей природе являясь жестокими хищниками, у которых на роду написано убивать не только по необходимости, но и из-за удовольствия, здесь же экосистема гораздо мягче и столь жесткой конкуренции просто не существует. Тогда же в чем причина столь назойливого внимания?

- Хочешь со мной посидеть? Ну сиди… – Эдвард пожал плечами, время от времени бросая взгляды на остановку, где должен появиться автобус, – Только тише, иначе нас заметят, – он даже приложил палец к губам, не сдерживая улыбки от мысли о том, что разговаривает с какой-то пушистой птахой. Та же удивленно повернула голову на бок и еще раз ухнула, после чего неожиданно перепорхнула ближе к нему, снова повернув голову набок и наблюдая за человеком с искренним любопытством, словно спрашивая: «чего же ты здесь забыл, двуногое?» Даже дала себя почесать по головке одним пальцем, довольно зажмурившись и снова распушившись.

Автобус приехал. То есть, он не появился из ниоткуда и не свалился с неба, а показался на дороге, выползая из утренней дымки, все еще освещая себе дорогу двумя фарами, сообщая о своем приближении довольно заметным звуком работающего двигателя. Тут же забыв о пташке, которая убедившись, что на сегодня ее лимит внимания исчерпан, взмахнула крыльями и удалилась в сторону леса, Эдвард сел получше и следил за автобусом, подъехавшим к остановке и с тихим шуршанием шин остановившись практически перед самым столбом со знаком «четыреста десять», открыв двери. Оттуда, о чем-то переговариваясь и обсуждая какие-то свои насущные проблемы, вышло около двух десятков человек, может быть, даже немного больше, с сумками и пакетами. Некоторых из них он даже узнал, повара из столовой, все такие же толстые и добродушные, о чем-то споривших друг с другом. Наверное, о том, каким сегодня образом стоит изнасиловать пищеварительную систему пионеров, здесь у них такое должно быть что-то вроде вида спорта, в котором каждый старался достигнуть успеха. Кроме пекаря, если такой тут имеется, к нему у Эдварда не было никаких претензий.

Последним из автобуса вышел водитель, здоровый плечистый мужик с заметной щетиной, что-то насвистывавший и крутивший на руке связку с ключами. Обойдя автобус и убедившись, что все двери закрыты, зачем-то постучав по колесу, он тоже прошел через ворота, присоединившись к остальной компании работников «Совенка», спешащих на очередную смену. Получается, автобус он оставлял здесь каждый раз, когда приезжал?

Дождавшись, пока работники пройдут мимо и разойдутся по своим направлениям, в основном в сторону администрации и столовой, Эдвард, недолго думая, спрыгнул с ветки, приземлившись снаружи лагеря на мягкую траву и недовольно зашипев, когда ремешки босоножек впились в ступни при ударе о землю. Усиленные титанитом кости и наращенная мышечная ткань без особых проблем могли выдержать падение и с куда большей высоты, но вот обувь только была не самая подходящая. Еще раз ругнувшись, Эдвард направился к автобусу, решив его снова осмотреть со всех сторон. Это был все тот же старый колесный транспорт с большими пассажирскими окнами и лобовым стеклом водителя, почти сразу переходившим в радиаторную решетку двигателя, до сих пор источавшую волны жара от разогретых деталей. Примитивная схема, ничего не скажешь, для стандартного теплового преобразователя такого количества жара хватило бы, чтобы заставить двигаться бронемашину средних размеров, никак не меньше. Главное же, конечно, что этот автобус был тем же самым, в котором он сам пришел в себя, опознал его даже не столько из-за номера, но из-за мелких деталей вроде пятен ржавчины в нижней части корпуса и отдельных царапин, какие запомнил еще в первый день в деталях, раздумывая, как эта груда железа могла перенести его в такое место. Его привезли… только где подобрали? Или же он материализовался в этом автобусе уже после того, как все здесь вышли? Вряд ли бы все прошло так спокойно, окажись он прямо в толпе служащих, ехавших на работу. Только в тот раз водитель оставил двери открытыми, значил, видел Эдварда в салоне, еще спящего и решил не будить, уверенный, что пионер сам сможет выйти и не будет в автобусе ничего откручивать или отвинчивать… Демон их разбери! Слишком много теорий без толковых ответов! Эдвард с силой пнул машину по резиновой покрышке, забыв о том, какая ненадежная обувь у него на ногах, и тут же запрыгал по траве, стараясь не опираться на загудевшую от боли ступню, чуть не переломав пальцы ног. Конечно, там должно быть что-то покрепче резиновой шины, чтобы сломать ему кости, но болевые ощущения точь в точь такие же.

Одновременно и довольный, и разочарованный, Эдвард вернулся в лагерь, отказавшись от идеи попытаться взломать автобус и на нем уехать отсюда, «Совенок» был центром всего происходящего, покидать его, по меньшей мере, глупо. Размышляя об этом, он, уже выходя к площади, заметил девичью фигурку в черном спортивном костюме, быстро к нему приближавшуюся.

- С добрым утром! – Славя притормозила рядом с ним, почти что ровно дыша, отбрасывая назад явно мешавшиеся при беге косы, – Опять рано встаешь?

- И тебе доброго начала дня, дочь северных ветров! – ответил Эдвард, сразу улыбнувшись при виде этой девушки. Вокруг нее словно аура какая-то создавалась, отгонявшая плохие мысли и тяжелое настроение. Одно только ее появление заставляло забывать обо всех текущих мыслях, какими бы плохими или важными они не были, в этот момент казались просто лишними и ненужными, а ее позитивный настрой словно передавался и ее собеседнику, делая мир чуточку лучше в его глазах. От эпитета, которым Эдвард ее наградил, Славя рассмеялась.