Мне уже не больно (СИ) - "Dru M" - Страница 54

Хочу сказать «да», чтобы всласть напиться его отчаянием.

Хочу ударить его в самое сердце так же больно, как он ударил меня.

Но вместо этого из меня вырывается на выдохе:

— Нет.

Алик робко обрадовано улыбается, а я ненавижу себя за секундную слабость. Поэтому тут же отрезаю:

— Не думай, будто это дает тебе хоть какой-то шанс.

— Конечно, нет, — отзывается Алик мягко. Но я ловлю этом тоне признаки тактического отступления. Его «нет» звучит крайне неубедительно. — Но ты пойми, что я не просто так оборвал все связи.

— Разумеется, вся эта таинственная недосказанность и исчезновение из города несут в себе сакраментальный смысл, — тяну саркастически. Во мне не остается сил, чтобы доказывать ему, что я перерос жгучую отравляющую боль. Что я справился и иду дальше по жизни, не оборачиваясь на былое. Потому что именно в этот момент мне начинает казаться, что любые мои оправдания потеряют в искренности. Еще утром я бы сказал уверенно «мне уже не больно», но теперь я знаю, что это совсем не так. — Ты еще скажи, что не мог поступить по-другому.

— Не мог, — соглашается Алик упавшим тоном.

— Нет, мог! — цежу я сквозь зубы, распаляясь. На глаза выступают слезы обиды. — Если бы ты действительно хотел бы, то ты бы нашел способ.

— Как? — усмехается Алик грустно. — Ты поставил меня перед выбором: либо я не защищаю тебя, либо мы порываем. Но я не мог, никогда не мог ставить тебя под удар, понимаешь? Я уехал с единственной мыслью — до тех пор, пока я не избавлю своих близких, бизнес отца и тебя от бесконечно сыпавшихся угроз, я не вернусь. Но теперь все кончилось, — он разводит руками. — Мы подловили конкурентов на переписках и записях разговоров. Где было все: заказ моего отца, раздор, привнесенный якобы со стороны Романова, договоры на раздел награбленного…

— Ты исчез, — перебиваю его с отчаянием, прорывающимся в голос. — Ты бросил меня одного, хотя обещал, что мы будем вместе. Что ты думал, я сделаю? Буду ждать тебя месяцы, не получая ни весточки, буду подпитывать себя одной лишь надеждой, что ты вернешься и все будет охрененно? Так что ли?

Алик молчит.

Он дергается мне навстречу, но я резко качаю головой.

— Не надо. Не приближайся.

И тогда он прибегает к нечестному приему. Улыбается и произносит очень тихо:

— Я тебя люблю, Никит.

Кажется, даже переехавший меня грузовик не сделал бы мне больнее.

— Что тебе надо? — произношу безжизненным тоном, силясь подавить в себе рвущийся наружу отчаянный крик.

— Чтобы ты меня простил, — Алик смотрит на меня так, что на мгновение я испытываю легкое злорадное удовлетворение от того, что не у меня одного только что разбилось терпеливо склеенное сердце.

— Я тебя прощаю, — отвечаю я легко, будто выписываю ему пропуск в дальнейшую беззаботную жизнь. — Но все дело в том, что я тебя больше не люблю.

========== 8. Сбой в системе ==========

Если ад существует, то он наверняка покажется приятным местечком по сравнению с реальностью, в которую меня выбросило после воскресной встречи с Аликом. Полной невысказанных желаний, смятения, мучительной бессонницы в рое беспорядочных мыслей и пробуждений с гудящей головой.

И мне становится смешно от моих недавних убеждений, будто я все забыл. Нет. Ничерта.

Алика не вымыло из мыслей, он все время выжидал на задворках сознания, чтобы ворваться в мою голову и принести с собой привычные хаос и разрушение.

Мне звонит Катя, приглашая на выставку современного искусства, но я настолько брезгую ложью и умалчиванием, что невразумительно мычу про то, что не хочу сейчас с ней видеться. Я не рассказывал ей про Алика. И вряд ли когда-нибудь расскажу.

Мне звонит Дубль, предлагая выкупить на его деньги сеть из трех мелких кафешек на окраине города и заправлять ими вместе, переименовать и построить несколько новых заведений поближе к центру. Ему я честно отвечаю: «Поль, не в состоянии я сейчас думать о стартапах и играх в малый бизнес».

Мне звонит Вик и говорит серьезным едва не срывающимся на рык голосом:

— Я хочу раскроить придурку череп… Что ты молчишь, Воскресенский? Я же знаю, ты виделся с ним уже.

— И что это тебе даст? — отзываюсь меланхолично. — А самое главное, что это даст мне? Я его простил, мне от него ничего не нужно. В том числе его страданий.

