Where Angels and Demons Collide (СИ) - "fifti_fifti" - Страница 59

Симония спокойно смотрела на его концерт. Несчастный припадочный брат волновал ее сейчас меньше всего, уж он-то умирать не собирался.

— Как там мой мальчик? — она надвинулась на Сакия так, что тому пришлось сделать шаг назад.

Он старался держаться подальше от строптивой рыжеволосой женщины, стараясь чтобы между ней и им, желательно, находился какой-нибудь твердый, крупный предмет, который будет не так просто обойти. В этот раз он выбрал большой постамент с Ангельскими доспехами двухвековой давности и, скрывшись за ними наполовину, опасливо выглянул оттуда.

— Он в порядке. И мы нашли подтверждение тому, что он действительно общается с Демонами! — хмуро буркнул он из-за своего укрытия.

Симония всплеснула руками и охнула.

— Что? И это называется в порядке? Не может быть!

Давид посмотрел на Стража через пальцы. Глаза его тут же загорелись любопытством. Сакий порылся в складках одежд и извлек на свет пару картинок, протягивая их Давиду.

— Вот. Это называется фо-гро-та-фия, — с заумным видом произнес Охранник Дворца. — Ее сделали наши, кто умеет обращаться с людской техникой...

На этой, как он ее назвал, фогротафии, Давид совершенно четко разглядел любимого племянничка. Он стоял в непонятном темном месте, одетый в какие-то бесовские одежи: темные штаны и такую же темную футболку. Он обнимался с особой женского пола, губы их были тесно прижаты. Давид различил на ее спине, там, где одежда чуть задралась вверх, татуировку в виде пентаграммы – этой отметиной были помечены все слуги Падшего, перепутать ее с чем-то другим было невозможно. Симония начала всхлипывать.

— Как же так... Этого не может быть. Это какая-то подделка! — в надежде прошептала она.

Давид во все глаза таращился на фогротафию. Почему-то его ничего в ней особенно не удивило, все это было вполне себе ожидаемо.

— Ну, вот и приехали, — трагично констатировал он. — Сначала он, видите ли, Хранитель, теперь это.

— Давид, ты же в самом деле не думаешь, что этому можно верить! Я уверена, что мальчик связался с Демонами, уже пребывая на земле, потому что вот это, — Симония гневно вырвала из рук Давида цветные картинки с запечатленным на них сыном, – не доказывает его причастность, предательство и то, что он якобы проводил сюда Низших! Мир людей – это нейтральная территория, и ты прекрасно это знаешь!

Давид уставился на нее. В ее словах, конечно, была доля правды, хотя он и подозревал обратное. Найти бы какое-то вещественное доказательство, хоть что-нибудь... Он снова метнул взгляд в окно, цепляясь им за макушки деревьев, еще недавно казавшихся такими прекрасными, а сейчас раздражавших его своим видом – зелень на них была чересчур кудрявая, лес -чересчур пуст и уныл, да и сверкающий Гихон, если уж приглядеться, вдруг показался Златокрылому всего лишь огромной бурлящей лужей, шум которой сейчас не приносил никакого успокоения. Давид злился. Однако шум реки, долетающий до него, все-таки нашептывал кое-какие мысли, и что-то внутри вдруг зажглось, будто яркая лампочка. Словно кто-то вдруг включил свет, и солнце засияло ярче обычного. Гениальная догадка озарила Апостола. Он приподнялся и, ни слова не говоря, быстрым шагом направился куда-то, хотя и не был уверен, что стоило делать это, потому что гораздо проще жить, ничего не зная и закрывая глаза на факт того, что все могло стать настолько плохо. Но появление фогротафии, конечно, дало новый виток трагедии и заставило Верховного задуматься. Симония и Сакий переглянулись, на секунду забыв, что они не особенно ладили, и бросились следом за Давидом, который быстрым шагом летел по коридорам Дворца. Поворот, еще поворот, несколько ступеней, еще один длинный коридор. Давид явно спешил к покоям племянника и лишь дивился, как эта идея не пришла ему в голову раньше.

— Что ты делаешь? — спросила его Симония, наблюдая, как брат медленно обходит комнату, в которой он оказался через несколько минут, метр за метром, обшаривая глазами пространство.

— А ты как думаешь? Мы нашли подтверждение тому, что он действительно общается с Демонами! Значит, надо найти доказательства того, что он общался с ними и раньше.

— И зачем ты пришел в его покои?

— Найти тут что-то. Если мы найдем в его покоях хоть одну подозрительную вещь, это докажет, что мои подозрения не беспочвенны!

— Мне кажется, тебе не стоит рыться в его вещах! — Симония неуверенно оглядела светлую комнату.

— Это не вещи! Теперь это вещдоки! — с видом заправской ищейки Златокрылый осмотрелся по углам.

Симония закатила глаза.

— Давид, не смеши меня!

