Провидица (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 107

Десмунд сжал кулак и ударил по каменному склону. Катиль осталась безразлична к его ярости. Она села, поморщилась и потерла пальцами виски.

— Если бы ты пошла со мной добровольно, я бы не ударил тебя, — хмуро произнес ласс Альвран.

— И тебе милости Святых, братец, — усмехнувшись, ответила благородная лаисса.

Она поднялась на ноги и направилась вниз по склону.

— Куда собралась? — Десмунд поднялся следом.

— Разве я свободна, и ты больше никуда не хочешь меня вести? — спросила Кати.

Молодому лассу был незнаком этот взгляд, наполненный иронии. Вот такая Катиль ему вообще была не знакома.

— Ты изменилась, — заметил он, направляясь за сестрой.

— Нет, — девушка покачала головой, — просто я позволила себе быть собой.

— А кем ты была раньше? — полюбопытствовал брат, помогая ей спуститься с уступа.

— Призраком, — кратко ответила Катиль, и Десмунд не нашел, что сказать.

Они продолжали спуск. Ласс Альвран бросал короткие взгляды на сестру, на чьем лице не отражалось и малой толики волнения. Он все думал над ее словами, находил их справедливыми, но это раздражало еще больше. Сыновья старшего ласса Альврана были послушными и свято верили его слову. К тому же существовали устои и правила. Честь и слава рода — это мужчины, именно им отдавалось в семье основная забота и внимание. Дочери рождаются, вырастают до брачного возраста и уходят. Они родят потомство, но чужому роду, потому женщина, достойная уважения — это жена и мать, ибо она понесет в чреве своем будущее мужчины, и, если, Святые будут благоволить ему, то жена родит сына. Конечно, отцы любили и холили своих дочерей, с их помощью можно было найти хорошего союзника в лице рода ее будущего мужа. Дочерей вывозили на турниры, на ярмарки, на народные зрелища, где ее могли увидеть благородные лассы. Устраивали пиры с той же целью, и чем больше предложений получал отец благородной лаиссы, тем ценней была его дочь, потому что была возможность выбирать.

К Катиль же относились иначе. О ней заботились не ради того, чтобы выгодней продать. Лаиссе Альвран посчастливилось стать столь же ценной для своего рода, как и ее братьям. Она была их сокровищем, и заботой об ее удобстве и довольствии были полны мысли четырех мужчин. Какая иная лаисса могла похвастаться тем, что отец дорожит ею даже больше, чем сыновьями? Чаще всего лассы и сайеры воспринимали рождение дочери, как наказание Святых. И если рождались только дочери, то грехи рода замаливались всеми домочадцами и прислугой, пока род не получал благословение, и на свет не появлялся долгожданный наследник.

Род же Альвран был трижды благословлен Высшими силами рождением сыновей, и даже дочь несла в себе дар. У лассов Альвран не было повода сомневаться в том, что они любимы Святыми. И вдруг случилось то, что разом сразило их род. Катиль покинула замок, отец и два его сына находились в опасности, и он, Десмунд Альвран, сейчас должен был своими руками передать дар Святых в чужие руки, чтобы вернуть мужчин своего рода в их замок. Душа его протестовала против происходящего.

Ему не нравилось быть грубым с сестрой, ему не нравилась та мена, которую ему предложил советник короля, еще и Корвель подлил масла в огонь, породив сомнения в душе молодого ласса. Раздражало то, что слова Кати заставляли соглашаться с ней, отец и, правда, сглупил, решив вернуть дочь руками короля. Как известно, что дают Высшие силы, то может и уйти, если им угодно передарить свой подарок. Да, потеря сестры ударила по всем в замке. На нее полагались, ее видения и предчувствия были указующим перстом, спасением от смерти, верным советом, потому не стоило сомневаться, когда она просила не пытаться ее вернуть. Но равнодушие Катиль к участи ее родных бесило. Она открыто выбирала Корвеля, который вынудил ее покинуть отчий дом. Еще и эта их свадьба…

Десмунд не понимал, как можно так пренебрегать даром Святых?! Что князь, что сама лаисса Альвран. Кощунство всегда наказуемо. Не иначе Нечистый управлял этими двумя, нашептывая крамольные помыслы. Десмунд, отец и братья — они всегда преклонялись перед силой Катиль. И вдруг кто-то решает пренебречь великим даром, навлекая тем самым кару на весь их род, ибо Кати была веточкой древа Альвран.