— Я переживаю за тебя, — сознается Вик со вздохом. — Знал бы ты… Да я за тебя глотки готов рвать, Ник.

— Я знаю, — усмехаюсь грустно ему в трубку. — Но тут действительно ничего не сделаешь. Уж точно не грубой силой.

А потом в один из дней на выходе из подъезда меня окликает Антон.

Он стоит, прислонившись к капоту своего лексуса, и вяло машет мне рукой. Я подкатываю к нему и спрашиваю устало:

— Что, он снова за свое? Знаешь, ты ведь его беспроигрышное оружие. На кого тебя ни напусти, все сдаются без боя.

Антон пожимает плечами. Снимает солнцезащитные очки, которые скрывали его заплывшую щеку и образовавшуюся гематому под глазом, и протирает их полой хлопковой майки.

— Да нет, Алик с головой в подготовке к экзаменам, и он не хочет лишний раз тебя тормошить, — заявляет Антон с непривычной апатичной грустью, сквозящей в тоне. — Я так заехал, навестить. Честно, без наводок Алика, — Антон добавляет чуть обижено: — У меня, вообще-то, и своя голова на плечах есть. Я не бесплатное приложение к Милославскому.

— Да кто ж тебя обвиняет, — произношу примиряющим тоном и, невольно жалея его и теряясь от упадочного настроения Антона, которого ни разу не видел таким, спрашиваю: — Ты чего такой смурной?

— У меня пиздец на личном фронте, — криво усмехается Васильев. — Раненых уносят с поля боя, отстреливаемся из последних сил.

— Ульяна? — догадываюсь мгновенно.

Она единственная не звонила мне в течение всей недели, и только сейчас я понимаю, что нежданное возвращение Алика и Антона напрямую коснулось и ее.

— Угу, — Антон лезет в карман и достает красную бархатную коробочку, неловко подкидывая ее в руке. — Неудачный сюрприз сделал. Подъехал к ее дому… С цветами, музыкой, ну клоун натуральный. Она вышла на порог, посмотрела на меня. Строго-строго так посмотрела в глаза, потом на это посмотрела…

Антон открывает коробочку, и я гляжу с немым удивлением на тонкое золотое колечко.

— Ты охуел? — спрашиваю громко. — Ты ей предложение сделал что ли?

— Говорю же, неудачный вышел сюрприз, — простецки дергает плечом Антон и засовывает коробочку обратно в карман, глядя на то, как дети копошатся в песочнице на площадке неподалеку. — Короче, она захлопнула дверь у меня перед носом. Я все звонил и звонил, стучался, а потом ее отец выскочил в одном халате. С охотничьим ружьем. И что ты думаешь?

Я с напускной серьезностью оглядываю Антона и произношу, едва сдерживая смех:

— Ну, в тебе вроде нет дырок от пуль.

— Да он мне все колеса прострелил на тачке, — отмахивается Антон, морщась. — Пришлось вызывать эвакуатор и обратно катить на такси. Тот еще псих, этот Климов. А Уля… Даже слова мне не сказала.

— А что ты хотел? — спрашиваю с легким смешком. — Чтобы она тебе простила полтора года разлуки и радостно бросилась на шею?

Антон смотрит на меня своими пронзительными зелеными глазами и тихо тянет:

— Ну, ты же Алика простил.

— Это не одно и то же, — благодушное настроение во мне тут же сменяется защитной холодностью.

— А чем вы отличаетесь от простых смертных, позвольте уточнить? — хмыкает Антон беззлобно. — У вас любовь другого розлива? Внеземная и недосягаемая?

Его сардонический тон больно колет под ребра. Но кто я такой, чтобы судить Антона. Ему крепко досталось, и вовсе даже не за дело, а за поддержку друга. Потому что он за Аликом, как и Вик за мной, отправится и в огонь, и в воду.

— Я имею в виду, — поясняю спокойно. — Что это не одно и то же: простить и быть вместе, как и прежде.

— Разумеется, не одно и то же, — вздыхает Антон и снова улыбается, скрываясь за этой улыбкой как за непробиваемой стеной. Надевает солнцезащитные очки, и тот другой, хмурый и расстроенный Васильев исчезает. — Но одно — неминуемое следствие другого. Жизнь нам, понимаешь ли, Ник, дана для ошибок. Никогда не стоит сомневаться, сделать ли ошибку. Лучше сделать, чем потом мучиться догадками — вдруг, подфартило бы, и то не ошибка была бы вовсе, а джек-пот? Жизнь одна, да и она короткая. К чему тратить ее на сожаление и сомнения?