Брат не обращал на нее никакого внимания. Пройдя по комнате он посмотрел на кровать племянника, заглянул под стол, порылся на нем. Он выдвинул ящики, внимательно осмотрел их сверху и снизу. Взгляд его стал удивительно цепким, Симония иногда думала, что в ее брате сочетаются сразу два человека – один, собранный, расчетливый и уверенный, а второй – тот, который был готов причитать обо всех горестях Рая прямо на кушетке в большом коридоре. Сейчас себя проявляла именно первая личность. Апостол выглядел как заправский детектив, рассматривая все предметы в комнате племянника, точно они были чем-то криминальным. Мебель не выдавала ничем присутствие каких-то посторонних ящиков или тайников. Златокрылый прошествовал дальше, отодвинул клетку с разноцветными щебечущими пташками, которые протестующее заверещали при его приближении, одна из них даже несильно тюкнула его за палец, пока он приподнимал клетку и заглядывал под нее. Там оказалось пусто. Давид начал входить в раж – он перешел к дивану, вскоре подушки полетели на пол, Апостол перерыл весь предмет мебели, за ним, под ним, отодвинул его от стенки. После этого он переворошил стеллаж с книгами и письменами племянника, его записями по различным мудреным дисциплинам, покрытыми пылью, потом он занялся журнальчиками, и прочей на его взгляд дребеденью. Там обнаружилась только всякая ерунда – стихи, какие-то записки, лекции. Давид выкидывал вещи племянника на середину комнаты как умалишенный, пока Симония не окликнула его:

— Может, хватит уже, а? — она не знала за что хвататься, собирая все, что выбрасывал ее брат и стараясь сложить все аккуратными стопками.

— Нет…Я чувствую, тут что-то должно быть… Кто прячет так тщательно, явно что-то скрывает!

— Может, дело в том, что он ничего не прячет? — Симония случайно уронила на пол книги, которые неосторожно взяла слишком большой пачкой.

Давид не слушал. Он отодвинул шкаф, но и там ничего не обнаружилось. Постепенно в комнате начали кончаться все предметы мебели, которые Апостол еще не тронул, перевернув все вверх тормашками. К его удивлению тут действительно не нашлось ничего, за что можно было бы уцепиться. Давид уж было испугался, что придется идти к Вильгельму в каморку и искать еще и там, чисто на всякий случай. При одной этой мысли становилось жутко, ибо зайти туда без святого креста и предварительно не окропив там все Райской водой, виделось ему чем-то невозможным – один портрет, висящий там над дверью чего стоил. На нем был изображен любимый дядюшка Вильгельма во всей своей красе, гордо запечатленный в лучшие годы своей жизни, когда только получил свою должность верховного Апостола. На картине он браво высился у окна с развевающимся белоснежным одеянием и подбородком гордо задранным на все сто восемьдесят градусов. Давид обожал себя на этом портрете, где художник, явно ему польстил, пририсовав чересчур волевую челюсть. Раньше тот украшал своей шедевральностью холл при входе в зал заседаний, рядом с портретами других одиннадцати Апостолов, но однажды Сакий, который случайно шел мимо, обнаружил, что все двенадцать портретов безнадежно испорчены – у всех Апостолов мистическим образом выросли усы, хвосты, страшные уши, рыла и шерсть, пририсованные жирным черным маркером какой-то нетвердой шаловливой ручонкой. Портрет Давида пострадал, разумеется, больше остальных. Он приобрел не только черные усы, рыло, наподобие свиного и рога, но еще и заштрихованные в шахматном порядке зубы. Вильгельм тогда, естественно, сделал большие глаза и, томно хлопая ресницами, показательно бегал вместе со всеми по всему Дворцу, ища безобразного и бездушного вандала, который посмел осквернить святое. Его немного подвел случай – оглядевшись по сторонам и поняв, что за ним никто не наблюдает, он решил восстановить немного съехавший фингал под глазом на портрете Апостола Петра и потянулся поправить эту оплошность маркером. Давид и Сакий, наблюдавшие это действо из-за колонны, за которой они прятались, лишь переглянулись, воздевая к небу страдальческий взгляд. Давид тихо вышел из укрытия, молчаливой страшной угрозой надвигаясь на племянника со спины и в его намерении тогда сквозило совершенно твердое желание наложить на террориста руки. Поймав взглядом его тень, Вильгельм резко обернулся, улыбаясь дядюшке очаровательной и сверкающей улыбкой. К сожалению, выпавший из складок его одежд черный маркер, выдал преступника с потрохами. Мальчик все так же лучезарно улыбался, отступая к назад и обезоруживающе выставив перед собой руки, как бы говоря, что это была всего лишь шутка, но Давид с Сакием так не считали. Они решили взять Вильгельма в плен. Крадучись, загребая справа и слева, растопырив руки и хмуря кустистые брови, Апостол и Страж надвигались. Они старались прицелиться поточнее, пытались схватить мальчишку, который вдруг смиренно застыл у стеночки. А потом Сакий загорланил: