Провидица (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 25

С того дня, когда он остался один, ласс Корвель прошел суровую школу жизни из попыток унизить щенка, захватить власть в Уделе, покушений на наследника, ставшего сайером раньше времени. Он научился быть подозрительным, злым и жестоким. Научился карать. Не давал спуску за малейшую оплошность. Научился быть требовательным к себе и окружающим. Его уважали и боялись, хотя, пожалуй, боялись гораздо больше. Ласса это устраивало, потому что страх не давал забыть, что связываться с Корвелем не стоит. Даже Рагна помогала расслабиться, но он никогда ей до конца не открывался. Лишь маленькой лаиссе, так похожей на него, удалось пробить защитный панцирь.

И сайер понял то, что задело его в контрасте между женщинами, ехавшими в повозке. Катиль Альвран, как и он, была закована в доспехи обстоятельств. Кати знала, что ничего светлого и радостного не ждет ее в этой жизни, потому что при рождении получила ношу — дар провидения. Дар выделил ее из толпы обычных людей, он же превратил ее в игрушку, сначала родного отца, теперь его, Галена Корвеля. У лаиссы не было будущего. Катиль не ждала, как другие девушки, замужества, не мечтала о любви, не думала о детях. Собственный отец приучил ее к тому, что она лишена всех этих радостей. Девушка просто покорилась своей судьбе. "Если Судьба делает шаг, можно сопротивляться и бежать, или идти с ней в ногу". И Катиль шла, послушная своей судьбе. Она приняла одиночество. Должно быть, если бы ей дали возможность выбирать, маленькая лаисса просто скрылась бы в уединении, ушла от людей, видевших в ней орудие, способное предостеречь, раскрыть тайны, подсказать верный ход, но не живого и полного собственных надежд человека.

— К Нечистому, — тихо выругался Корвель.

Он был не исключением. Сайер не готов был отпустить лаиссу Альвран, потому что уже знал, что может это девочка. Для него она тоже была орудием. И единственное, чем он мог смягчить положение пленницы, это было его общество, которое оказалось приятно девушке, раз она смогла открыться вчера вечером настолько, что вытянула и Галена из его колючей скорлупы. Но мужчина лишил ее этого в угоду наложнице, черпавшей жизнь полной ложкой. И теперь Катиль Альвран вновь закрылась, а разряженная, сытая и довольная Рагна сияла, предвкушая удовольствия от поездки. Ее ждали развлечения, Катиль затворничество в покоях. И так будет всегда. Куда бы он ее не привез, лаисса Альвран будет сидеть под замком, чтобы случайно не открыть свой дар, если Святые вдруг решат послать ей видение.

— Да какого… — зло воскликнул ласс Корвель и оглянулся на ратников, в удивлении взиравших на господина.

Мужчина мотнул головой, отгоняя навязчивое желание подъехать к повозке и хотя бы спросить у синеглазого воробышка, удобно ли ей, не холодно ли. Сайер никогда не страдал жалостью, но сейчас ему было неприятно от себя самого. И большего всего злило то, что объяснить себе вдруг объявившегося стыда и жалость к девушке, он не мог. Корвель привык брать то, что ему надо, не мучаясь угрызениями совести. А сейчас мучился, хоть и понимал, рано или поздно, но кто-то другой мог быть ворваться в устоявшуюся жизнь благородной лаиссы, забрав из родного замка, имея все те же цели — завести домашнего оракула.

Женщины, не подозревавшие, что стали предметом размышлений сайера, осваивались в повозке. Рагна плотней запахнула меховую накидку и взглянула на лаиссу, сидевшую с закрытыми глазами и, казалось, совершенно безучастную к происходящему. Служанки возились с углями в большом горшке, закрепленном посреди повозки, дававшими тепло, чтобы наложница и лаисса не замерзли. Служанки косились на Рагну и Катиль, с любопытством ожидая, как те будут уживаться в дороге, вынужденные делить на двоих небольшое пространство повозки.

— Благородная лаисса, — позвала Рагна.

Кати открыла глаза и посмотрела на нее, ожидая услышать, что хочет от нее наложница.

— А вы бывали на турнирах?

— Была пару раз, — ответила лаисса Альвран.

— В столице? — оживилась Рагна и подвинулась поближе.

