Сверхъестественное в первобытном мышлении - Леви-Брюль Люсьен - Страница 64

Эти обычаи особенно красноречиво свидетельствуют о том, до какой степени мышление в низших обществах ориентировано по-иному, нежели наше. Австралийцы и абипоны видят, как и мы, очень тяжелые раны, неизбежно ведущие к смерти. Однако их внимание не останавливается на этом, потому что коллективные представления навязывают им, так сказать, в виде предассоциаций или предпонятий связь между смертью и мистической причиной. Следовательно, для них раны могут быть лишь одним из тех способов, какими мистическая причина достигает своей цели, каковыми отлично могут служить и укус змеи, и остановка дыхания в воде. Но они не интересуются тем, что послужило непосредственной причиной смерти. Важна лишь истинная причина, а в определенных обществах она всегда имеет мистическую природу[22].

Приемы, употребляемые для обнаружения этой причины, соответствуют, естественно, представлению о ней. Обычно прибегают к гаданию, и преступник, изобличенный гаданием, немедленно подвергается казни. В Африке, у кафров или во французском Конго и других частях черного материка, где колдовские процессы особенно часты, общая схема судопроизводства представляется в следующем виде. Сразу после смерти какого-нибудь важного лица или в случае подозрительной смерти вообще собираются родственники, слуги покойного, а иногда и все население деревни, и «доктор» начинает свои магические операции, которые должны обнаружить преступника. Мисс Кингсли набросала нам захватывающую картину этих трагических собраний, где самый мужественный человек дрожит при мысли, что указания падут на него и меньше чем в минуту он погибнет, осужденный как жертва всеобщей ненависти и злобы, без всякой надежды на установление невиновности. Действительно, бывает, что осужденный подвергается казни сейчас же. Иногда, однако, он подвергается ордалии: например, он обязан проглотить известное количество яда, так что те, кто приготовляет дозу яда, наперед решают исход испытания. Европейцы, присутствующие при этом, не в состоянии увидеть здесь ничего, кроме ужасной пародии на правосудие. Однако упорство, с каким туземцы защищают свои обычаи, свидетельствует, что они для них тесно связаны с весьма важными коллективными представлениями, например с теми, которые относятся к болезни, жизни, смерти, общественному строю. Обычаи эти настолько же «необходимы», по их словам, с точки зрения пра-логического и мистического мышления, насколько абсурдными они кажутся нашему логическому мышлению.

Замечательно, что в обществах наиболее низкого из известных нам типа гадание часто применяется для обнаружения направления в пространстве, в котором находится убийца. В Австралии один весьма распространенный обычай заключается в рытье рва в том месте, где кладется тело покойника, и в наблюдении за направлением, в котором движется насекомое, вырытое лопатой. «За движениями насекомого, — говорит Грей, — следили с напряженным интересом, а так как крохотное существо сочло нужным ползти в направлении Гильфорда, то это послужило для туземцев новым доказательством виновности жителей той местности». Этот обычай упоминается также и Броу Смитом, который дал нам, впрочем, нечто вроде сводной таблицы употребляемых туземцами магических приемов. «Племя в округе Уэстерн-Порт (Виктория) и племена из окрестностей Перта (Западная Австралия) наблюдают за движениями насекомого, которое случайно выползает при рытье; племя в округе Мельбурн наблюдает за следом червя или подобного живого существа, черные йарры следят за направлением, которое выбирает ящерица, на Купер-Крике обращаются с вопросами к трупу, у устья реки Муррей и у бухты Встречи племена руководятся снами „доктора“, который спит, положив голову на труп, племена, обитающие по течению Муррея, наблюдают за глиной, покрывающей могилу, и по направлению самой большой трещины, которая образуется на глине, когда последняя высыхает, определяют направление, в котором следует искать колдуна».

В Центральной Австралии «через день или два после смерти туземцы процессией отправляются на то место, где она случилась, тщательно обследуют насыпной небольшой холмик, а также сырую землю вокруг него, чтобы обнаружить какой-нибудь след, выдающий убийцу. Если обнаруживается след змеи, то это считается надежным свидетельством того, что виноватый принадлежит к тотему змеи, так что остается выяснить, кто именно из членов тотема совершил преступление… Если следов не оказывается… то ждут, пока не начинает разлагаться тело: тогда брат и отец вдовы внимательно исследуют жидкость, стекающую с площадки, на которой лежит труп. Считается, что по направлению жидкости можно определить направление, откуда явился убийца. Если жидкость остановилась на некотором расстоянии, то убийца должен быть недалеко, если она течет далеко, то туземцы знают, что преступник принадлежит к отдаленному племени».