— Я не понимаю! — наконец воскликнул Десмунд, останавливаясь.

— Что ты не понимаешь, братец? — спросила Катиль, обходя его.

— Как ты можешь оставаться так холодна к судьбе отца и братьев, — ответил Десмунд, снова обгоняя девушку. — Как можешь мечтать о свадьбе, предавая свой род и дар Святых?!

Он снова остановился и заступил дорогу сестре, не позволяя вновь показать ему спину. Катиль подняла голову и сощурилась, глядя на солнце, поднявшееся на небосклон. Она на мгновение задумалась о том, что сейчас делает Гален. Должно быть, он в бешенстве. Скорей всего, уже допрашивает воинов брата. А ведь сегодня отец Бальдур должен был соединить их… Лаисса вздохнула и перевела взгляд на брата.

— Моя душа чиста, в ней нет яда предательства, — ответила Катиль. — Отец должен был послушаться меня, он сам выбрал путь и повел по нему братьев. Мне жаль их, ибо они не смели ослушаться воли своего отца и господина. Он совершил ошибку, но платить за нее все равно придется мне.

— Король понимает цену твоему дару, — отмахнулся брат. — И ты не смеешь упрекать отца, им двигала любовь к тебе…

Катиль невесело усмехнулась и все-таки обошла Десмунда.

— Ко мне? — переспросила благородная лаисса. — Брат, ты сам не веришь тому, что говоришь. Отец всегда любил то, что сокрыто во мне. Я всего лишь сосуд, наполненный благодатью Святых Защитников. Гален первым узрел во мне человека.

— Потому ты с такой легкостью предала нас? — ядовито спросил ласс Альвран, снова заступая ей дорогу.

— Я никого не предавала, — ответила Кати, сердито глядя на брата. — Я отплатила вам заботой, отдав себя в руки безжалостного сайера. Я шла в неизвестность ради того, чтобы вы жили. К чему было тягаться с тем, кто был изначально сильней и опытней вас? О чем думал отец, отправляясь за помощью к королю, когда все знали, что наш венценосец благоволит сайеру, потомку княжеского рода. К тому же отец не мог не понимать, что короля может заинтересовать, почему сайер Корвель осадил замок мелкопоместного ласса Альврана. Мой путь дамой был заведомо закрыт в то мгновение, когда я вошла в стан Галена Корвеля. Не он, так король должен был стать моим новым хозяином. Так в чем же моя вина, братец? Может, в том, что я несу в себе силы, столь желанные теми, кто хочет знать будущее?

Десмунд отвернулся и первым продолжил путь. В нем боролись противоречия. Он не мог не согласиться с сестрой. Короля, действительно, не могло не заинтересовать, почему сайер осадил замок ласса, вассала Его Величества. Если он пошел на это, то в замке должно скрываться нечто ценное. Стоило признать, Катиль была потеряна для них в то мгновение, как сайер Корвель решил осадить их замок. Далее хранить секрет о даре лаиссы Альвран они бы не смогли. И даже вернув ее домой, нельзя было ручаться, что не нашлись бы еще охотники вновь похитить девушку.

— Мы всегда считали тебя благословение нашего рода, — произнес Десмунд, — а вышло, что ты стала проклятьем.

— Дар Святых не всегда приносит счастье, — грустно улыбнулась Катиль. — Мне от него лишь горе. Я вижу смерти, проживаю мгновения чужих жизней, чувствую их боль, гнев, страх, горе. Почему-то добрых видений у меня гораздо меньше, чем жестоких. Но хуже этого то, что я всего лишь магический шар предсказателей для тех, кто хочет владеть мной. Вслушайся в это слово, братец — владеть. Я всего лишь вещь, которую нужно спрятать в сундук и навесить пудовый замок, чтобы не добрались воры. Теперь вот стала разменной монетой. Так чему же я должна была радоваться? Я приняла, уготованную мне участь, и была послушной дочерью, дававшей своему роду то, что от меня ожидали. — Десмунд остановился и взглянул на сестру, затем протянул руки и помог спуститься с высокого уступа.

— Мы всегда любили тебя. Я любил тебя, Кати, — произнес он. — Нам всем было жаль, что ты оказалась заточена в своих покоях, как принцессы из легенд в высоких башнях, и мы старались радовать тебя, но ты всегда пренебрегала нами, оставаясь отстраненной, холодной и высокомерной.