Запах Вереска (СИ) - "Kapkan" - Страница 72

На бесшумно отъехавшую в сторону одну из дверных створок никто не обратил внимание. Парни так и продолжали стоять с опущенными головами, но упрямо сжатые губы и блеск глаз давали понять, что они все еще не собирались отступать. Видя это, Кайрен все больше распалялся, и в его голосе уже появились рычащие нотки, от которых даже Салливан на мгновение съежился. Он был конкретно так взбешен. И хорошо знающие характер дяди Уолтер с Эдвардом отлично понимали настоящую причину этого тайфуна.

Со стороны могло показаться, что Кайрен просто помешался на полном подчинении, но это было не так. Да, он терпеть не мог, когда кто-то ему начинал перечить или не подчинялся его приказам (не будем тыкать пальчиком в того, кого это касалось), но вместе с тем он поощрял лидерские замашки своих любимых племянников. Он желал, чтобы они со временем набрались опыта и в будущем смогли встать во главе стаи. Он не вмешивался в их личную жизнь, не давил на них и часто смотрел сквозь пальцы на самостоятельно принятые решения. Главным образом потому, что они всегда отчитывались перед ним и Маркусом. Будучи детьми младшего брата, они просто боготворили Кайрена и старались быть для него самыми лучшими во всем и всегда. Преданно служа стае и защищая каждого его члена. Братья никогда не принимали опрометчивых решений, и каждый их шаг был взвешен, продуман до мельчайших деталей. Так было всегда до последних событий, когда глупые мальчишки исчезли, никому ничего не сказав и забрав с собой половину семейного арсенала. Они обманули и его, и родителей, подложив морок на кровную связь, тем самым скрыв опасность, которой подвергли себя. Мало того, так они еще и этого глупого юнца потащили с собой. Плюнув на то, что это всего лишь хрупкий человек и ему можно с легкостью переломать шею. И это еще что. Вишенкой ко всему этому был устроенный разгром в Лондоне, за который у него будет отдельный разговор. Альфа решит эту проблему в два счета. Его клану и так плевать на мирный трехсторонний договор, который ему еще припомнят. Для Валгири война никогда не кончалась. Все бы ничего, если бы к этой сладкой вишенке не добавились сливки в виде того сброда, который они притащили с собой. Головная боль, связанная с этим отребьем, уже маячила впереди. Так что альфа был сейчас очень далек от любых милосердных поступков, если это не было связано со сворачиванием шей. Одна такая шея как раз появилась в зоне досягаемости.

Алан был вообще очень воспитанным мальчиком. Потому молча облокотился о спинку кресла, подперев ладонью подбородок, и, меланхолично рассматривая узоры на дорогом персидском ковре, морщился после каждого рявка. Он даже успел восхититься виртуозному владению английского и запомнить особенно понравившиеся эпитеты, когда Кайрен с искаженным от бешенства лицом опять раскрыл рот. Вот тогда-то он и оторвался от своего мягкого укрытия и бесцеремонно отодвинул вздрогнувшего от неожиданности Уолтера с дороги. Они только сейчас заметили, что в кабинете были не одни. Ничуть не смутившись под тяжелым и предупреждающим взглядом златоглазого оборотня, Алан невозмутимо произнес:

- Следующий выпуск воспитательных работ мальчики послушают после краткой рекламы. Ты нам нужен в другом месте.

Голос ровный и спокойный, а вот напряженное тело выдает волнение, и в пепельных глазах застыло нервное ожидание. Золотые глаза прищурились и внимательно оглядели его с ног до головы. Помятый, с бледным лицом и царапинами на коже. В темной форме, заляпанной кровью и порванной кое-где. Грязные волосы взлохмачены, и вонь такая, что хочется прямо сейчас окунуть в воду, чтобы хоть немного сбить запах гари и бензина, который перемешивается с какой-то дрянью. Судя по всему, она уже успела выветриться, но не до конца, и он чувствует этот отвратительный запах. Раздражение поднимается с новой силой, и зубы аж сводит. Он смотрит в упрямое лицо и без слов понимает, что у него сейчас попросят. Можно сказать, что потребуют. Однако блондинчика ждет жесткий облом.

- Да? – насмешливо скалится оборотень и скрещивает руки на груди, – почему я должен куда-то идти?

- Потому что ты нужен, – упрямо отвечает Алан и, по-прежнему пытается остаться спокойным, но запах раздражения, исходящий от него, только усиливается.