Точно так же на Новой Гвинее среди прочих приемов гадания Кунце указывает следующие: «В руку покойника кладут известковый раствор бетеля и краба, а к мизинцу привязывают нитку. Когда засыпают могилу, то дергают за нить и притаптывают могилу, крича: „Встань“. Дергание нитки начинает беспокоить краба, который двигаясь, разливает вокруг себя раствор. По направлению струек узнают, где следует искать колдуна». Наконец, в Гвиане, по сообщению Шомбургка, «даже смерть человека, скончавшегося от болезни, ставится в вину какому-нибудь неизвестному канаима (колдуну). Автор сообщения видел, как отец одного ребенка, умершего от водянки, отрезал у него большие пальцы и мизинцы рук и ног, бросил их в сосуд, полный кипящей воды, и вместе с остальными родственниками внимательно следил глазами за пальцами. В том направлении, куда выливающаяся кипящая вода выбросит первый палец, и должен находиться неизвестный убийца».

Все обычаи свидетельствуют о той особой важности, какую имеют для первобытного мышления отношения предметов в пространстве. Мы видели многочисленные доказательства, особенно ярко об этом свидетельствует та тщательность, с которой большинство языков низших обществ указывают, на каком расстоянии, с какой стороны, на какой высоте находится предмет или существо, о котором идет речь.

Тщательность объясняется отчасти «живописующим» характером языков, которые в очень малой степени выражают понятия, однако весьма вероятно, что в основе его лежит также и внимание, уделяемое этим мышлением направлениям в пространстве. Само внимание обусловлено мистическим значением направлений в пространстве (четырех кардинальных точек, или стран света) и множеством партиципаций, связанных с этими направлениями. Доказательства в пользу этого утверждения были приведены выше (local relationship австралийцев, мистическая символика зуньи и чироки, приписывающая каждой стране света определенный цвет, связывающая с ней конкретное животное, особое значение и т. д.). Вышеуказанные обычаи основаны на вере в подобного рода партиципацию, как обнаружение на только что взрытой земле следа змеи служит неопровержимым свидетельством того, что смерть вызвана членом тотема змеи, так и вырытое лопатой насекомое, ползущее на север, свидетельствует о том, что убийцей является член племени, живущего на севере. Если бы мы попытались увидеть в этом заключении логическую основу, то оно показалось бы нам абсолютно нелепым. Но в том-то и дело, что здесь нет логического вывода, перед нами процесс, свойственный лишь пра-логическому мышлению и именно поэтому почти не понятный для нас. Для данного мышления не существует случайных отношений. Насекомое, которое направляется на север, могло с таким же успехом ползти на запад, на юг или еще в каком-нибудь направлении. Если оно выбрало север, то это произошло потому, что между данным направлением в пространстве и тем, что пытается выяснить в настоящий момент пра-логическое мышление, существует мистическая сопричастность.

Тот процесс мышления, который логики обозначают софизмом post hoc, ergo prorter hoc, может помочь составить некоторое представление об этой сопричастности. Допустим, что необычный сбор винограда пришелся как раз на год, когда летом видели комету, или что война разразилась после полного солнечного затмения. Даже для мышления обществ более высокого типа подобные совпадения не кажутся случайными. В связи событий во времени усмотрят не просто случайную последовательность, будет установлена не поддающаяся ясному и отчетливому анализу связь между виноградом и кометой, войной и затмением. Перед нами живой пережиток того, что мы назвали сопричастностью. Мышление обществ совсем низкого типа, которое совершенно не знает случайных связей, т. е. приписывает мистическое значение всем отношениям, какие даны в его представлениях, с такой же охотой утверждают: juxta hoc, ergo prorter hoc (подле этого, следовательно, вследствие этого), как и «после этого, следовательно, вследствие этого». Смежность в пространстве так же является сопричастностью, как и смежность во времени, и даже больше, поскольку пра-логическое мышление уделяет пространственным определениям больше внимания, чем временным.