— Нет, — Катиль отрицательно покачала головой. — Отец и соседи иногда устраивают небольшие состязания между собой.

— Но это было интересно? — в глазах наложницы сайера горело неподдельное любопытство.

— Скучно, — лаисса пожала плечами. — Мужчина развлекаются любимым делом, доказывают друг другу, кто сильней. Но это турнир, настоящее испытание меняет многих.

Рагна некоторое время молчала, но вскоре вновь заговорила.

— Должно быть, вам было скучно потому, что это не королевский турнир. Гален рассказывал, что королевский турнир — это настоящее зрелище. Пока идешь до ристалища ты можешь слушать песни бардов, циркачи заполняют площадь, танцуют собачки, и даже есть медведь. Выступают актеры, а торговцы наперебой предлагают сласти. Это же чудо! — восхищенно воскликнула женщина. — И я все это увижу, мне просто не верится! — она захлопала в ладоши, радуясь, как малое дитя, но Катиль осталась равнодушна к прелестям королевского турнира. — Вам неинтересно? — спросила Рагна.

— Мне этого не дано увидеть, потому нет смысла вникать в радости развлечений, — ответила лаисса Альвран, вновь прикрывая глаза.

Наложница тоже замолчала. Она рассматривала Катиль внимательным взглядом, изучая спокойное и бесстрастное лицо.

— Я могу попросить господина, и он возьмет вас с нами, — наконец произнесла Рагна.

Кати едва заметно усмехнулась.

— Не стоит, я не люблю кричащих зрелищ, а сласти портят зубы, — девушка встретилась со взглядом наложницы сайера.

— А мне очень хочется увидеть, — улыбнулась Рагна. — И зрелища, и ристалище и поединки. Я никогда не была на турнире. Отец никогда не возил меня даже на турниры мелкопоместных лассов. И Гален, за те два года, что я живу в его замке, ни разу не устраивал ничего подобного.

— Думаю, вы отлично повеселитесь, Рагна, — ответила Кати и опять закрыла глаза, уходя в себя.

Ближе к вечеру отряд достиг гор. Дорога была накатанной и безопасной, и подъем начали без отлагательств. Катиль воспользовалась правом, данным ей сайером, и перебралась в седло одной из запасных лошадей. Рагна, державшаяся в седле хуже лаиссы, предпочла остаться в теплой повозке.

Сумерки постепенно все более сгущались, и ратники зажгли факелы. К вечеру небо расчистилось, и теперь было видно, как на небосводе загораются звезды. Дорога была достаточно широкой, потому останавливаться не стали, стремясь пройти за сегодня, как можно большее расстояние прежде, чем отряд остановится на ночлег.

Рёнгафт Туни не спускал мрачного взгляда с лаиссы, ехавшей рядом со своим дружком, старым Рагнафом. К сайеру она не приближалась, и сайер, хоть и поглядывал время от времени на девушку, не ждал ее и не начинал разговора, как это было до Дагейда. Туни сам не знал, чего он хочет от лаиссы, но он точно знал, что не хочет умирать. Неожиданно ему пришла в голову мысль, посещавшая раньше, но она казалась ему опасной, а сейчас, когда врата Смерти уже распахнулись, ратник решил, что смерть ведьмы может уничтожить проклятье. Недобро усмехнувшись, он набрался терпения и затаился, ожидая ночи.

— Лаисса Альвран, — Корвель все-таки не удержался и заговорил с девушкой.

— Да, ласс Корвель? — она перевела взгляд на сайера.

— Не ждут ли нас здесь неожиданности? — спросил он.

— Святые все еще молчат, сайер, — ответила Кати.

— Сколько это может длиться?

— Ведают только Святые, — лаисса пожала плечами.

Она вернулась к тихому разговору с Рагнафом и его подопечным, тем самым молодым ратником, с которым разделил хлеб возле руин из красного камня. Девушка больше слушала молодого и старого мужчин, желавших развлечь их невольную спутницу. Сейчас Катиль расслабилась и позволила себе такое невинное удовольствие, как беседа с теми, к кому она успела проникнуться доверием. Общение с Рагной лаиссе не досаждало, но и не вызывало интереса. Неловкость сохранялась между наложницей и лаиссой, не смотря на то, что Рагна Лёрд пыталась быть милой. Это была одна из причин, по которым Катиль покинула повозку.