- Тебя заклинило? – темная бровь удивленно поднимается.

- Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – сквозь зубы произносит он, – никто не может снять эти долбанные ошейники, кроме тебя.

Темноволосый альфа хмыкает, и уголок губ нервно дергается. Преувеличенно сосредоточенно рассматривая разбросанные на столе бумаги, он совершенно равнодушно произносит:

- И почему же я должен это сделать?

- Они умрут, если ты им не поможешь, – вот теперь Алану уже не удается удержать чувств.

- Вполне ожидаемо, – морщится альфа и опускается в кресло, стоящее за спиной, – меня абсолютно не интересует эта шваль, которую вы умудрились притащить в дом. Их спасли? Спасли, а что будет дальше, нас не касается. В течение часа они должны убраться из Блодхарта и вообще с этих земель. Сдохнут они или нет, это уже проблема их хозяев. Меньше народу – больше кислороду. Рыдать по ним не буду, не такой чувствительный. И вместо того, чтобы тратить сейчас мое время, лучше бы помылся что ли. От тебя воняет, как от выгребной ямы.

Сказать, что блондин был в шоке, это значит не сказать ничего. Он натурально уронил челюсть и растерянно переводил взгляд с совершенно безразличного лица старшего Валгири на отводящих глаза Уолтера и Эдварда. Те зло сжимали кулаки и бессильно молчали. Они не могли пойти против своего альфы, только не в вопросах, касающихся всей стаи. Их воля принадлежала ему, так же, как и их верность. Обоим совершенно не нравилось то, что происходило сейчас, но пойти против воли вожака значило бы бросить вызов. Алан смотрел на них и не узнавал тех, с кем жил столько месяцев. Тех, кто так рьяно защищал свою стаю и сейчас готов был дать умереть совершенно невинным существам. Охреневший внутренний голос, наконец, взял себя в руки и, рявкнув, привел в себя.

- Так легко дашь умереть себе подобным? – хрипло произнес блондин, все еще не веря происходящему абсурду, – ты охренел?

- Ты, кажется, кое-чего не понял, мальчик, – оскалился Кайрен и мгновенно подался вперед, – это не гребаная сказка, и я не крестная фея, которая помогает бедным и обездоленным. Они – мусор, который я давил в прошлом и буду давить в будущем. Мне глубоко насрать на твои нежные и сопливые попискивания по поводу творимой «несправедливости». Надеюсь, до тебя, наконец, дойдет, что я не очередной благородный герой твоего романа. Теперь взял жопу в руки и пошел вон!

А вот это было последней каплей терпения, только Кайрен этого не понял. Взмахом ладони послав лежащие на столе бумаги в свободный полет, Алан грохнул рукой по деревянной крышке. Оперевшись на руки, он уперся взглядом в глаза оборотня. Серебро глаз просто сгорело в льдистых всполохах голубого. Черты лица заострились, а губы сжались в тонкую полоску. Каждый мускул расслабленного минуту назад тела сейчас был напряжен до предела. Сейчас Салливан больше напоминал очень злого хищника, готового в любую секунду прыгнуть на свою жертву и разодрать ей горло. Смотря на него, парни, сами того не ожидая, начали медленно терять контроль и перекидываться.

- Ты, зарвавшийся кусок дерьма, – почти шипя, ровно, даже не повышая голос, произнес блондин, – даже если бы ты остался последней живой тварью на этой земле, все равно бы никогда не стал героем моего романа! Посмотрите на благородного мстителя с разбитым сердечком и обиженной моськой. Что, кишка тонка, воевать с равными себе, и теперь отыгрываешься на слабых?! Кому ты мстишь? Брюхатой девке, которую чуть не зарезала какая-то сука?! Тем малявкам, которые шарахаются от каждого тонкого писка?! Чем ты отличаешься от выблядков, сломавших тебя?!

Кайрен закаменел. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но внутри уже клокотала черная ненависть. А Салливан продолжал говорить. Тихо, ни разу не подняв даже на полтона голос, но каждое его слово ядом разъедало сердце. Американец разошелся настолько, что даже не замечал, как покрываются инеем стекла окон за спиной альфы. Как мигает свет и как тяжело скрипит мебель. Он не слышал скулеж Уолтера и Эдварда, схватившихся за головы и чуть ли не сползающих на пол.